— Парк аттракционов? — поинтересовалась Рика, и водитель тут же ответил:
— Да, «Сантопия» называется. Но с ноября по март он не работает.
Когда они проезжали поселки, среди домов встречались старые курадзукури[64] — их темные стены с зарешеченными окнами вызывали тревогу.
— Здесь многие используют курадзукури под жилые помещения или магазины, — пояснил водитель. — Пейзаж, как в манге «Аяко» Тэдзуки Осаму, да?
Наконец они прибыли к месту назначения — небольшому скоплению домов, с трех сторон окруженных полями. Рика вышла из такси и тут же горестно воскликнула:
— Ого, как холодно! У меня сейчас уши и нос отвалятся.
— Да уж, токийские девочки те еще неженки, — засмеялась Рэйко.
Даже не сравнить с холодом, который продрал Рику до костей, когда она ходила есть рамен. Теперь она могла понять, почему Манако так легко заставила себя выбраться ночью из теплой, согретой мужчиной постели. Токийский холод для нее сущий пустяк.
Дом с табличкой Kajii занимал где-то тридцать пять цубо[65]. На площадке перед домом стояла старенькая «Тойота». Затаив дыхание, Рика осмотрелась, стараясь ничего не пропустить. Два этажа, окрашен в бледно-желтый цвет — такие дома есть и в пригородах Токио. На покатом козырьке над дверью скопился снег: кажется, вот-вот соскользнет вниз. Стоило Рике подумать об этом, как за спиной раздался глухой «бух» — пласт снега сорвался с электростолба. Из окна второго этажа на них смотрели мягкие игрушки. Огромный бежевый плюшевый медведь с блестящими глазами-пуговицами улыбался в пустоту.
Рэйко тихо заметила:
— Какой-то этот дом совсем обычный, да? Курадзукури, что мы по пути видели, и то интересней…
Они поднялись на крыльцо и нажали кнопку звонка. Дверь осторожно приоткрылась, и из дома выглянула тихая на вид женщина. Рика представилась первой. Затем настал черед Рэйко:
— Саяма Рэйко. Фотограф. Приятно познакомиться, — отчеканила она с коротким поклоном.
— Здравствуйте. Проходите… Дорога у вас выдалась длинная…
Седзи Анна, в девичестве Кадзии Анна, была совершенно не похожа на свою старшую сестру. Бесцветные губы, слегка припухшие веки, хрупкая фигурка… Черты лица невыразительные, но глаза смотрят живо. Рика знала, что ей двадцать восемь, но в свитере крупной вязки и длинной клетчатой юбке Анна вполне могла сойти за студентку. Только белизной и мягкостью кожи сестры походили друг на друга.
Рика и Рэйко разулись и оставили в прихожей верхнюю одежду. В манерах Анны и в том, как она разговаривала с ними, не чувствовалось настороженности, какая обычно бывает у людей, невольно ставших мишенью журналистов. Напротив — в том, как спокойно она вела себя, сквозило доверие.
Едва ступив в гостиную, Рика почувствовала, как ее охватывает ностальгия. Запах керосинового обогревателя напомнил о зимней часовне при школе для девочек. Просторная комната была хорошо прогрета. Пол застелен ковром с длинным ворсом, из мебели — пианино, стол со стульями, диван под кружевным покрывалом, стеклянный журнальный столик и плазменный телевизор на стене. Не то чтобы в гостиной царил беспорядок, но было пыльно, а стопки журналов тут и там, мягкие игрушки и множество комнатных растений разной высоты наводили на мысль о том, что ни мать, ни младшая сестра Манако не стремились создать уют. Впечатлительная Рэйко тихо кашлянула.
— Сестра так часто пишет о вас в письмах, что у меня чувство, будто мы давно знакомы. Я рада встрече. В последнее время журналисты оставили нас в покое, признаться, мы устали от них…
Анна усадила Рику и Рэйко за обеденный стол. Выцветшие подушки на стульях казались бесформенными и прохудившимися. Стол покрывала блестящая клеенка в мелкий цветочек. Из огромного поттера женщина налила кипяток в заварочный чайник.
— Манако часто неправильно понимали. В нашем сообществе она сильно выделялась. Только я с ней и ладила. — В серьезном голосе Анны слышалась толика гордости. — Но она вовсе не такая, как ее рисуют СМИ. Манако всегда была заботливой, она не могла отказать тем, кто на нее полагается, — привыкла вести себя как старшая. Все те мужчины… они любили мою сестру, и мне кажется, что ей не хватало духу отвергнуть их чувства, вот в итоге все и затянулось. А может, какая-то женщина приревновала Манако и подставила ее? — Крылья носа Анны мелко подрагивали.
Отогревшись, Рика подумала, что в гостиной даже жарковато. Несмотря на важность разговора, она никак не могла сбросить с себя сонливость.
— Скажите, а ваша мама…
— Она спит на втором этаже. Я предупредила ее, что вы придете, но она больше не хочет встречаться с журналистами. В последние несколько лет у нее начались проблемы со спиной, и она редко выходит из дома. Хорошо еще, что я здесь…
Рика удивилась. Мать Кадзии Манако — примерно ровесница ее матери — раньше не отказывалась от интервью. Она с удовольствием и даже какой-то гордостью вещала о своих методах воспитания. С чего бы это она вдруг замолчала?
Чайный сервиз явно был парадный. На белых стенках чашечек виднелись блеклые коричневатые следы. К чаю Анна предложила рисовые крекеры в целлофановой пачке: такие продаются в супермаркетах по всей Японии.
Рика снова оглядела комнату. На пианино давным-давно никто не играл. На крышке беспорядочно громоздились фарфоровые фигурки: видимо, сувениры из поездок, кокэси[66] и прочая мелочь. Ковер на полу выглядел пыльным, ворс протерся и вылез. Тем не менее чувствовалось, что у каждой вещи в этой комнате есть свое место, и малейшая попытка переставить что-то тут же вызовет возмущение.
Комнатные растения были здоровыми: густая листва, яркая зелень… Должно быть, за ними хорошо ухаживали, раз они даже в холодную зимнюю пору выглядят прекрасно. В том, как были разложены журналы и расставлены игрушки, тоже проглядывалась какая-то логика….
Рика бросила короткий взгляд на раздвижную дверь из непрозрачного стекла в торце комнаты. Может быть, мать Манако за ней?
Затем внимательно рассмотрела большую старую фотографию в рамке на пианино. На ней две девочки в теплых лыжных костюмах — одна постарше, другая еще совсем маленькая — возились в снегу на фоне зимних гор. Взгляд старшей, крепко сбитой и высокой, был устремлен прямо в камеру.
— Это вы с сестрой?
— Да. Манако тут в третьем классе, а мне всего два года. Сестра всегда была главной во всех наших играх, — с ностальгией улыбнулась Анна.
— Выглядит она старше…
— Да, Манако очень быстро росла. Кажется, где-то в этом возрасте у нее началась менструация.
— В девять лет? Как рано…
Рика попыталась вспомнить, сколько ей было, когда пришли первые месячные, но не смогла. Одиннадцать? Двенадцать? В средней школе и бедра, и грудь у нее еще были плоскими, созревание задерживалось, но ее это не слишком беспокоило. Скорее наоборот, радовала возможность подольше оставаться тоненькой, когда девочки вокруг уже обзавелись женственными округлостями.
Рэйко получила разрешение переснять фото для архива. Пообещав, что оно не будет опубликовано, она достала из сумки большую камеру со вспышкой.
— Уже в то время сестра плохо ладила с матерью. Думаю, мама просто не знала, как себя вести с так быстро взрослеющей дочерью. Мама у нас очень активная, деятельная и по-мужски резкая. Нас с Манако она любила одевать как мальчиков. Неожиданно проснувшаяся женственность Манако приводила ее в замешательство. Сестра и сама со временем стала холодно общаться с матерью, но благодаря отцу это не сильно бросалось в глаза — он умел сглаживать углы. Манако с папой поразительно хорошо ладили — настолько естественно, что мне и в голову не приходило ревновать ее к нему.
Окинув комнату беглым взглядом, Рика нигде не обнаружила фотографий родителей Манако и Анны. Скорее всего, их убрали подальше после смерти отца семейства.
— А, точно, — Анна хлопнула себя по лбу рукой. — Манако просила меня, чтобы для начала я сводила вас в молочное хозяйство по соседству.
— Молочное хозяйство?
— Манако с детства дружила с нынешним владельцем хозяйства Акиямой. Они и в старшей школе в одном классе учились. С ранних лет мы были частыми гостями в их доме, как-то даже ходили смотреть на рождение теленка. Отец считал, что это важный опыт. Идемте, хозяйство всего в пяти минутах пешком. А после можно будет на могилу отца зайти. Сестра просила, чтобы я сводила вас и к нему тоже.
Видимо, Анна вела себя так уверенно благодаря полученным от Манако инструкциям. Рика подумала мельком, что и сама, наверное, так выглядит, когда выполняет указания Манако.
Судя по тому, как спокойно Анна вышла на улицу, холод ее не сильно беспокоил. Она быстро зашагала по заснеженной тропе — снег поскрипывал под ее ногами. Рика и Рэйко поспешили следом.
Мороз снова пробрался под одежду. В носу засвербило. Больше всего Рике хотелось вернуться в разогретую комнату — пусть даже пыльную и неуютную. Все мысли крутились вокруг желания оказаться в тепле. На фоне гор впереди высилось колесо обозрения «Сантопии». Как Рика ни старалась представить, чем жила Кадзии Манако, у нее ничего не получалось.
Когда они приблизились к молочной ферме, послышалось мычание, а ветер принес запах шерсти и чего-то вроде схватившегося сыра. Потом к этим запахам добавился сладковатый аромат сена. Анна, Рика и Рэйко надели бахилы и прошли в хлев. Запертые в стойлах молочные коровы настороженно замычали при виде гостей. То ли из-за дыхания коров, то ли из-за системы обогрева в хлеву было тепло.
— Эй, привет, это я, Анна! Привела гостей из Токио! Рику и Рэйко! — крикнула женщина вглубь помещения.
Тут же раздался низкий мужской голос.
— Здравствуйте! Акияма, рад знакомству. Я уже слышал про вас. Хотите, проведу экскурсию? В такую погоду на улице особо не погуляешь…
Раз Акияма учился в одном классе с Манако, ему было где-то тридцать пять. Крупный, высокий мужчина разительно отличался от коллег-ровесников Рики, хотя ей сложно было сформулировать, чем именно. Кожа у него выглядела на удивление белой, а нос и щеки — румяными. Из окруженного щетиной и мелкими морщинками крупного рта при каждом выдохе вырывались облачка пара.