графская компания могла рассчитывать совершенно определенно. Он и князь Енгалычев стали членами компании без денежных взносов (Лонгинов, стр. 219). Гамалея выполнял еще одну очень важную функцию в компании: через него московский главнокомандующий граф Чернышев передавал компании свои пожелания об издании тех или иных книг (там же, стр. 229). Известно, что один из членов компании барон Шредер хотел купить в Москве дом, выплатил задаток, но потом запутался в делах и не смог выплатить всю сумму. Тогда компания купила этот дом от имени некоторых своих членов, и купчая была совершена на имя князя Ю.Н. Трубецкого, Лопухина, Новикова, Чулкова и Гамалея (там же, стр. 240).
Это и был известный Гендриковский дом, в котором в скором времени сосредоточились благотворительные учреждения компании и типография. Этот дом был заложен компанией в Опекунском совете (там же, стр. 241). И здесь нужно предположить, что Гамалея явился участником покупки дома, не имея средств. Активное участие в управлении всеми делами компании в известной мере подтверждается и тем, что Гамалея жил в Гендриковском доме (там же, стр. 242). Дружеское общество обращалось к Гамалея в важнейших актах своей деятельности. Так, он принимал активнейшее участие в направлении питомцев Дружеского общества. Ему же была предоставлена очень важная обязанность составить план путешествия Карамзина. И признательный ему Н.М. Карамзин во время своего путешествия постоянно переписывался с Семеном Ивановичем (Тихонравов. Сочинения, т. III, ч. II, стр. 96; Русский вестник, 1862, т. XXXVIII, стр. 747). Нам представляется очень вероятным предположение Лонгинова о том, что московский главнокомандующий Чернышев выразил свое одобрение и согласие на устройство предложенной Шварцем переводческой, или филологической, семинарии при Дружеском обществе именно по представлению Тургенева, Лопухина, Гамалея и других (Лонгинов, стр. 181). Это предположение можно еще более укрепить, приняв во внимание близость Гамалея к Чернышеву, а также то, что Гамалея не только принимал деятельное участие в переводческих трудах при Новикове, но и впоследствии постоянно возвращался к переводческой работе, переводя мистические сочинения уже не для печати, а так, по привычке. Поэтому думается, что Гамалея принимал наиболее деятельное участие в этом замысле Шварца и мог более других способствовать благосклонному отношению к этому начинанию московского главнокомандующего.
Масонский крест (собрание П.И. Щукина)
В качестве человека, приближенного к Типографской компании, Гамалея, наряду с другими, принимает участие в переводе с немецкого мистических книг, которые печатались в тайных типографиях (Лонгинов, стр. 097). Вообще, его деятельность самым тесным образом сливается с деятельностью Новикова, настолько, что, по словам последнего, со стороны Лопухина и других масонов упреки в бездеятельности по отношению к орденским занятиям относились не только к Новикову, но и к Гамалея: «Все подозревали нас в холодности, обоих в нехотении упражняться в упражнениях Ордена и тому подобное» (Лонгинов, стр. 109). Везде, где имеет место масонская деятельность Новикова, там вместе с ним выступает и Гамалея. Так, мы видим его в числе тех людей, от которых Новикову было поручено получить подписи на прошении в Берлинский розенкрейцерский капитул для принятия русских масонов в розенкрейцерство (Лонгинов, стр. 199). Его же мы видим в числе первых розенкрейцеров после учреждения этого Ордена в Москве Шварцем (Лонгинов, стр. 176). Вообще, к Шварцу Гамалея относится с великим благоговением, считая себя, очевидно, его учеником. В одной масонской речи, посвященной Шварцу и произнесенной в Петербурге в 1820 г., ее автор припоминает слова брата С.И. Гамалея, сказанные им о Шварце еще в 1785 г.: «.Он бдением и трудами достиг, что нам даны великие познания, ручался за нас, должны мы и потомство возблагодарить за его труды и освобождение нас от тьмы и приносить моления за обрадование души его».
В среде самого масонства Гамалея был одним из старших масонских братьев и принимал участие в управлении московским масонством, входя в состав главного капитула вместе с бароном Шредером, А.М. Кутузовым, князем Н.Н. Трубецким, Н.И. Новиковым, И.В. Лопухиным, князем Ю.Н. Трубецким и И.П. Тургеневым. Гамалея был основателем и «великим мастером» масонской ложи в Туле (Записки Свербеева, т. I, стр. 30). Кроме того, судя по росписи, составленной самим Новиковым, Гамалея имел какое-то отношение к другим провинциальным ложам, по крайней мере, к некоторым из них: Новиков, отговариваясь незнанием о состоянии дел в Могилевской и Казанской ложах, ссылался на то, что сведения о них могут быть у Гамалея (Сб. И.П.И.О. II, стр. 149).
Кроме участия в главном капитуле и в управлении провинциальными ложами Гамалея управлял ложей в Москве. Находящийся в следственном деле список управляемой Гамалея ложи, вероятно, и есть список ложи Девкалиона, которая, как известно из других источников, находилась под управлением Гамалея. Эта ложа состояла, по-видимому, из пятнадцати человек, в число которых входили: Г.М. Походяшин, В.И. Баженов, А.Ф., Н.А., И.Ф. Ладыженские, Н.О. Сафонов, барон И.П. Черкасов, В.Н. Кочубей и другие. Трудно что-нибудь сказать о тех людях, которые входили в управляемую Гамалея ложу. Все они, во всяком случае, не слишком родовитые люди в невысоких чинах. Может быть, такой состав этой ложи не является случайностью. Судя по тому, что сам Гамалея был, по-видимому, рабочим элементом среди масонов, — может быть, в его ложе собрались наиболее деятельные люди, тогда как в других московских ложах сосредоточились сильные покровители масонства. К сожалению, мы мало знаем о деятельности ложи Девкалиона. Она открылась 21 октября 1782 г. При открытии ее Гамалея произнес речь о плате за работу. В этой речи, помещенной в «Магазине Вольных Каменщиков» (ч. II, стр. 92), Гамалея задается вопросом о том, как проверить истекший год. По этому поводу оратор дает ряд нравственных поучений. «Роскошь, гордость, корысть, леность — суть тираны, держащие в узах бедного человека, самоизвольно предающегося их власти. Область их пространна, весь мир порабощен ими». И только малое число мудрых ими не порабощено. Далее он озвучивает мысль о необходимости думать о будущей жизни. Другую речь он произнес в той же ложе 3 февраля 1783 г.
(Гешевский. Сочинения, стр. 253).
Масонский крест (собрание П.И. Щукина)
Но наиболее заметная сторона деятельности Гамалея заключалась не в исполнении масонской обрядности. Это был верный и неизменный друг Новикова, его постоянный соратник и советник.
Без него Новиков не предпринимает ничего существенного. Можно наметить два круга советников, к которым обращается Новиков: с одной стороны, это старшие представители масонства, такие, как князь Ю.Н. Трубецкой, барон Шредер и другие, с другой стороны, интимный советник Новикова — С.И. Гамалея. По-видимому, важнейшие документы и сообщения Новиков сначала обсуждал с Гамалея, а затем уже говорил со старшей братией. Так, например, велись все сношения с великим князем Павлом Петровичем. Даже более того, архитектору Баженову, передававшему вести от Павла Новикову, было запрещено говорить об этом с кем бы то ни было из братии, кроме Новикова и Гамалея (Сб. И.П.И.О. II, стр. 118–120).
Из сказанного видно огромное значение Гамалея в просветительской деятельности новиковского кружка. Лонгинов задается вопросом о том, почему столь близкий советник и друг Новикова даже не был привлечен правительством к следствию. Он объясняет это тем, что Гамалея был беден, как Иов, смирен, в сношения от имени общества не входил, и вообще, его сочли жертвой новиковского обмана (Русский вестник, 1859, т. XXII, стр. 374). Предположение довольно верное, требующее лишь того уточнения, что екатерининское правительство вообще не расширяло, а суживало контингент привлекаемых к следствию лиц.
После разгрома новиковского кружка Семен Иванович поселился в принадлежавшем Новикову селе Тихвинском, где провел безвыездно долгие годы сельского затворничества, прожив здесь почти тридцать лет. Так заканчивалась деятельность этого в высшей степени интересного человека. К сказанному можно добавить, что далеко не все стороны его деятельности нам известны. Мы уже упоминали о переводческой работе Гамалея. По свидетельству Лонгинова, Гамалея хорошо знал латинский, немецкий и некоторые из восточных языков; он перевел «невероятное множество мистических сочинений, по большей части не напечатанных, в том числе все творения Якова Бема в двадцати двух томах» (Лонгинов, стр. 163). Это свидетельство пока трудно проверить. Но Гамалея действительно был усердным распространителем идей Бема. В изданных его письмах неоднократно встречаются упоминания о его переводческих трудах. Своим корреспондентам он рекомендует читать сочинения Бема, и некоторым из них посылает рукописные переводы этого философа. Посылая одному из корреспондентов перевод книги о «Тройственной жизни человека», автор письма говорит: «Желаю вам читать оную во славу Божию и в пользу вашу вечную, не сказывая притом никому о сей книге и не показывая ее никому». Между прочим, напомню, что в рукописях начала XIX в. встречается немало переводов Бема или выдержек из сочинений этого философа. С. П., автор статьи в «Библиографических записках», передает кратко описание одной такой рукописи, носящей заглавие: «Серафимовский Цветник, или Духовный экстракт из всех писаний Иакова Бема».
Символическая картина(собрание Румянц. музея)
Эта рукопись, по преданию, составлена под руководством Гамалея и представляет собой тщательно отобранные выдержки из сочинений этого философа (Библиографические записки, 1858, т. I, стр. 136). До нас дошли и письма Гамалея к некоторым его корреспондентам, изданные в первый раз в 1832 г.[28] Для характеристики Гамалея они почти ничего не дают, кроме указаний на его переводческую деятельность. Это довольно странная смесь христианской мистики и строгого аскетизма с воспоминаниями о тайной философии; изобильные цитаты из Священного Писания понимаются автором исключительно в мистическом смысле, и все его наставления верны идеологии Сен-Мартена и розенкрейцерства. По этим письмам можно судить о темах, которые интересовали Гамалея преимущественно в годы его тихой жизни в деревне. Вот некоторые из этих тем. В одном из писем Гамалея развивает мысль о том, что в человеке единовременно действуют «три мира»: «огненный», стремящийся к действию, владению, «наружный», пекущийся об имуществе, и «светлый» мир — о духе Христовом. Или он посвящает целое письмо вопросу о пользе молитвы, о суете мирской, о внутреннем общении с Богом, о кротости и смирении, о своей воле, о свете «натуральном» и божественном, о трудности обуздания скотской жизни, о «рассматривании» себя (по изд. 1836 г., т. II, стр. 16, 22, 53, 56, 89, 122, 139, 152; т. III, стр. 37).