управления территориями (или, как бы сказали в двадцатом веке, «гражданского строительства») он действительно стал вторым человеком после наместника. Весь день он постоянно находился при бароне. В Нижнем городе, на улице Лай, ему был предоставлен в пользование конфискованный у одного из орденских чиновников дом. Там уже обитал небольшой штат слуг: повар, дворецкий, горничная… Хотя из-за многочисленных обязанностей по службе Петр появлялся там не слишком часто, порою даже ночуя во дворце, подобное повышение социального статуса очень льстило.
Сейчас Петр только что отвел к наместнику очередную группу купцов и смог ненадолго расслабиться — как минимум, минут двадцать были свободны.
— Господин Назаров, — окликнул его кто-то по-немецки.
Этим языком Петр владел еще неуверенно, хотя и быстро совершенствовался. Да и нельзя было иначе: большая часть населения Эстонии русского не знала совершенно, зато немецкий был распространен повсеместно. Петр оглянулся — с ним заговорил купец Петер Пеери, один из богатейших людей города и депутат недавно избранного магистрата. Рядом присела в изящном реверансе миловидная белокурая девушка.
— А, господин Пеери, — легко поклонился Петр, — рад вас видеть.
— Познакомьтесь с мой дочерью Анне, — произнес купец.
— Очаровательная девушка, — поцеловал руку юной прелестнице Петр.
— Для меня большая честь, — зарделась та.
— Что вы, это я счастлив познакомиться с вами. Своим присутствием вы украшаете наш бал, — принялся любезничать Петр, подбирая самые галантные из известных ему немецких слов.
— Дорогая, — вмешался купец, дождавшись окончания обмена комплиментами, — не найдешь ли ты лакея и не велишь ли ему принести нам вина?
— Да, папа, — Анне сделала книксен и упорхнула.
Петр проводил ее долгим взглядом. Но дело прежде всего: он сразу понял, что купец услал дочь, чтобы поговорить наедине.
— Великолепный бал, — произнес Пеери, беря Петра под локоть и жестом приглашая прогуляться вдоль колоннады. — Первый после падения ордена.
— Да, господин Пеери, нормальная жизнь восстанавливается, — улыбнулся Петр.
— Конечно, но еще очень много трудностей, — вздохнул купец. — Вы не можете устроить мне аудиенцию у наместника?
— Боюсь, что нет, — покачал головой Петр. — Барон очень занят. Но ведь вы, если не ошибаюсь, только позавчера обсудили с бароном все вопросы, касающиеся предстоящих выборов.
— А речь пойдет не о выборах, — шепотом произнес Пеери. — Вчера я получил некое сообщение… Очень важное. И просил бы вас доложить барону о моей настоятельной просьбе принять меня.
— Боюсь, что сегодня это невозможно, — изображая чрезвычайную печаль, вздохнул Петр. — А завтра наместник выезжает на инспекцию укреплений на латышской границе. Может, после его возвращения?
— Но дело не терпит отлагательств, — вкрадчиво настаивал купец.
— Изложите, пожалуйста, его суть, — попросил Петр. — Я не могу ничего обещать, не зная, в чем дело.
Пеери помялся, но решился:
— Мой человек в Стокгольме сообщает о подготовке королевского флота к высадке войск в Эстляндии.
— Мы знаем об этом… и готовимся, — улыбнулся Петр.
— Но вы не знаете, что в этих приготовлениях принимает участие представитель русского царя.
— Но это невозможно, — поднял брови Петр. — Московия — наш союзник, отношения же между Иваном и Эриком достаточно неприязненные…
— Молодой человек, — укоризненно посмотрел на него Пеери, — уж вы-то должны бы знать, что в торговле и политике дружба и вражда зависят только от минутных выгод и сменяют друг друга чаще, чем штормы и штили на Балтике.
Глава 28ШКОЛА
Петр с Басовым сидели в «гостевой избе». Три дня назад историк приехал из Таллина в Петербург, а уже назавтра был назначен отъезд: все депеши доставлены, все заказы переданы… Оставалось лишь одно дело, которое твердо намеревался осуществить Петр, направляясь в столицу, хотя плохо представлял себе, с чего начать. И сейчас, коротко рассказав о жизни высокопоставленного чиновника в Таллине, он решился:
— Знаю, как ты упорно не хочешь ни во что вмешиваться… Но, может, все-таки переедешь со мной в Таллин?
— Зачем? — удивился Басов.
— Я мог бы добиться твоего назначения на любую должность. Очень высокую. А это новый импульс для нас обоих.
— Лично мне никакие импульсы не нужны, — скривился Басов.
— Слушай, ну почему ты так упорно отказываешься от любых предложений? — Петр чуть ли не умолял. — Посмотри, чего добился я. А ты умнее и связей у тебя хватает. Значит, можешь достичь много большего!
— Отказываюсь и намерен впредь. Знаю, что такое власть и что за ней стоит, — отрезал Басов.
— Да откуда?
— Знаю. Было дело под Полтавой. Начало девяностых помнишь?
— Положим.
— Был тогда один деятель — депутат, народный избранник. Я с ним познакомился, еще когда он в Горкоме партии заправлял, но это не суть важно. В общем, предложил он мне в доходном бизнесе поучаствовать. А бизнес такой: чиновник бумажку выписывает, а фирма, якобы к нему отношения не имеющая, за несколько сот тысяч рублей приватизирует предприятие стоимостью в миллионы долларов. И пошло. Помощником депутата был, фирма своя, «мерседесы», «ауди» да «БМВ» раз в три месяца менял. Во многие кабинеты дверь ногой открывал. Понял я тогда, в чем власть состоит, кто в ней игроки и кто марионетки. Противно стало — до жути. Дело-то в чем там: как высоко ни сиди, все равно ты чья-то марионетка. И даже не это всего хуже. Самое противное — сама система такова, что выжить в ней, не совершая подлостей, невозможно. Не победить, а именно выжить. Плюнул я на все, уехал. Только, видишь ли, это ведь тоже непросто — вход рубль, выход два. Три года за границей отсиживался, в Китае. Потом вернулся, когда улеглось, зал тренировочный снова открыл, в каскадеры пошел. Да не в том суть. Я в те годы такого натворил… До сих пор простить себе не могу. Понимаешь, не остаться при власти чистым. Никогда. Или не по ее правилам играть надо. А тех, кто по другим правилам играет, она не любит. Давит она таких. Я через это прошел — и решил впредь стоять подальше. Так что не зови. Да и сам запомни: настанет в твоей карьере момент, когда придется сделать выбор или сотворить что-то мерзкое, или распрощаться и с перспективой, и с нынешним своим положением. Что выберешь, не знаю. Если на все плюнешь, тогда и побеседуем. Убежище тебе дам, помогу, чем смогу. А если другой выбор сделаешь — тут уж прости, разговора то у нас с тобой по душам не получится. Потому как души у тебя больше не будет. Я вот ушел, зато теперь хорошо мне. На душе спокойно.
— Не преследовали, когда вернулся?
— Какое там, — махнул рукой Басов. — Каждый день звонки: «Вернись, дорогой, миллионером станешь». Не пошел.
— И то правильно, голову там в два счета прострелят, — согласился Петр.
— Здесь тоже, — буркнул Басов. — И даже не это главное. Не могу я с нечистой совестью. Вот и весь сказ.
— Игорь, но ведь здесь… — начал было Петр.
— А что здесь? — перебил его Басов. — У власти везде одни законы от веку. Не проси. Не пойду, и хватит об этом. Скажи лучше, на тренировку сегодняшнюю останешься?
— Останусь, — кивнул Петр. — Хоть я и недолго у тебя позанимался, а польза огромная. Да и сами занятия нравятся. Так что спасибо тебе за науку. Я даже в Таллине учителя фехтования нанял — тебе, конечно, не чета, но понемножку натаскивает…
— Ну, это только начало, — улыбнулся Басов. — Кстати, после тренировки задержись, покажу кое-что без оружия. Сабля — она, знаешь ли, не всегда под рукой оказаться может, а жизнь-то защищать всегда надо.
— А почему не на тренировке? — спросил Петр.
— Не всем надо все показывать. Ты же сам преподавал. Есть обязательная программа, а есть индивидуальная подготовка. Есть путь научиться фехтовать так, чтобы на дуэли и в сражении выжить. А есть — стать мастером. Это разные вещи.
— По-моему, мастером быть всегда лучше…
— Не всем, — пожал плечами Басов. — Чтобы научиться фехтовать, достаточно несколько лет регулярно посещать тренировки. А чтобы стать мастером, нужно всю жизнь свою перекроить и этому посвятить. А практическая польза? Я тебе покажу приемы боя без сабли. Вероятность, что ты здесь столкнешься с кем-нибудь без оружия, ничтожна. Для солдатской подготовки это тоже не нужно. В мире, откуда мы пришли, вероятность боя на саблях была чуть ли не нулевой. Но — изучал, ибо это часть боевого искусства. Мастер должен уметь все. Я этим занимаюсь просто потому, что мне интересно. Больше всего на свете. Больше денег и чинов. А ребята, которые в школу приходят, — им надо просто научиться фехтовать, как приличествует дворянину. Научу, это мой заработок. Но, пойми, не это главное. Есть школа — мое предприятие. А есть то, чему я учу лишь тех, кто, по-моему, способен достичь мастерства. Мастерство самоценно, даже если не обеспечивает возможности заработать или защитить себя. Оно отношение к миру меняет. Такой мир помогает вокруг себя выстроить, что другого для счастья уже и не надо.
— А как школа?
— Процветает.
— Да, о твоем искусстве даже эстонские дворяне наслышаны. Появился, говорят, в Петербурге великий мастер сабли и шпаги. Откуда это у тебя?
— Что? — не понял Басов.
— Ну, навык такой.
— Заниматься надо, вот и все, — усмехнулся фехтовальщик.
— Так ведь здешние дворяне тоже занимаются, а ты вон как прославился. Может, приемы какие-то, которых здесь еще не знают? — предположил Петр.
— Приемы, говоришь?… Конечно, кое-что из техники китайского тонкого меча я добавил, — усмехнулся Басов. — Но не это главное. Главное — отношение к делу. Здесь все занимаются, чтобы на дуэли победить, на поле боя уцелеть. Изучают, насколько считают нужным. Мне же само искусство фехтования было интересно, вот и изучал все, что мог, оттачивал, насколько мог, И сейчас продолжаю. У меня через зал знаешь, сколько человек проходят? Разные стили фехтования, разные школы… Я ото всех что-то беру, у всех чему-то учусь. Бывает, человек сам не видит, в чем суть приема, а я вижу — и беру на вооружение.