Массмедиа с древнейших времен и до наших дней — страница 45 из 81

В 1845 году «Сан» и «Геральд» вместе с тремя другими нью-йоркскими газетами объединились, образовав агентство «Ассошиэйтед пресс» (АП), чтобы разделить расходы за телеграф, морские перевозки и курьерские услуги, которые приходилось нести при освещении американо-мексиканской войны. Новый консорциум продавал газетам высококачественные репортажи; вскоре к нему примкнули другие структуры, в частности, синдикат «Юнайтед пресс».

В конце девятнадцатого века телеграф подарил газетам еще больше новостей, а ротационные печатные станки и дешевая бумага позволили печатать еще больше материалов – и гораздо дешевле. Старые тонкие шестипенсовые газеты, служившие определенной партии и нацеленные на обеспеченных людей, уступили место однопенсовым «Сан» и «Геральд»; эти газеты, напичканные скандалами и рекламой лекарств, возбуждали и соблазняли грамотное население Запада. Перемена отражалась даже в названиях однопенсовых газет: нью-йоркские «Сан», «Геральд» и «Трибьюн» декларировали, что они, соответственно, освещают, провозглашают и защищают интересы «угнетенных».

Какое-то время шестипенсовая и однопенсовые газеты сосуществовали, причем первая бранила дешевые листки за клевету и публикацию мошеннической рекламы, а последние трубили о своей независимости. По словам Джеймса Гордона Беннета, основателя «Нью-Йорк геральд», доверять можно только однопенсовой прессе, «просто потому, что она не подчиняется никому из своих читателей». Типичная шестипенсовая газета редко имела более нескольких тысяч постоянных подписчиков, в то время как однопенсовая пресса продавалась в киосках тысячными тиражами – газета Беннета, к примеру, после своего основания в 1835 году несколько лет имела ежедневный тираж 20 тысяч экземпляров, а накануне гражданской войны эта цифра возросла до 77 тысяч экземпляров.

Шестипенсовая пресса, с ее ограниченным тиражом и зависимостью от муниципального и регионального политического аппарата и от коммерческих интересов, оставалась локальной и имела небольшое влияние на социум в целом. У однопенсовой прессы таких ограничений не было, она родилась благодаря телеграфу, а дешевая бумага, высокоскоростные ротационные печатные станки и линотип позволили ей быстро обрести общенациональную значимость. Истории двух людей, из которых первый – своего рода воплощение в жизнь рассказов Горацио Элджера[68], а другой – отпрыск богача, красочно иллюстрируют рождение национальной прессы, а также пределы ее власти и степени влияния на общество в конце девятнадцатого – начале двадцатого века.

Венгр Йозеф (в американском варианте – Джозеф) Пулитцер родился в 1847 году в обеспеченной семье еврейского торговца зерном. Его отец умер в 1858 году, семья скоро обанкротилась и обнищала. Австрийская, французская и британская армии не взяли Пулитцера на службу из-за плохого зрения и слабых физических данных; тем не менее, ему удалось начать военную карьеру, поскольку в 1864 году в Гамбурге он вступил в добровольческую американскую армию: туда принимали всякого, лишь бы у него бился пульс.

Пулитцер бегло говорил на немецком, французском и венгерском языках, а английский он знал плохо. Это было не важно, поскольку армию составляли иммигранты, и в отряде Пулитцера служили в основном немцы. После сражения при Аппоматтоксе он уехал на запад. Логичным выбором для амбициозного молодого европейца выглядел Сент-Луис, поскольку там проживало много немцев, а за рекой Миссисипи открывались широкие просторы для дел. Пулитцер перепробовал много занятий, но в конце концов остановился на работе репортера в немецкоязычной газете «Вестлише пост», где отточил журналистское мастерство и владение английским.

Удача улыбается подготовленным. Пулитцер не только готовил репортажи, но и занимался юридической практикой, служил в законодательном собрании штата, а когда получил небольшое наследство, стал успешно инвестировать в обанкротившиеся издательства, со временем приобрел две газеты Сент-Луиса – «Пост» и «Диспетч» – и объединил их в одно издание.

К тому моменту уже Пулитцер разобрался в читательском вкусе, и это заметно по типичным заголовкам его газет:

ЗАГЛЯНЕМ В ИГОРНЫЕ ПРИТОНЫ СЕНТ-ЛУИСА

ОН НАПОИЛ ГУБЕРНАТОРА И УЛОЖИЛ ЕГО В ПОСТЕЛЬ

Газета писала о борделях и публиковала налоговые декларации богачей. Проститутки таких разоблачений боялись, а богачи были довольны: такие новости позволяли точнее оценивать доходы конкурентов и партнеров. Причем скандалы для Пулитцера были не только бизнесом, но и способом борьбы. Когда Демократическая партия не согласилась выдвинуть его кандидатом на избрание в Конгресс, он набросился в прессе на местного партийного лидера, разоблачил факты коррупции в автомобильном производстве и в сделках с недвижимостью, а также привел доказательства вымогательства средств у частных компаний. Публично каяться, впрочем, в те годы было не принято. Один чиновник, которого поймали с поличным, так прокомментировал свое разоблачение: «Это отличная реклама моего бизнеса. Прежде люди не знали, что в палате депутатов есть коррупция, теперь им это известно, так что если они хотят чего-то добиться, пусть подкинут монетку-другую».

Пулитцер скончался в 1911 году; его состояние было вложено главным образом в акции Сент-Луиса и Нью-Йорка. Два миллиона долларов он оставил Колумбийскому университету – на создание факультета журналистики; в 1917 году университет учредил Пулитцеровские премии. Еще при жизни Пулитцер вдохновил своим примером другого издателя, Уильяма Рэндольфа Херста, и тот продолжил его дело.

Происхождение Херста было даже более экзотическим, чем у Пулитцера. Отец, Джордж, во время золотой лихорадки в 1850 году уехал из Миссури и по пути едва не умер от холеры. Джордж балансировал на грани банкротства, но отыскал залежи серебра, которые позволили вырваться из бедности и вознестись к невиданному богатству.

Правда, деньги не облагородили сквернослова-фермера из Миссури. В 1860 году он вернулся домой, к умирающей матери, и шокировал семью и друзей тем, что стал ухаживать за местной учительницей Фиби Апперсон, утонченной девушкой на двадцать лет младше. Она прилично говорила по-французски, что было редкостью для тех мест. Несмотря на многочисленные пороки Джорджа, в душе он был добрым человеком – и богатым. В 1862 году они с Фиби поженились и уехали в Калифорнию.

До прокладки трансконтинентальной железной дороги в Калифорнию вели два пути. Бедняки рисковали жизнью и соглашались на очевидные неудобства, передвигаясь по суше (так поступил и Джордж в свой первый вояж на запад), а люди побогаче плыли по морю, через Панаму. Маршрут этот был более безопасным, хотя и не менее трудный. Неспокойный Тихий океан и беременность страшно измучили Фиби, а когда они добрались до Золотых Ворот, она воскликнула: «Я хочу жить на этих холмах, откуда всегда буду видеть залив». 29 апреля 1863 года она родила сына, Уильяма Рэндольфа, которого судьба наградила материнским умом и утонченностью, а также силой, присущей обоим родителям.

Детство Уилли было необычным. В его классе учились такие хулиганы, что мать посылала слуг провожать сына домой, хотя Уилли сопротивлялся – мол, дойду один, как остальные мальчики. Когда Уилли исполнилось десять лет, он с матерью отправился в большое путешествие по Европе. Они совершенствовали владение немецким и французским, посетили множество музеев, обедали с американскими дипломатами, встречались с римским папой. Джордж между тем вошел в число самых богатых людей Америки – как владелец плодоносных рудников в Северной Дакоте и Монтане, а также золотых копей Хоумстейк и Анаконда.

В 1880 году, незадолго до того как юный Уилли отправился в Гарвард, Джордж купил в Сан-Франциско убыточную «демократическую» газету «Экзаминер». Полуграмотный Джордж отчаянно нуждался в помощи прессы, а когда Уилли исключили из Гарварда (за одну из многочисленных шалостей), Джордж подарил гарвардским профессорам ночные горшки с выгравированными внутри именами: сыну же передал руководство газетой.

Бесславное завершение учебы в Гарварде не слишком расстроило Уилли. К тому моменту он уже знал, что будет управлять газетой, и поэтому в ходе учебы оттачивал предпринимательские навыки на управлении студенческой юмористической газетой «Лэмпун». Ему было кому подражать: в 1883 году Джозеф Пулитцер купил у финансиста Джея Гулда газету «Нью-Йорк уорлд». В дивном новом мире американской журналистики, вместе с газетой Джона Гордона Беннета «Геральд», Пулитцер «налаживал контакты»: благодаря новым высокоскоростным печатным станкам и линотипам старые малотиражные, коммерчески и политически зависимые шестипенсовые газеты сдавались независимой, скандальной однопенсовой прессе. Телеграф, в свою очередь, позволил предпринимателям организовать массовое распространение новостей. Надо ли говорить, что только самые богатые могли позволить себе станки и телеграфные линии, достойные новой национальной коммуникационной среды?

Начало пресс-революции положили не мелкие региональные города, а самый крупный рынок – Нью-Йорк. Вместе с шестипенсовой прессой исчез и надежный поток наличных, поступавших по подписке; отныне деньги приносили ежедневно мальчишки-продавцы на перекрестках и газетные киоски; а количество денег зависело от содержания дневных новостей. Соблазн сочинить новость часто оказывался непреодолимым для издателей, особенно для Херста.

Пулитцер в Нью-Йорке постепенно превращал «Уорлд» в средоточие журналистского могущества, а Херст в Сан-Франциско приступил к раскручиванию газетки «Экзаминер», на которой его отец несколько лет подряд терял деньги. Впрочем, нет, не совсем в Сан-Франциско. В марте 1887 года, когда отец уехал на восток, чтобы принять обязанности сенатора, двадцатичетырехлетний Уилли с любовницей, официанткой из Кембриджа Тесси Пауэрс, отправился на запад. Пара поселилась в солнечном Саусалито, напротив Золотых Ворот. Временно туда перебралась и редакция «Экзаминер».