Удар, стоны, проклятья… и снова тихие невнятные разговоры.
– …как происходит активация Выхода? – спрашивал Федор. – Как быть с турниром? Что ты, Соломон, говоришь? Случайность? Мы зря его активировали? Хм, ну, кто же знал? А как же ты сам «ездил» домой? Ага… хм… Ну, теперь понятно. Кстати, где ты вообще был все это время? Где-где? А в последние дни? Еще лучше… А в какую точку на той стороне вы обычно выходили, ведь там пеленгация не асинхронна к… Разве Хранители не могли не заметить этого?.. Этот ваш интерфейс, я смотрю, еще неидеален?.. Что? …А, значит, совсем сырой? Ну, я вижу, вижу, чего уж там! И кто мне тут плел о возможностях бога? А, это я, оказывается, не понимаю… Ну ладно… Короче, Тунгус, как отсюда выйти: с полигона я имею в виду? Лучше сразу говори!
– А хрен вам, педрилы! – истерично завизжал тут Фаронов, выйдя из себя. – Застряли вы здесь, ребятки, ох, застряли! Думаю, что навсегда! Ха-ха!
– Дай-ка я ему еще вломлю! – зарычал Сармат; и снова слышался удар, причитания уродца, очередные окрики Федора…
– Триста первая лаборатория – что это такое?! – кричал капитан. – Триста первая: быстро вспоминай, скафандры какие-то, бронедверь – к чему это и что там дальше?
– Ничего особенного… – хрипел Фаронов. – Просто один из интерфейсов… Это не то, что вы думаете, не выход в обычные миры. Соломон, подтверди!
Затем начал говорить Соломон, но слишком тихо, и Пашка ничего не расслышал, однако скоро обстановка в комнате вновь накалилась.
– …да-да, – истерично пищало подобие Фаронова, – ему-то вы верите, а как же! Что, Соломон, чистеньким решил заделаться? Не выйдет! Ты тоже ко всему этому свою ручонку поганую приложил! Арестуйте его, капитан!
– …ты меня с собой не путай!.. – тихо протестовал Соломон. – Я с себя ответственность не снимаю, что было, то было, пускай меня судят. Я готов сотрудничать с властями. Но то, что ты делал после меня, это уже слишком! Капитан, у меня есть неопровержимые доказательства преступной деятельности этого экспериментатора! …Да, и это тоже… Концлагерь, да… Здесь недалеко… Их много было там, и сейчас наверняка еще остались… Колизей? И это тоже. Вы уже знаете? А, Паша… да, я понял, он видел материалы на том компьютере, в отеле…
– Да-да, вы его тамеров еще спросите, которых Грюнвальд сюда лично таскал! – завопил Тунгус. – Чья была идея, Паша?! Твоя-твоя – и нечего отпираться! Ты боялся подключаться к Машине лично, трусил, ты подставлял своих параллоидов, родную, так сказать, кровушку! Скажи мне, разве это хорошо? Молчишь? Ну-ну! А вот он я – посмотри на меня! Я не прикрывался своими двойниками с переписанным в них кодом! Нет, я испытал все это на собственной шкуре! А ты трус, трус!..
– Вы взломали идентификационную метку? – спросил Хорошавин. – Значит, это возможно?
– Взломали, а то! – торжествующе хмыкнул Тунгус. – Да, мы сделали это, сделали! Могли, потому и сделали. Вы даже не представляете, насколько это было просто. Да!
– И зачем же?
– Странный вопрос!.. – сипло засмеялся Фаронов.
– В целях безопасности… – еле слышно ответил Соломон. – Мы смогли получить частичный доступ к Машине, по всяким разным интерфейсам, отвечающим за ту или иную возможность управления полигоном… Ну там, погоду изменить, построить здание по готовым чертежам, соорудить боевого робота или танк: все это вы уже видели. Много всего могли наделать, правда. Но доступ к самым главным, мощным и опасным возможностям Машины мы защитили своим личным кодом, как бы паролем.
– И что? Зачем было при этом ломать сам код? – удивился капитан. – Какой смысл защищаться тем, что можно легко подменить? Сделали вы – сделают и другие, обратив это знание против вас… Я что-то не пойму!
– Доступ к Машине настроен на мою личную метку, – ответил Соломон, – ну, на кнопки-рычаги, упрощенно говоря, которые чужак уже не сможет использовать. Но не только. На этот код мы настроили и само действие Машины. Она дистанционно, в любом мире может определить объект по метке и сделать с ним то… что должна сделать. Код просто определял цель … Но это была большая, очень большая работа! Мы записывали в моих параллоидов мою метку, и после этого Машина… могла использовать каждого из них. Их, а не меня, многократно и… безопасно для меня самого… Понимаете?
– А вы потом, значит, смотрели, что из этого выходило, – усмехнулся Федор. – И писали Грюнвальду ежедневные отчеты, да? А потом месячные, квартальные… Ну и сволочь же ты, Соломон!
– Писали… – глухо ответил Соломон. – Но я искуплю свою вину; искуплю, клянусь!
– Интересно, каким образом… Ладно, это мы еще посмотрим, – проворчал капитан. – С тебя все эти отчеты – все, ты меня слышишь?
– Да-да, конечно! Кстати, Одноусу не все было известно. Очень много вещей мы скрывали от него. На всякий случай. Так, мелочовку какую-то скидывали ему, не более того…
– И он доверял вам?
– Ну, не думаю, что полностью. Приезжал частенько на проверки, как же, было…
– Вы все неучи! – завизжал вдруг Тунгус. – Самый крутой интерфейс – это ты сам, подключенный к Великой Машине, сам ставший Машиной! Не просто ее мизерной частью, а ею само́й, полностью растворившись в ней, но не потеряв при этом свое Я! Это обретение вечности! Это обретение, черт возьми, абсолютной мощи!.. Что тут непонятного?! Вот к чему мы стремились вместе с Соломоном! Вот что почти было мною достигнуто! Эх, мне времени-то совсем немного не хватило, совсем немного! Проклятье!..
– Крутые интерфейсы – это как ты и Циммерман? – уточнил капитан. – Ну, ставшие частью Машины, да?
– Какой еще Циммерман? – искренне удивился Фаронов.
– Гельмут Циммерман, толстяк такой, блондин, вы захватили его в Питере на квартире, он теперь там, на нижних этажах, большое такое лицо в стене…
– Ах, этот… – пропищал Тунгус. – Да надоели мне эти бестолковые Пашины параллоиды, в селезенке уже сидели!.. Ну я и схватил первого встречного, подключил и… Вы ведь уже видели результат? Красиво, правда? Он должен был стать моим стражем, моей заменой, моей второй сущностью! Но он предал меня, предал, сучара!.. – Фаронов зашелся в надрывном кашле. – Ох, доберусь я еще до него… Ха! Посмотрю я, как он тут сможет прожить в Машине, без моей-то поддержки, ага, как же…
– Я тут ни при чем! – сразу же запротестовал Соломон. – Я всех этих дел уже несколько месяцев не касаюсь! Я пытался остановить его, правда! И сам пострадал, вы же знаете!..
– Ой, пострадал он!.. – передразнил Соломона Тунгус. Послышался удар и затем его невнятные проклятья.
– Сержант! – возмутился Федор. – Ты же окончательно добьешь его! А что же ты, дорогой мой Соломон, не обратился к официальным властям? В родной Метрострой или сразу к нам, в отдел безопасности, а? К Хранителям, наконец? Почему?
– Сначала сам хотел разобраться, – виновато произнес Соломон. – А потом уже просто возможности не было.
– Ну хорошо, допустим, – вздохнул Хорошавин. – Господин Фаронов, и что же дальше? Значит, вы крали из параллельных миров двойников Соломона и затем экспериментировали на них?
– Ну, типа того, – усмехнулся уродец.
– Не всех крали! – закричал Соломон. – Очень даже не всех, вспомни, Тунгус! Мы же им многое рассказывали, очень многое, доверялись почти по полной! Мы объясняли им потенциальную опасность и… возможные последствия… Мы просили у них помощи, понимаете? Научный эксперимент! Это, в конце концов, был их свободный выбор. И да, это было опасно! И да, я знал, что они согласятся. Потому что они – это почти то же самое, что я, понимаете?!
– О, да у вас тут целая философская система научного убийства… – насмешливо протянул капитан. – Может быть, вы и договора с ними заключали, а? И страховку небось выдавали?
– Ой, да ладно, Соломон, так красиво было только поначалу! – запищал Фаронов. – А потом, что было потом?!
– А вот как раз потом ты и начал их использовать по-черному! – возмутился Соломон. – Я-то был против! Ты, именно ты хотел стать повелителем Мультиверса, не я! Я – простой исследователь, а ты, ты… – Голос его задрожал. – Я хотел тебя остановить, но ты зашел уже слишком далеко, а я слишком поздно понял это… И что ты со мною сделал? Да что там Колизей или концлагерь! Это сущие пустяки по сравнению с некоторыми другими вещами, капитан. О, вы еще узнаете, я вам обещаю…
Не выдержав, Фаронов взвизгнул и разразился непрерывным потоком писклявых ругательств, невнятных воплей и хрипа, заглушающих оправдания Соломона, и Сармату пришлось успокаивать его обычным способом – пинками и тумаками.
– Они, эти саморезы, погибали? – спросил капитан, когда Тунгус успокоился. – Что с ними происходило, царь всего Мультиверса, а?
– Кто как… – пробурчал тот. – У нас это все есть в отчетах, можете глянуть на досуге.
Хлесткий звук затрещины.
– Да чтоб вас, фашисты проклятые! – закричал Тунгус. – Сколько можно уже! Правила ведения допроса вас не касаются, что ли? Кем вы себя возомнили?!
– Это кто еще о фашизме тут говорит?! – закричал в ответ Соломон.
– Отвечай, Фаронов! – рявкнул молчавший до этого Сармат. – Что случалось с саморезами Соломона? Ну?! А то у меня ой как кулаки чешутся! Да и ноги тоже.
– Некоторые просто превращались в мясной кисель, – отдышавшись, с неохотой начал рассказывать Тунгус. – У других отрастали, скажем, рыбьи плавники или появлялось три сердца, или возможность прямого фотосинтеза кожей, или они могли скачивать себе напрямую в мозг электронную почту с какого-нибудь там «Яндекса». Но были и такие, кто получал действительно большую силу, очень большую, но они… сходили с ума. Или того хуже! В общем, их приходилось… помещать в изолятор, ну и…
– …уничтожать, – подсказал капитан.
– Да, и это тоже! Они же представляли реальную опасность! – завопил Тунгус. – И не только для нас лично, здесь, но потенциально и для всех вас, вообще всех во Вселенной, понимаете?! А если бы они начали скрещиваться да размножаться?! И Соломон правильно говорит: первые из них были проинформированы, но на риск они все равно шли. Так что нечего тут на меня бочку катить. Это была русская рулетка, обычная русская рулетка!