— И при всем желании вы бы не смогли пригласить к себе сразу десять гостей. Пусть у вас было много поклонников, но это было бы слишком: собрать в одном месте всех мужчин, с которыми вы переписывались на сайтах знакомств. Ваш предел — один из кавалеров и младшая сестра. Всего двое. И то не факт — ведь вы так много лгали всем, что познакомить кого-то из своих мужчин с членом семьи наверняка вышло бы вам боком.
Все это время Рика не отрывала взгляда от Манако. Кажется, та едва заметно улыбнулась.
— Возможно, ваша главная беда состоит в том, что все ваши таланты вы могли проявить только перед мужчинами, с которыми встречались в определенный момент. Вам недоставало беззаботной веры в завтра, в то, что однажды что-то изменится. Когда вы осознали, что у вас нет шанса блеснуть запеченной индейкой перед кем-то, вы почувствовали себя в ловушке. До вас дошло, что и на курсах скоро не найдется для вас места. Вы разом возненавидели всех учениц мадам, благополучных, уверенных в завтрашнем дне. «Салон Миюко» был единственным местом, где вы могли, а точнее пытались, быть искренней, и когда вы поняли, что все рухнуло, решили разгромить его.
Теперь Манако улыбнулась по-настоящему. Как школьница, встретившая подругу по пути в школу. И Рика вдруг поняла Тидзу: Манако и правда была милой.
— Тидзу сказала, что вы занимались очень увлеченно. Наверное, она и была той самой женщиной, которую вы посчитали достойной своей дружбы?
— О чем вы? Какая еще Тидзу? Ничего не понимаю, — ответила Манако наигранно-сладким голоском. Однако глаза ее увлажнились. К тому же от Рики не ускользнуло, что кожа вдруг приобрела нездоровый оттенок.
— А я вот хочу как-нибудь найти время на то, чтобы запечь индейку, — сказала она. — Едва ли я смогу собрать у себя десять человек, не так много у меня знакомых. Да и квартира маленькая, столько гостей в ней просто не поместятся. И духовки у меня нет, с этого и надо было начинать. В общем, сплошные препятствия. Но если я приобрету жилье побольше, вот тогда я попробую приготовить это блюдо. И если вас оправдают в суде…
Перед глазами предстала квартира, которую на днях показала Ямамура. Рика замолчала на мгновение, но потом закончила:
— Если вас оправдают в суде, непременно приходите попробовать мою индейку.
Манако вдруг разрыдалась, и Рика подумала, что та ее искренняя улыбка была лишь попыткой сдержать слезы.
Слезы были настоящими. Из носа Манако потекло, и она по-детски утирала его пальцами. Не будь между ними акриловой перегородки, Рика непременно протянула бы платок. Но платок у нее самый простой, белый. Вряд ли такой понравится Манако. Надо бы на выходных съездить в торговый центр и купить красивых платочков с цветочным узором.
15
На номерном билете[84] Рики перемешались счастливые и несчастливые числа.
Ранним утром она привела для верности к зданию суда трех стажеров и Китамуру, но в итоге именно ее билет оказался выигрышным. Никогда прежде ей так не везло. Хотя был будний день, попытать счастья пришли больше трехсот человек — и она оказалась одной из шестидесяти пяти случайных лиц, допущенных на слушания! Иначе как судьбой это не назовешь.
Всеобщее внимание привлекала группа женщин средних лет — поклонниц Кадзии, которых в СМИ окрестили «девочки Кадзиманы». Все — в платьях нежно-голубых или розовых цветов и в кардиганах поверх, все — с красиво уложенными волосами.
Пахло влажной листвой и солнцем. Еще только май, но солнце уже щедро дарит тепло, вот-вот наступит полноценное лето. Рика поблагодарила Китамуру и стажеров, попрощалась с ними у метро и, сжимая в руке билетик, отправилась к входу в здание. Лифт оказался забит такими же, как и она, счастливчиками. На нужном этаже толпа вынесла Рику в коридор, где на досмотр уже выстроилась очередь. В который раз Рика отметила, что досмотр в Верховном суде похож на проверку багажа в аэропорту. После досмотра она встала в новую очередь — на этот раз, чтобы войти в зал.
Наконец деревянная дверь распахнулась, и толпа начала просачиваться внутрь. Тем, кто не хотел засветиться в СМИ, предложили еще немного подождать, пока не закончится съемка зала для новостных выпусков. Рика светится не хотела. Стоя у окна, она задумчиво наблюдала за очередью, которая все еще тянулась внизу.
С первого слушания прошел целый год, и интерес СМИ к делу Манако за это время успел остыть, но серия публикаций в «Сюмэй» словно подбросила дров в огонь. Кстати, в «Сюмэй» уже начали поговаривать об издании книги.
Последняя, шестая по счету, часть была посвящена «Салону Миюко» — тому, как Кадзии Манако держала себя там, а также ее аресту, времени, проведенному в заключении, и текущим размышлениям.
Рика исключила все, что сама узнала про «Салон Миюко», и изложила взгляды Манако. На встрече в тюрьме, когда Манако начала выставлять учениц салона зазнайками, Рика наконец сообщила ей, что под вымышленным именем посещала курсы и познакомилась там с Тидзу. После этого Манако стала отвечать на вопросы Рики куда сдержаннее. Она признала, что до того прискорбного случая с индейкой чувствовала себя на курсах комфортно. И при всей своей нелюбви к женщинам об ученицах Миюко она отзывалась, пожалуй, даже с теплом.
— Я о многом расспрашивала их. И старалась относиться с пониманием, пусть и наперекор собственным взглядам, — заявила она. От критики тоже не воздержалась: — Я единственная практиковала полученные навыки. Никто из них не относился к учебе серьезно. Мне кажется, не так уж они и любят своих мужей или кого там. Очень холодные женщины.
Рика притворилась, что согласна с ней, и Манако разговорилась еще больше. В итоге, соединив рассказы Манако, комментарии Тидзу и то, что видела своими глазами, Рика смогла всесторонне описать ситуацию. Ей хотелось хотя бы немного реабилитировать «Салон Миюко» и его учениц в глазах общества, и, кажется, у нее получилось.
Заняв место в зале, Рика огляделась по сторонам. И прокурор, и адвокат сидели с непроницаемыми лицами. Ямамуры не было видно. В последнее время Рика подзабросила поиски жилья и чувствовала себя виноватой перед женщиной, которая старалась подобрать ей хороший вариант. И тут и там Рика видела знакомые лица журналистов. «Наверное, ждут жареных фактов», — подумала она, и по языку разлилась горечь.
Судья объявил о начале заседания — его голос звучно разнесся по залу. Ввели Кадзии в наручниках. Внутри все сжалось. Рика знала, что Манако изъявила желание присутствовать, но до конца не была уверена, что та появится: присутствие обвиняемого на апелляционном суде не считается обязательным.
Судья попросил Манако представиться, и та тихо ответила: «Кадзии Манако». Затем так же тихо подтвердила свою дату рождения и села рядом с адвокатом.
После тесной комнатки для свиданий Манако странно смотрелась внутри до нелепого огромного зала с высоченным потолком. Рика подумала, что она напоминает десерт из баварского крема. Очень мягкий, но одновременно упругий и хорошо сохраняющий форму. Парадоксальное сочетание силы и слабости. Впрочем, нет. Слабости сегодня в Манако больше. На матовой коже розовеют полные губы красивой формы; темные глаза, глядящие в пустоту, кажутся заплаканными, молящими о помощи. Даже не верится, что во время первого суда и на встречах с Рикой она держалась так самоуверенно и высокомерно.
Манако грустно вздыхала так, что ее плечи вздрагивали. Одета она была в простую, подходящую скорее для дома одежду: мешковатое угольно-серое платье из плотной ткани, скрывающее фигуру, легинсы вместо колготок. Однако даже с большого расстояния Рика поняла, что на ней хороший жесткий бюстгальтер, придающий форму полной груди. Вполне возможно, что слухи правдивы, и Кадзии надела на слушание комплект белья, подаренный поклонником, — в ее «группе поддержки» оказалось немало мужчин.
Рика перевела взгляд на адвоката — подтянутого скуластого мужчину с зачесанными назад длинными волосами. Круглые очки, проступающая щетина… Невзрачный на первый взгляд, на самом деле он был хорошо известен в профессиональных кругах. Рике пару раз приходилось брать у него интервью о крупных делах, которые он вел.
Манако сидела потупившись, только иногда вдруг поднимала широко распахнутые глаза и грустно вздыхала так, что ее плечи вздрагивали.
Ее адвокат начал зачитывать основания для апелляции. Время от времени Манако поворачивалась к нему, слегка склоняя голову набок, словно хотела себя приободрить.
Наблюдая за ней, Рика чувствовала себя так, будто вдруг пробудилась от долгого сна. Почему она так увлеклась Кадзии Манако за последние полгода? Как умудрилась подпасть под ее влияние? Ерунда какая-то. Сейчас, в этом зале, осунувшаяся Манако казалась беспомощной слабовольной женщиной, от которой ничегошеньки не зависит. Может, у нее и не было никаких особых желаний, и попала она сюда лишь потому, что плыла по течению? Позаимствовала самую распространенную в обществе систему ценностей и попыталась подстроиться под нее. Ведь если подумать, все то, к чему стремилась Манако, имело вполне конкретную денежную стоимость.
Кадзии вдруг вскинула голову — кажется, пыталась отыскать кого-то глазами в зале. Рика попыталась поймать ее взгляд, но он был неуловим, словно юркий светлячок.
Повод, послуживший причиной апелляции, оказался не слишком значительным. Обнаружилось, что за четыре дня до смерти покойный Ямамура Токио оставил в книге отзывов пристанционного кафе, куда частенько захаживал, запись, в которой можно было углядеть суицидальные мысли. Кафе должно было закрыться в скором времени, и владелец сел перечитывать записи; написанное показалось ему странным, и он обратился в полицию. Экспертиза подтвердила, что почерк принадлежит покойному Ямамуре.
Заседание длилось недолго — какие-то полчаса. У Манако не было возможности и слова вставить. Судья признал записку Ямамуры подлинной, но дату второго заседания апелляционного суда пока что не объявил.