средним кругам немецкого общества, создатели сентиментальной и бюргерской поэзии XVIII в. от Галлера до Клопштока, писали на родном немецком языке; ученая литература, творцами которой были по большей части тоже люди из бюргерской среды, писалась тогда по преимуществу на латинском языке. Но высшие слои немецкого общества, дворянская аристократия, предпочитали говорить по-французски. И немецкое масонство также довольно быстро подверглось французскому влиянию — и притом не только внешнему влиянию в отношении языка и терминологии, но и влиянию внутреннему, усвоив себе в очень короткий срок главнейшие особенности и своеобразные черты французских масонских лож. Англия дала, в сущности, только внешний толчок немецкому масонству, и хотя в основу первых немецких лож была положена английская «Книга конституций», составленная Андерсоном, и ритуал Прихарда16, но простота этой конституции, ясность поставленных целей, отсутствие сложной иерархии (признание только трех ступеней), дворянской исключительности и фантастических обещаний открыть на высших ступенях сверхчеловеческую мудрость уже рано перестали удовлетворять немецких масонов. В дальнейшем же они, как мы увидим ниже, быстро прониклись духом французского масонства, его аристократическими притязаниями, его исканиями высшей мудрости, недоступной для простых смертных, его дворянским тщеславием; и только в немногих местах и среди не пользовавшихся большим влиянием немецких масонов сохранялся первоначально простой и чуждый каких-либо особых притязаний английский тип масонских лож. Но, конечно, главную роль в этом быстром изменении и вырождении немецкого масонства сыграли не чужеземные французские влияния, а внутренние предрасположения к ним в самом немецком обществе — те мистические настроения, те поиски за таинственным знанием, которыми так обильна была умственная жизнь в Германии в XVIII в., и тот дух сословной исключительности, который доминировал в общественной жизни того времени; мы говорили о них уже выше, и в дальнейшем нам придется еще не раз коснуться их.
Первоначальное масонство — такое, каким оно зародилось в Англии, — не было тайным обществом; это был, в сущности, открытый для всех союз людей, связанных стремлением к внутреннему самосовершенствованию, к жизни в духе братской любви и внутренней свободы; доступ в него был открыт всем желающим, и его уставы и цели не были окружены покровом тайны: они были опубликованы во всеобщее сведение путем печати, и только обрядность ордена, его интимный ритуал до некоторой степени был закрыт для непосвященных. Внутри ордена господствовало равенство между его членами, и всякий мог быть выбран на любую орденскую должность — вплоть до Гроссмейстера; члены ордена подчинялись только тем уставам и правилам, которые они себе сами дали. Иерархия внутри ордена была крайне несложна, и в ложах существовало только три степени (ученика, товарища и мастера), причем переход из одной степени в другую был всем доступен и не сопряжен ни с какими особенными трудностями.
Эта простота в организации ордена и ясность его целей с самого начала перестали удовлетворять те круги немецкого общества, в которых масонство получило наибольшее распространение и популярность. Среди молодежи половины XVIII столетия было очень много маленьких Фаустов, стремившихся подняться выше чувств и мыслей обыкновенных людей, прорвать все традиционные способы познания, сразу проникнуть в сущность мироздания и познать все тайны бытия. Это были своего рода «сверхчеловеки», считавшее себя избранною ратью и с аристократическим презрением смотревшие на прочее человечество.
В литературе XVIII в. был в моде тип такого «сверхчеловека» с печатью никогда не исчезающей серьезности на лице, со скрытым огнем в глазах. Эта демоническая фигура, окруженная постоянной атмосферой чудес, наделенная каким-то высшим знанием и вызывающая к себе величайшее почтение и страх во всех окружающих, была особенно предметом культа со стороны образованной аристократической молодежи, в которой далеко еще не заглохло чисто дворянское стремление чем-нибудь выделить себя из толпы обыкновенных людей. Образование и воспитание уже мешали представителям этой молодежи кичиться происхождением, как это делали их предки, но они еще не могли отделаться от привычки сверху вниз смотреть на остальное общество и стремились обособиться от него в замкнутых кружках, в таинственных обществах. И мы увидим ниже, как гармонировала с этими стремлениями организация позднейших немецких масонских лож с их замкнутостью и таинственностью, с их претензиями на высшую, доступную только немногим мудрость, как льстила дворянскому тщеславно та сложная иерархическая лестница масонских чинов и званий, которую завели у себя немецкие масоны по образцу французских.
Но маленьким Фаустам XVIII в. не хватало очень многого для того, чтобы стать подлинными Фаустами, — и прежде всего способности к самостоятельной мысли и энергии в работе. Век просвещенного абсолютизма наложил на них вполне определенную печать и привил им прочные привычки к пассивному подчинению и к опеке сверху. Поэтому-то в поисках за вышей мудростью они больше полагались на откровения, которые им будут сообщены другими, но большей частью неизвестными, таинственными лицами, хранящими с незапамятных времен сокровища всеобъемлющего знания, передающими их под покровом величайшей тайны немногим избранным, чем на собственные усилия. Отсюда обилие среди масонов
XVIII в. всякого рода самозваных начальств, объявлявших именно себя обладателями кладезей масонской премудрости и, несмотря на вполне очевидное шарлатанство, добивавшихся к себе полного доверия. Никогда ни раньше, ни позже в Германии не появлялось столько шарлатанов и обманщиков, никогда самая вздорная похвальба своей чудодейственной силой и чудесным знанием не встречала к себе такого легкого доверия, как именно в этот век причудливо перевившихся мистических исканий и рационалистического просвещения. И эта вера в существование где-то скрывающихся в тиши и от времени до времени объявляющихся кудесников знания, высших жрецов масонства должна была с самого начала разрушить простую организацию первоначального масонства, при которой всякий член ордена знал и других членов, и свое начальство; появились многочисленные легенды о существовании «неизвестных начальников», которые стоят по своим знаниям выше избранных мастеров и Гроссмейстеров; им охотнее подчинялись, чем выборным властям, за ними признали право назначения на масонские должности, и уже благодаря этому принцип братства и равенства был совершенно извращен даже во внутренней организации самих масонских лож.
Обратимся теперь к фактической истории немецкого масонства — истории, наглядно демонстрирующей быстрое разрушение первоначальных принципов масонства.
Стремление немецких масонов выделить себя из среды простых смертных и подняться на недосягаемую ступень «откровенных» знаний выразилось, прежде всего, в желании окутать прошлое масонства покровом непроницаемой тайны и отодвинуть его возникновение к возможно далеким временам, к Средневековью или еще дальше — в глубь веков. Конституция Андерсона и вся первоначальная литература масонства, зародившаяся в Англии, не давали ни высшего знания, ни особенно высокого положения для масонов; следовательно, рассуждали немецкие мистики, английское масонство — не истинное, и подлинные масонские источники надо искать в других местах.
На этой почве началось настоящее миротворчество, создание самых причудливых легенд и фантазий как о возникновении масонства, так и о существовании его в некоторых местах в подлинном виде. Удобная почва для этих легенд и фантазий создавалась тем, что уже творцы масонства в Англии постарались окутать его таинственным туманом, а французские его последователи пошли в этом отношении еще дальше; но немецкие масоны далеко превзошли в создании масонской легенды даже и французов, и самые неудержимые фантазии на этот счет родились именно на немецкой почве. Указаний на настоящее, подлинное масонство искали и в трудах средневековых алхимиков, и в еврейской каббалистике, и в мистических вдохновениях Парацельса, Якова Бема и Ам. Коменского, и даже у неоплатоников и мистиков первых веков христианской веры; некоторые не останавливались и на этом и относили масонство еще дальше — к временам античного мира или древних монархий Востока. Не было, в сущности, ни одного мистического или просто непонятного движения в самых далеких временах, которого немецкие масоны не попытались бы связать со своим орденом.
Эти поиски масонов за таинственной, скрывающейся в глубине веков мудростью повлекли за собой, прежде всего, появление так называемых «шотландских лож» в Германии. В предыдущих статьях уже выяснено, что эти «шотландские ложи» не имели никакого отношения к Шотландии и возникли во Франции; их самой характерной особенностью было то, что, помимо трех обычных масонских ступеней, они признавали еще другие высшие ступени, причем считалось, что масоны, стоящие на этих высших ступенях, обладают и высшим знанием, которое сохранилось в «шотландских ложах» со времен незапамятной древности путем передачи от разных таинственных учреждений и лиц17. Мысль о создании таких высших ступеней появилась в Германии, очевидно, под французским влиянием, но «шотландское» масонство здесь получило другую организацию, чем во Франции. Во Франции «шотландские ложи» представляли собой только высшую надстройку над обыкновенными масонскими ложами; они состояли с ними в тесной связи и были по отношению к ним только высшей ступенью. В Германии же «шотландские ложи» с самого начала образовали особый, совершенно независимый от других лож орден; члены его назывались «шотландскими мастерами» (Schottische Meister). Первая такая «шотландская ложа» возникла в 1741 г. в Берлине из членов ложи «Аи trois Globes»18 под названием l’Union. Вторая шотландская ложа возникла в 1744 г. в Гамбурге под названием Judica; ее основателем был граф фон Шметтау. Вслед за тем такие же ложи возникли и в других местах Германии: в Лейпциге (1747) и во Франкфурте-на-Майне (1753). Все эти ложи выражали вполне определенное притязание на высшее начальствование над всеми немецкими масонами, но их влияние, очевидно, было первое время ничтожно, и подкрепить свои права на особенное, высшее положение среди немецких масонов им не удавалось. Они пустили в ход легенду, изобретенную в начале XVIII в. англичанином Рамеем, о том, что масонский орден возник еще во время крестовых походов, когда некоторые благородные князья, рыцари и горожане дали священный обет восстановить христианские церкви в Святой Земле и соединились для этой цели с рыцарским орденом иоаннитов; себя они выдавали за прямых преемников этих средневековых масонов. Но и это, по-видимому, не особенно подняло их вес среди остальных немецких масонов, не имевших претензий на такое древнее происхождение. Искателям исключительных почестей и таинственных прав пришлось обратиться к другим средствам.