Но и после этого некоторое время за Херасковым продолжали следить. 7 июня 1792 г. князь Прозоровский докладывал государыне, что Херасков поехал в подмосковную, что там он разбирал свои бумаги.
Переходим к его литературной деятельности. Печать масонства лежит на очень многих произведениях Хераскова. Возьмем, например, такой отрывок из оды:
Паду в слезах перед тобою —
Слеза сия есть сердца глас,
Что я не каждый день с тобою,
Не каждый занимался час.
Но кто же верность ей докажет?
Пускай другой придет и скажет:
«Я лучше добродетель чтил!»
В грехах на свете всяк родится;
Но мне вина моя простится,
Когда я ближнего простил.
Творите добрые дела;
Друг друга искренно любите;
Коль зла терпеть вы не хотите,
Не делайте другому зла!
Все, чтущие добродетель, без различия возраста, — и старцы, и юноши, — приглашаются вступить «во храм, отверстый Благодатью».
Сединой старцы умащенны!
Когда вы правым шли путем,
Не молнией сует прельщенны,
Но Добродетели лучом:
С такою на челе печатью
Во храм, отверстый Благодатью,
Не сомневайтеся войти.
Как лозы, юноши, цветите;
Но Добродетель сердцем чтите,
Да краше будете цвести.
Из рукописи ЛУШ в. (собр. С.П. Мельгунова, приобр. у Ланге в Риме)
Обращает на себя внимание употребленное здесь выражение «молния сует»: в обряде посвящения в масоны есть любопытная подробность. «При спадении повязки с глаз посвящаемого он видел на мгновение вспыхнувший и сейчас же угасший свет»; «“так проходит слава мира, все удовольствия тленной жизни, все радости земли!” — восклицал вития или мастер ложи»[31].
Самым замечательным лирическим произведением Хераскова является известный гимн «Коль славен». В «Собрании образцовых русских сочинений» (часть I) гимн это назван «Переложение псалма 64», но в действительности в них мало общего. Гимн этот, получивший широкое распространение, по происхождению своему, несомненно, является масонской песнью, которая исполнялась в собраниях масонских лож[32]. Особенно характерную мысль мы встречаем в заключительной строфе:
О Боже! Во твое селенье
Да взыдут наши голоса!
И наше взыдет умиленье
К Тебе, как утрення роса!
Тебе в сердцах алтарь поставим:
Тебя, Господь, поем и славим.
Две промежуточные строфы, которые при исполнении гимна сейчас часто опускаются, содержат намеки на застольный характер этой религиозной песни:
Тебя Твой агнец златорунный,
Тебя изображает нам!
…Ты нас трапезой насыщаешь
И зизждешь нам в Сионе град.
Ты смертных, Боже, посещаешь
И плотию своей питаешь.
В последних двух стихах можно увидеть намек на «трапезы любви», свершаемые масонами в воспоминание о Тайной Вечере. На этих трапезах происходило и причащение масонов.
В VII томе «Творений» Хераскова, где собраны его стихотворения, довольно значительная часть отведена «одам нравоучительным». Это рассуждения на различные нравственные темы, что видно и по заглавиям: «Добродетель», «Терпение», «Честь», «Умеренность», «Спокойство», «Правда», и т. д. Идеи, высказываемые здесь, по большей части не отличаются оригинальностью. Это все излюбленные в XVIII в. размышления о тщете земного, об истинной и ложной славе, о равенстве всех перед смертью.
Виньетка к поэме Хераскова «Владимир»
Счастье полагается в неустанном делании добра:
Все корысти в мире тленны:
Бисер, золото, сребро;
Делай и люби добро —
В нем все блага заключенны.
Не следует падать духом, не следует наводить уныние на других:
Любуйся прелестями счастья,
На светлый луч его гляди;
Но взором пасмурным ненастья
Другим сердцам не наводи.
Фортуна будто сон минется;
Но если мы разумно спим,
На сердце радость остается,
Коль счастье с ближними делим.
В другой оде, «Спокойство», читаем:
Когда твой дом обилен,
Со ближними делись;
Когда в народе силен,
О ближних ты пекись.
Эта филантропическая жилка — самая характерная особенность Хераскова как сочинителя од. Один раздел VII тома называется «Анакреонтические оды»[33], но напрасно было бы искать здесь прославления наслаждений жизни, как в «Анакреонтических песнях» Державина. У Хераскова и в этих одах та же проповедь воздержания и нравственного самосовершенствования. Анакреонтическими же Херасков назвал их, очевидно, не из-за содержания, а по их форме: в противоположность нравоучительным, они написаны белым стихом (без рифм) и, по большей части, трехстопным ямбом.
Из духовных стихотворений, напечатанных в Собрании сочинений Хераскова, обращают на себя внимание «Три главы из премудростей Соломоновых» и «Утешение грешных». В первом осуждаются те, кто ошибочно полагает, что мы рождены на свет случайно, что
Угаснет искра, тело будет
Единый пепел, хладный прах;
И мир со временем забудет
О нашей жизни и делах…
Цветы доколе не увянут,
Сплетем себе из них венец;
Да в сладость наши дни нам станут.
Такие рассуждения приводят подобных людей к черствости сердца:
Бессильных, праведных погоним
И добродетель утесним;
К старейшим слуха не приклоним,
Печальных вдов не пощадим.
К чему нам праведник полезен?
Злословит наши он дела;
И грех, который нам любезен,
Сей грех — в его устах хула.
Но Бог не потерпит нечестия и воздаст каждому по делам его.
Отвержен будет нечестивый,
И меж святыми не вмещен;
Гонитель кротких, горделивый,
От Бога будет отвращен.
Блажен, кто не был сладострастен,
Хотя плода и не принес;
Он будет жребия причастен
Счастливых жителей небес,
Кто подвиг к святости имеет,
Того благословится труд;
Как древо он цветет и зреет,
Плоды его не отпадут.
В стихотворении «Утешение грешных», написанном в виде песни, показательны даже названия отдельных глав: «Иисус всех грешников приемлет» (II гл.); «Порядок принятия грешников» (V гл.); «Что есть принятие» (VI гл.); «Умножает приемлемых». Последние строчки отдельных строф в каждой главе, как правило, совпадают, что еще больше подчеркивает песенный характер стихотворения. Указывает на это и заключительная строфа всего стихотворения. Кто любит Бога, тот исцеляет раны Спасителя, кто равнодушно смотрит на распятие, умножает Его муки. После этой мысли и идет заключительная строфа:
Исцелителя целите,
Люди! верою своей;
Плачем жажду утолите,
Страждет, страждет Агнец сей;
Раны током слез омойте,
Плачьте вы и плача пойте:
Распят, Боже, ты за нас,
На кресте и мы распнемся,
Да Твоими наречемся
Воскресенья в страшный час!
Пламенеющая звезда
Наибольшим уважением у масонов пользовалась мистическая поэма Хераскова «Владимир». В первоначальном виде она была закончена в 1785 г., но потом тщательно исправлялась и дополнялась автором, и в третьем издании (1809) состояла уже из восемнадцати песен. «Ежели кто будет иметь охоту прочесть моего “Владимира”, — писал Херасков в предисловии к третьему изданию, — тому советую, наипаче юношеству, читать оную не как обыкновенное эпическое творение, где по большей части битвы, рыцарские подвиги и чудесности воспеваются; но читать как странствование внимательного человека путем истины, на котором сретается он с мирскими соблазнами, подвергается многим искушениям, впадает во мраки сомнения, борется с врожденными страстями своими, наконец, преодолевает сам себя, находит стезю правды и, достигнув просвещения, возрождается. Не учительским скучным голосом преподаю наставления, как достигать света истины; не с важностью проповедника, мне неприличною, возвещаю, как возродиться человек может; но в духе, свойственном песнопевцу, робкому песнопевцу, единственно о христианском просвещении Владимира поведаю, России просветителя и нареченного равноапостольным. Повесть важна, велика и восторгов достойна.»
Хотя автор и заявляет, что не хотел давать наставлений и читать проповеди, вся поэма проникнута характерной для масонства идеей необходимости нравственного возрождения. Противопоставляя «внутреннюю» церковь — церкви «внешней», масоны, как известно, большей частью к духовенству относились отрицательно. Они считали, что подавляющее большинство русского духовенства свое христианство выражает только в обрядах. Максим Невзоров писал: «Духовные сделались совершенными торгашами, стараются только умножить свои доходы.» Параллели таким мнениям щедро рассыпаны в поэме Хераскова:
Когда бы истинный людьми был познан Бог,
Роскошствовать бы жрец, ни сеять зла не мог:
Но там утратится благоустройства мера,
Где царствует обряд.
Многое в Ветхом Завете толкуется в поэме в переносном смысле. Греческий мудрец рассказал князю о том, как был создан человек и как он пал.
Преподал он царю преданий смысл буквальный.
Потом открыл и свет и дух во буквах дальний.
Святые письмена, он рек, есть тайный храм.
Яснее самых звезд премудрость скрыта там.