ногих воспринявших ее, он-то и принес в Англию искусство строительства и написал для каменщиков первый устав, а их первыми могучими покровителями были король Ательстан и сын его Эдвин. В целях улучшения ремесла они созывали в Йорке общие собрания каменщиков со всеми шерифами, сеньорами и лордами королевства... Содержание и форма этой «масонской поэмы» не оставляют сомнения, что автором ее был человек литературно образованный, быть может, представитель того самого духовенства, которое заведовало церковными стройками. При помощи нее хотели, очевидно, внушить рабочим большее уважение к их ремеслу и тем содействовать духу дисциплины. В виде устной традиции такие истории ремесла существовали, вероятно, и у других цехов.
Кроме чисто цеховых организаций ремесленники соединялись в Средние века и в более тесные союзы, или братства взаимопомощи, носившие церковно-религиозный характер. Культ святого — патрона цеха и заботы о загробной судьбе умерших братьев играли в их деятельности главную роль, но наряду с этим преследовалась и другая цель — взаимная помощь при путешествиях: при помощи условных паролей и знаков братья всюду узнавали друг друга и получали друг от друга поддержку. Сообщение паролей и присяга верности составляли самую существенную часть церемонии вступления в братство. В годичные цеховые праздники братства устраивали шумные пирушки, причем ритуал их соблюдался не менее строго, чем предписания общегражданской и профессиональной морали.
С началом борьбы ремесленных подмастерий с мастерами братства становились в руках рабочих орудием самозащиты: эпоха расцвета их как в Англии, так и на континенте (вторая половина XIV в.) совпадает как раз с эпохой начала этой борьбы.
О братствах английских каменщиков, с XV в. называющихся также ложами, мы вынуждены судить по документам позднейшей эпохи, когда ремесленные организации вообще успели изменить уже первоначальный характер, да и из этих данных древнейшие (конец XVI и начало XVII в.) относятся к шотландским ложам, жизнь которых протекала в совершенно своеобразных условиях. Косвенные данные масонских конституций и других старинных источников позволяют, однако, с большей вероятностью судить и о более ранних эпохах: обязанности гостеприимства и братской помощи при путешествиях, условные масонские пароли и знаки — все это с полной очевидностью говорит, например, о том, что между ложами различных городов всегда существовала организационная связь и что английские масоны, подобно континентальным, совершали свои рабочие путешествия и, несмотря на свою сравнительно меньшую подвижность, все же не были прикованы к одному месту. Большая оседлость английских каменщиков сравнительно с континентальными и в связи с этим большая прочность местного состава их лож составляла, тем не менее, одну из существенных их особенностей. Другая состояла в большей зависимости от государственной власти, которая в Англии всегда была достаточно сильна, чтобы помешать местным корпорациям развиться в совершенно автономные организмы, как это было, например, в Германии.
Со второй половины XVI в. старые братства каменщиков и их цеха находились уже в Англии в состоянии упадка: новый архитектурный стиль (Ренессанс), приходивший на смену готическому, менял условия труда и требовал знания новых приемов; в Англию выписывалось теперь много иностранных рабочих — французов, немцев, голландцев, оттеснявших местных каменщиков на задний план. Но в начале столетия масонские братства, по-видимому, полны еще жизни: в 1527 г. масоны города Норвича вместе с другими братствами принимали участие в церковных мистериях и разыгрывали библейскую историю о Каине и Авеле.
Тяжелый удар нанесла ремесленным братствам Реформация, открывшая поход против всех организаций, носивших церковный характер. В 1547 г. они были форменным образом запрещены парламентским актом. Многие братства с этого времени, несомненно, прекратили свое существование или растворились в цеховой организации, но масонские ложи оказались в числе организаций, выдержавших этот удар. Они перестали, правда, быть католическими братствами, церковные процессии и мистерии исчезли из их обихода, но церемонии приема, годичные банкеты и другие старые обычаи продолжали храниться в их среде, превратившись в прочную, не умирающую традицию.
В Шотландии все масонские ложи были подчинены в конце XVI в. заведовавшему казенными стройками чиновнику, получившему титул «Верховного надзирателя», или «Главного мастера масонов» (Principal Warden, or Chief Master of masons). В 1583 г. эту должность занял королевский придворный Уильям Шоу (Schaw), а в начале XVII в. она перешла к сэру Уильяму Сэн-Клэру, лорду Рослингскому. Кроме общего «надзирателя» в некоторых округах назначались еще местные «надзиратели и судьи масонов», обыкновенно из представителей местной знати. Так, в 1590 г. сэр Патрик Кэпланд, лорд Юдаутский был назначен «надзирателем масонов» в графствах Абердин, Бонф и Конкордин.
Упомянутый выше Шоу издал во время своего надзирательства два масонских устава (1598 и 1599 гг.) — один для всех шотландских лож вообще, другой специально для Кильвингской ложи. Из уставов этих видно, между прочим, что шотландские ложи располагались в то время по степени своей значительности в известном порядке: первой ложей считалась Эдинбургская, второй Кильвингская, третей Стэрлингская и т.д. Годичным праздником шотландских лож считали день Иоанна Богослова — 27 декабря. В этот день происходили общие собрания лож в присутствии всех братьев, одетых в белые фартуки и перчатки. На этих же собраниях производились выборы надзирателей (wardens), а иногда и приемы новых «учеников» (apprenties) и «рабочих» (fellows of craft). Церемония приема состояла в чтении устава, присяг и сообщении пароля (mason word). Новые члены ложи оплачивали все расходы по банкету и делали «братьям» подарки в виде фартука или перчаток.
Масонские ложи-братства лишь постепенно выделились из цехов (crafts, companus) в качестве особого организма. Еще во второй половине XV в. оба типа организации, по-видимому, совпадали, и лондонский цех масонов так, например, и назывался в современных документах: «Святой Цех и Братство масонов» (Hole Craft and fellowship of masons). Позднее между ними проходит уже заметная грань. Цехи ведают чисто ремесленными делами, братство, более сплоченная и дружная часть цеха, хранит традиции морального общения и взаимопомощи. Члены цеха могут уже и не быть членами братства, а с другой стороны, для поступления в братство не требуется быть непременно цеховым рабочим: принося в ложе присягу и сдав вступительный взнос, можно получить звание «каменщика» (франкмасона), никогда не взяв в руки рабочей кирки3.
Древнейший документальный случай принятия в масонскую ложу постороннего цеху лица относится к Эдинбургской ложе: 3 июня 1600 г. на собрании ее присутствовал, как значится в протоколе, сэр Джон Бозуэль, лорд Очинлекский (Auchinleck). Присутствие знати в шотландских ложах становится с тех пор заурядным фактом: имена виконтов, графов и сэров, принятых в ту или иную ложу, обыкновенно прямо в звании цехового мастера (fellow and master of the craft), попадаются в документах XVII в. на каждом шагу. Правда, еще в конце столетия в Шотландии встречались ложи, состоящие сплошь из ремесленников (например, ложа в Глазго), но рядом с ними были ложи вроде Абердинской, где в 1670 г. из 49 членов всего 12 были профессиональными каменщиками, а остальные были — дворяне, пасторы, коммерсанты и представители интеллигентных профессий.
Лион, историк Эдинбургской ложи (Lyon. History ofthe loge of Edinburg. 1873), ставил это проникновение постороннего элемента в шотландские ложи в связь с церковной реформацией XVI в. — гипотеза сама по себе очень правдоподобна.
Реформация носила в Шотландии народный характер и не могла не отразиться на судьбе доживших до этой эпохи ремесленных братств, каковыми были, прежде всего, масонские ложи. В XVI в. они находились уже в состоянии упадка: реформация влила в них новую жизнь и привлекла к ним внимание высших классов, которые в лице шотландского дворянства и сами играли в реформационном движении видную роль, а с каменщиками соприкасались отчасти и по служебному положению. Есть указания на широкое участие в масонстве шотландского пресвитерианского духовенства, а в 1641 г., когда восставшие в защиту протестантизма шотландцы занимают северную часть Англии, в их армии в Ньюкэстле было, очевидно, немало членов масонских лож. По крайней мере, члены Эдинбургской ложи устроили здесь свое собрание и приняли в звании «цехового мастера» главного квартирмейстера армии Роберта Морэя.
О собственно английских ложах XVII в. дошедшие до нас сведения крайне скудны. Не подлежит, однако, сомнению, что в это время они не сливались уже с цеховой организацией, а образовали отдельное целое, связанное с ней лишь общностью ремесленных традиций и тождественным еще отчасти составом членов. По старым счетоводным книгам лондонских масонов видно, что такая отдельная от цеха организация существовала в Лондоне уже около 1620 г., и в одной рукописи 1686 г. именно она названа, вероятно, «Почетным обществом франкмасонов города Лондона» (The worshipful societu of the freemasons of London). В середине XVII в. подобные организации существовали, несомненно, в Уоррингтоне и Честере, а по всей вероятности, и в других городах. В «Описании Стаффордшайра», около 1680 г., составленном доктором Робертом Плотом (R. Plot. The Natural History of Staffordshire. 1686), рассказывается, между прочим, об очень популярном «в болотах этого графства» Обществе Франкмасонов. В него не отказывались вступать самые высокопоставленные лица, которые в силу их собственной знатности, казалось, могли бы и не гоняться за той древностью и почетностью ремесла, о которых рассказывает написанная на пергаменте «Книга масонских уставов». Очевидно, были, однако, мотивы, побуждающие знатных особ брататься с простыми каменщиками — быть может, обаяние старины и легенды или веселые традиционные пирушки, а может быть, и самое удовольствие видеть себя покровителями меньшей братии. В льготной грамоте 1671 г., выданной Дюргэмским епископом «Обществу, братству и компании франкмасонов, кровельщиков, плотников и других ремесел города Гейтсхеда» (всего 18 наименований), среди списка лиц, ходатайствовавших перед епископом о ее выдаче и, вероятно, принимавших также участие и в связанных с ней расходах, значились виднейшие представители местных помещиков, баронов и богатого духовенства. Для них мотивом участия в делах простых рабочих, очевидно, было именно честолюбие.