Масоны. Том 2 [Большая энциклопедия] — страница 38 из 52

В этом же отделе есть предписание о необходимости как можно скорее заканчивать братские распри и недоразумения в своем же братском кругу — этот параграф развит был впоследствии в подробно разработанную главу о масонском судопроизводстве, суде чести и пр. «Ежели сердце твое, — предписывает устав, — уязвленное истинными или воображаемыми обидами, начнет питать некую тайную на брата твоего злобу, то разгони тот же час воздымающееся облако, избери себе на помощь кого-нибудь беспристрастного судьею, требуй братского его посредничества, но не входи никогда в храмы, не укротя чувства злобы и мщения. Ты вотще будешь призывать имя Бесконечного, да благоволил бы Он обитать в храмах (то есть ложах) наших, ежели оные не очищены добродетелями братии и не освящены согласием».

В отношении Ордена требовалась полная покорность: «Воля твоя покорена воле законов и высших» (то есть начальников). «Паче всего есть один закон, коего наблюдение ты обещал пред лицом небес, то есть закон ненарушимой тайны в рассуждении наших обрядов, церемоний, знаков и образа принятия. Страшись думать, что сия клятва менее священна даваемых тобою в гражданском обществе. Ты был свободен, когда оную произносил, но уже не свободен нарушить клятву, тебя связующую. Бесконечный, коего призывал ты во свидетели, утвердил оную. Бойся наказаний, соединенных с клятвопреступством. Ты не избежишь никогда казни твоего сердца и лишишься почтения и доверенности многочисленного общества, имеющего уже тогда право объявить тебя вероломным и бесчестным».

Масонские витии нередко черпали свои изречения из устава, некоторые параграфы которого выше приведены, нередко одну какую-нибудь статью устава они развивали в пространную речь, так как устав этот включает все правила, которые усердно распространялись масонами и в ложах путем назиданий, путем устной пропаганды и путем литературы, печатной и рукописной. Тексты двух первых параграфов ярко подтверждают веру масонов шведской системы в Бога и бессмертие души, последним параграфом не менее ярко подчеркивается полная подчиненность каждой отдельной личности власти высших, неведомых начальников Ордена.

В 1812 г. И.В. Бебер с чувством удовлетворения заверял, что кроме работавших в тиши мартинистов все ложи в России примкнули к союзу «Великой Директориальной ложи Владимира к Порядку», присоединились, приняв шведский обряд, обе петербургские французские ложи: «Соединенных Друзей» и «Палестины», и восстановленная ложа екатерининского времени — ложа «Изиды» в Ревеле. Ложа «Изиды» объединяла родовитое балтийское дворянство, помещиков окрестностей Ревеля и весь его чиновный высший мир; в ложе числились и местные пасторы. Отличительным знаком установлен был золотой равносторонний треугольник с греческою надписью «Изис» в середине, треугольник же был включен в круг, образованный золотой змеею, кусающей свой хвост.

Управляющий министерством полиции Е.К. Вязьмитинов относился к масонским собраниям хотя и с некоторой опаской, но в общем с достаточною любезностью, и 28 марта 1812 г., призвав к себе Управляющего ложей «Петра к Правде» Е.Е. Эллизена, выказывавшего большое рвение к своей должности, сказал ему: «Я вас призвал к себе, чтобы просить вас обще со мною содействовать к общему благу, Государь Император убедился по представлениям моим, что ложи никак сомнительны быть не могут. Нельзя их актом аккредитовать, но мне Государь приказал вас удостоверить в своем благоволении»[114]. Такое благорасположение императора тотчас же заметно отразилось на деятельности лож: состав членов ложи «Елизаветы к Добродетели» увеличился почти вдвое в течение 1812 г., невзирая на тяжкую годину великой войны.

Масонское знамя (Елагинск. собр. в Госуд. архиве)


Великая Директориальная ложа уже пользовалась известностью по всей России как признанная и негласно разрешенная к существованию. От 11 апреля 1812 г. поступила к ней просьба из Москвы о дозволении учредить ложу под названием «Паллада». Просители писали: «Здравие! Сила! Единение! Мы, нижеподписавшиеся братья, законным образом принятые, посвященные в царственное искусство и без исключения рожденные или в течение многих лет обосновавшиеся в Российской империи, будучи осведомлены о существовании законного общества на Востоке Санкт-Петербурга, желаем вступить в зависимость Великой Директориальной ложи и образовать ложу совершенную и справедливую, испрашиваем конституцию и дозволение открыть на Востоке Москвы ложу иоанновскую в трех степенях под отличительным названием “Паллады”. Обязуясь не признавать никакого иноземного влияния либо неизвестных начальников, желая насладиться терпимостью Правительства, испрашиваем посредничества Великой Ди-ректориальной ложи».

Все фамилии подписавшихся учредителей — иностранные, чем и объясняется их утверждение о праве русского гражданства в начале прошения. Всего семь учредителей, из них первый — полковник, георгиевский кавалер фон Биппен, затем два пастора: один лютеранской церкви — Карл Кле, другой — Берфорд, англиканской церкви, остальные: преподаватель, литератор, банкир и два купца.

Из-за войны с Францией ложа не была учреждена, и впоследствии ложи под названием Паллады не существовало в России.

16 мая учреждена была ложа в далекой Феодосии под названием «Иордан» на французском и русском языках, по французским актам. Она соединила представителей французской колонии, местных русских деятелей и артистов. Отличительным знаком ложи был принят золотой равносторонний прорезной треугольник, в середине которого — серебряная вершина горы с водруженным на нее золотым крестом.

В феодосийской ложе особенно полезной деятельностью выделился Мастер ее Иван Иванович Грапперон как искусный, неутомимый медик и просвещенный любитель старины. Из французских дворян, сам масон, он был приглашен масоном князем Александром Борисовичем Куракиным, бывшим русским послом в Париже, приехать в Россию. Когда эпидемия восточной чумы 1812 г. свирепствовала в Крыму, он был по собственному желанию переведен туда и принимал непосредственное участие в борьбе со страшной болезнью, особенно жестокой в Феодосии[115].

«Вселенная есть отечество каменщика», — гласят масонские установления, «каменщик — гражданин мира». Но, проповедуя любовь ко всему человечеству, русские масоны 1812 г. не отрицали любви к отечеству, и в речах повторяется не раз восклицание: «Звание гражданина мира не избавляет нас от любви к отечеству».

«Вселенной тишина, мир и спокойствие — цель ордена», — излагалось в масонских уставах, но, сознавая, что желанный золотой век всесветного мира может грезиться лишь в туманной отдаленности, масоны не отрицали необходимость войны в таких случаях, когда она являлась единственным средством к восстановлению мира, а Наполеоновские войны, и в особенности 1812 г., были такими исключительными случаями.



«Прощай личным врагам своим, но ненавидь зло и преследуй его всюду», — говорили масоны витии; зло, по мнению масонов, смотря по обстоятельствам времени, принимает различные образы: «одевалось в докторские скуфьи, в рясы, в красные шапки, в каменщические запоны, в броню завоевателей и всюду изливало один и тот же яд властолюбия и насилия. Насилие же — смертельный враг свободы и братства».

Таким-то злом, одетым в броню завоевателя, русские масоны 1812 г. почитали Наполеона и борьбу против него, как нарушителя мира, как воплотившего насилие, почитали долгом. «Адская Наполеонова политика» обсуждалась на тайных собраниях у И.А. Поздеева. М.И. Невзоров неустанно восклицал, что долг каждого сына отечества — жизнь свою отдать за благо его. В то же время славословился император Александр — «Царь Россов, кроткий ангел мира».

Вот почему среди героев Отечественной войны мы видим целый ряд известных русских Вольных Каменщиков, из которых первым следует назвать князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова.

В оде 1812 г., озаглавленной «Война», воспевается доблесть героев:

«Но вы, спасители и други,

Отеческих, любезных стран,

Чрез доблестны свои заслуги

Купивши благо сограждан!

Вы, Кодры древни, Аристиды,

Пожарски, новы Леониды!..

Вас роды поздние вспомянут!»

Хвала доблести перемешана с сетованиями на вражду народов. «Великий духом человек, рожденный в горном жить эфире, враждует с братьями свой век». «Доколе, небо, внемлешь стоны?» «Любовь, где нежный твой союз?» «Доколе будет во вселенной труба военная звучать?» Но как смирить злую, вооруженную силу, как не с мечом в руке, и поэт восклицает: «Ах! Должно гордость воруженну и силу силой отразить, достойно хитрую гиену мечом кровавым поразить! За честь, отечество и веру, героев древних по примеру, похвально в брани умереть!»[116] Любовь к отечеству масоны не только не отрицали, но, наоборот, чтили высоко всех исторических мужей, явивших себя достойными сынами родины. «Если сердце твое не трепещет, если ты не вне себя от радости при произнесении имени Курций, Тель, Пожарский, Минин, — то недостоин ты рыцарствовать за союз наш»[117], — поучал М.И. Невзоров и в издаваемом им журнале «Друг юношества» помещал целый ряд статей, посвященных уяснению, в чем заключаются истинная любовь к отечеству, истинный патриотизм. Этот забытый масон-националист отстаивал право самобытности каждого народа и не в том усматривал благополучие россиян, чтобы быть непременно похожими на какой-либо из народов Западной Европы. Своеобразна небольшая заметка под названием «Первоначальный урок юному россиянину об отечестве»: «Чем обязаны мы своему отечеству?» — «Всем. Мы родимся на его земле, дышим его воздухом, возрастаем под защитою его законов, а потому самому должны любить его более всего и защищать от нашествия иноплеменных до последней капли крови». «А для чего это?» — «Для того, что, допустив покорить свое отечество, мы соделаемся рабами победителей, которые, разрушив наши законы, истребив обычаи и поколебав самую веру, лишат нас всех прав доставлять себе какие-либо выгоды; тогда будем мы жить не для себя, а для них; действуя и даже мысля не так, как сами пожелаем, но как они нам прикажут, словом, потеряв свободу и с нею счастье, принуждены будем лобызать рабские цепи в безмолвии. Враги поругаются над унижением попранных ими. Покоренное отечество истребляется из числа держав земных». — «Есть ли случаи, в которых дозволительно отлучаться из своего отечества?» — «На время отлучаться можно, но с тем, чтобы опять возвратиться. Мы видим, как сама природа научает отлетных птиц находить истинное свое отечество».