Масоны, однако, не унывали, празднуя свое торжество: в России они думали увидеть на троне своего брата-масона, как это уже было в Швеции и как произошло потом в Пруссии в 1786 г. после смерти старого короля-вольтерианца Фридриха II. Свои ожидания, не совсем лестные для самой императрицы, они решились выразить публично. В рукописных сборниках масонских произведений появилось стихотворение, из которого видно, как мало масоны знали и понимали великого князя. Впрочем, в это время характер Павла Петровича еще не обрисовался во всей своей жестокости и переменчивости; тем не менее, обществу были известны его взгляды на управление.
Не чудно возложить оковы
На слабы смертных телеса,
Но взять под власть сердца свободны
Прямые зрятся чудеса.
А если обладать душою
Того, кто участью своею
На свете превосходит всех,
С каким примером не умею
Сравнить великий сей успех!
О старец, братьям всем почтенный,
Коль славно, Панин, ты успел:
Своим премудрым ты советом
В храм дружбы сердце Царско ввел.
Венчанна, мира красотою
Пленил невинной простотою
И что есть смертный вразумил,
Власть пышну с службою святою
И с человечеством смирил.
Не мни, что рабством утесненный
Тебя ласкает слабый льстец —
Масонов ревность то вещает
И оных искренность сердец.
В порфире дружбы удаленный,
Союзов братских отчужденный,
Последуя стезе твоей
И в наш вступивши храм священный,
Колико приобрел друзей!
Погиб отвергнувши советы,
Что в жизнь его давал Солон.
Грядущий за твоим примером
Блажен стократно! Он — масон!
Твоя доброта успевает,
К отраде бедных честь сияет
И с той восходит вверх звездой,
Что в утренней стране блистает,
Предвозвещая век златой.
Стихотворение это, ходившее в рукописи, очевидно, не удовлетворило масонов: они хотели громкого выражения своего восторга. И действительно, в «Магазине свободно-каменщиче-ском» 1784 г. (т. I, ч. 1, стр. 1312) появилась следующая песнь Павлу, написанная, кажется, И.В. Лопухиным:
Залог любви небесной
В тебе мы, Павел, зрим;
В чете твоей прелестной
Зрак ангела мы чтим.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
Судьба благоволила
Петров возвысить дом
И нас всех одарила,
Даря тебя плодом.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
С тобой да воцарятся
Блаженство, правда, мир!
Без страха да явятся
Пред троном нищ и сир.
Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!
Уже ты видишь ясно
Врата бессмертных в храм,
К которому опасно
Ступают по трудам.
Тебе Минерва мать,
Ты можешь путь скончать.
Петрова кровь бесценна,
Богини русской сын, —
О отрасль вожделенна,
Теки, как исполин,
Блаженства вечный свет
Куда тебя ведет!
Екатерине не нужно было читать в сердцах, чтобы оценить смысл стихотворения, постоянным припевом которого было:
«Украшенный венцом,
Ты будешь нам отцом!»
На масонов надвигалась гроза…
С начала 80-х гг. XVIII столетия деятельность русских масонов сосредоточилась преимущественно в Москве, вокруг Новикова, Шварца и Типографской компании. Императрицу стали беспокоить не столько масонские «дурачества» московских мартинистов, сколько их широкая благотворительная и просветительская деятельность, в которой она увидела проявление новой, опасной для правительства общественной силы.
Запон(собр. Д.Г. Бурлина)
Похвалы Павлу, раздававшиеся из московского масонского лагеря, усугубили ее внимание. Начались притеснения масонов, их деятельность подверглась контролю правительства: уже в 1785 г. приказано было осмотреть в Москве частные школы, испытать Новикова в православии и составить перечень издаваемых им книг. Бурю эту мартинисты выдержали довольно спокойно, но с приездом в 1786 г. князя Н.В. Репнина задумали вступить в сношения с будущим своим «отцом», великим князем Павлом Петровичем. Строитель его Каменностровского дворца Баженов привез ему в подарок от Новикова книгу Арндта об истинном христианстве и избранную библиотеку для христианского чтения. Великий князь, однако, уже знал об отношении матери к московским масонам и принял этот подарок так, что Баженов, возвратившись в Москву, сказал «конфузно», что он был принят милостиво и книги отдал. На следующий год Баженов снова привез Павлу Петровичу для преподнесения книги от масонов из Москвы. При этом Павел спрашивал у него, уверен ли он, что в масонстве нет ничего плохого. Баженов уверил цесаревича, что ничего плохого нет, а Павел Петрович с некоторым неудовольствием говорил, что, «может быть, ты не знаешь, а которые старше тебя, те знают и самих себя обманывают». Баженов клятвенно уверял, что нет ничего худого, и наследник закончил разговор словами: «Бог с вами, только живите смирно». Но вслед за тем разразилась французская революция 1789 г., и уже весной 1791 г. Екатерина приказала собрать точные сведения о мартинистах, которых в то время не отличали от иллюминатов. Когда зимой 1791–1792 гг. Баженов в третий раз явился к Павлу, то застал его в большом гневе на мартинистов, о которых великий князь запретил ему даже упоминать, сказав: «Я тебя люблю и принимаю как художника, а не как мартиниста; о них же и слышать ничего не хочу. И ты рта не разевай о них говорить». Великий князь чувствовал, что его связь с масонством может дорого ему обойтись и что масоны пострадают прежде всего за сношения с ним. Действительно, когда весной 1792 г. Новиков был арестован и начались допросы мартинистов, то следователи больше всего стремились выяснить связь, существовавшую между ними и великим князем, и с этой целью задавали вопросы. «Вопросы, — рассказывает сам И.В. Лопухин, — списаны были очень тщательно. Сама государыня изволила поправлять их и свои вмещать слова. Все метилось на подозрение связей с ближайшей к престолу особою; прочее же было, так сказать, подобрано только для расширения завесы. В четвертом или пятом пункте началась эта материя, и князь Прозоровский, отдавая мне его дрожащею, правда, немножко рукою, таким же голосом говорил: “Посмотрю, что вы на это скажете?” — “О, на это отвечать всего легче!” — сказал я и написал ответ мой так справедливо и оправдательно, [что] после много сие, конечно, участвовало в причинах благоволения ко мне оной высокой особы». На допросах мартинисты тщательно умалчивали о связях Павла с русским масонством, но, не договорившись заранее, противоречили друг другу. В дневнике Храповицкого от 26 мая 1792 г. записано: «Был секретный пакет от князя Прозоровского с мартинистскими бумагами; меня заставили прочесть из него одну только французскую пьесу, чтобы не выбирать в grand-prieur его высочества государя наследника по обстоятельствам политическим, и что он еще и не масон. Замешан в дело сие князь Александр Борисович Куракин». Эта «пьеса» не помешала князю Трубецкому дать другие показания: «Покойный Шварц предлагал нам, чтобы известную особу сделать Великим мастером в масонстве в России, а я перед Богом скажу, что, предполагая, что сия особа в чужих краях принята в масоны, согласовался на оное из единого того, чтобы иметь покровителя в оном». Впрочем, убедившись, что Павел не имел никаких отношений с Новиковым, императрица уже не обращала внимания на расхождение показаний и поспешила закончить дело закрытием масонских лож. Существует рассказ того времени, что при разборе бумаг Новикова следственной комиссией в Петербурге один из мелких ее чиновников, князь Григорий Долгоруков, рассматривая книгу, в которой записаны были члены общества, нашел лист, на котором великий князь собственноручно записал свое имя. Долгоруков, отойдя с книгой в сторону, вырвал этот лист, разжевал и проглотил. Члены комиссии, однако, заподозрили его, подозрение в принадлежности цесаревича к обществу осталось, тем более что великий князь будто бы был на другой день в доме у Долгорукова. Долгоруков подвергся опале императрицы, а император Павел, после вступления на престол, даже не вспомнил о его существова-нии[71]. Рассказ этот имеет все признаки плохо составленной побасенки, но свидетельствует о всеобщем убеждении, господствовавшем в то время, в бесспорной принадлежности Павла к масонскому обществу.
Императрица обращалась к самому великому князю за разъяснениями показаний масонов, но ответ Павла доказал ей, что на искренность его ей рассчитывать было нельзя. Возвращая матери записанный масонами разговор с Баженовым, цесаревич писал ей: «Votre Majeste peut d’avance se dire ce que j’ai pu me dire en moi meme en lisant le papier qu’Elle a eu la bonte de me confier, d’un ramas de paroles de moitie vides de sense, et I’autre de paroles dont on a fait apparement un abus, car je crois qu’il s’agit de quelqu’un qui aura voulu s’appuyer de son tres humble serviteur, serviteur qui aura pu avoir demandele prix du comestible, ou bien des nonvelles monitories meme sur une secte dont certainement il n’a pas ete. Il auroit fallu ou etre fou, ou imbecile pour avoir ete, pour quelque chose dans tout ceci autrement qu’avec des propos d’antichambre. D’ailleurs toute explication ulterieure me sembleroit inutile»[72]. К этой записке императрица Екатерина приложила собственноручную записку: «Приложенный пасквиль у Новикова найденный показан мной Великому Князю и он оный прочтя ко мне возвратил с приложенной цидулой, из которой оказывается что на него все вышеписанный пасквиль всклепал и солгал чему охотно верю и нахожу вящее винным сочинителем оного»