– Кладите осторожно. Хорошо, что она в трансформации, так быстрее регенерирует.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю. Я чувствую. Ожоги, от чего они?
– На берегу на Славку напала огромная сколопендра. Ирина Андреевна защищала его, ожоги – от яда этой твари. Я подоспел вовремя и убил ее. Не представляю, откуда она взялась.
– А со Славкой что?
Юлька уже собиралась ложиться спать, как многие в интернате, и успела расплести косу. Сейчас она сидела над Ириной Андреевной – над птицей – растрепанная, перепуганная внутри, но с виду собранная. Двое существ нуждались в ее помощи. Два человека.
– Я нормально, – тихо проговорил Славка и сел прямо на пол.
– Даша, Ляля, посмотрите, что с ним, уложите на соседнюю кровать! Найдите его бабушку, она у колодца, наверное.
– Я в порядке, не надо!
– Делай, что она говорит! – хмуро сказал комиссар.
– Вы сами-то как?
Юлька задавала вопросы, а ее пальцы в это время уже старались нащупать паутину. Паутину птицы, существа, ей искать еще не доводилось. Комиссар не в счет, он ведь был вне трансформации.
– Не беспокойся. Скажи, чем ей помочь, я все сделаю!
После того как Юлька спасла Антона, залечив страшную рану, он проникся к ней уважением.
– Я пока не знаю. Сейчас попробую выяснить.
Юлька растопырила пальцы над птичьей грудью и закрыла глаза. Возле соседней кровати все женское население интерната кудахтало над Славкой. Юлька поняла сразу: с ним ничего серьезного. Синяки, ссадины, сильный испуг, купание в холодной воде. Было что-то еще, странное, – но это потом. А вот Ирине Андреевне помощь нужна была срочная.
Под пальцами заклубилась сиренево-зеленая дымка, обрела форму, и Юлька увидела рисунок. Нет, не паутину – красивый, пышный цветок, похожий на пион. У себя она ведь тоже вначале увидела цветок. Так вот какая вышивка бывает у существ! При том что Ирина Андреевна, конечно, родилась человеком. Несколько лепестков цветка были сильно помяты, один потемнел. Так выглядит ожог, поняла Юлька. Будем исправлять.
Комиссар сидел рядом на полу и слегка гладил перья распластанных крыльев. Птица лежала на спине, глаза были наполовину прикрыты пленкой. Она дышала неровно, птичья грудь вздымалась рывками. Но под Юлькиными пальцами постепенно успокоилась, дыхание стало глубоким, не очень частым.
Юлька разворачивала, расправляла скомканные лепестки пиона. Вот он, яд, – черные пятна, их можно аккуратно стереть, как ластиком. Еще немного – и цветок выглядит нетронутым.
Птица уснула. Юлька чувствовала страшную усталость. Славкой она займется позже – вроде с ним все в порядке, ссадины обработали, напоили чаем, укрыли – дрыхнет. Бабушка прикорнула рядом. Дом как-то успел подсунуть ей кресло со спинкой. Молодец, Дом, но лучше бы сделал нормальную лестницу наверх. Сейчас карабкаться по этому дереву совсем нет сил.
– Положите сверху мягкую повязку, вам сейчас девочки принесут. Только не передавливайте, у птиц хрупкие кости…
– Не беспокойся, – улыбнулся комиссар. – Я умею с птицами. Спасибо тебе!
– С вами точно все хорошо? Как рука?
– Медленно заживает, зараза. Но это ничего.
– Где ж медленно, кости уже срослись! – возразила Юлька.
– Я сравниваю с крылом.
– А! Ну да.
Юлька все-таки влезла по дереву наверх. Сверху ей подала руку Викусик.
Делегация, ходившая к морю смотреть на сколопендру – дядя Коля, Ярослав Игоревич, Женек, Виталик и Ванька с Олежкой, – вернулась впечатленная. Мальчишки были напуганы и втайне считали Славку героем. А уж Ирину Андреевну с комиссаром – тем более.
– Надо бы зарыть ее. А то весь лес провоняет, – сказал привратник, отыскивая в углу лопаты.
– Да уж, такую закапывать всю ночь будем, – пробормотал художник. – Сашка-то где?
– Ушел смотреть, как далеко лес дотянулся, заодно с жителями поговорит. Не будем его ждать, пошли!
Младших кое-как уложили, подростки не спали. Сбившись в кучку на двух сдвинутых кроватях, они вполголоса, но с ужасом обсуждали сколопендру.
– Как мы могли ни разу не встретить в лесу такую громадину? – поражался Ярослав Игоревич.
Они с дядей Колей вышли из дома с лопатами на плечах и торопливо шагали по тропинке, ведущей на берег.
– Видишь, что с лесом творится, Ярик? Все, что могло проснуться, – проснулось. Все, что сможет ожить, – оживет. А волшебные существа, как я слышал, появляются не по одному. Многоножка эта, может, спала где-нибудь в норе или в береговой щели. Они же ленивые, если не тревожить. А эту кто-то, видно, взбудоражил. Может, Славка камушки с берега кидал, кто знает. Скорее всего, теперь и другие подарочки повылупятся – феникс какой-нибудь. Или кентавр.
– Ты веришь в кентавров, Николай? – засмеялся Ярослав Игоревич.
– Я теперь во что хочешь поверю. Ты ж видел это брюхо поганое…
Комиссар не уходил, не ложился спать. Остров подождет. Дела не убегут. Пусть вообще все остановится. Лишь бы она поправилась.
Он подумал, что, возможно, Ирине было бы легче в присутствии племянницы, да и самой Натке не помешало бы узнать, что случилось с тетей. А он так категорично отказался даже попытаться выковырнуть ее из Города.
– Ира, я иногда такой идиот, – тихо, чтоб никто не услышал, произнес комиссар. – Но ты ведь простишь меня, когда выздоровеешь? А ты ведь выздоровеешь?
Ночь наступала. Дети постепенно разбрелись по своим спальным местам. А Антон все сидел и гладил перья. В конце концов сон одолел и его.
Славка проснулся оттого, что тело вновь чесалось. И еще было чувство, что он очень неудобно лежит, хотя уложили его со всей заботой, – взбили подушку, подоткнули одеяло. Славка резко сел, скинув подушку на пол. Бабушка рядом в кресле крепко спала. У соседней кровати, уронив голову на руки, неподвижно сидел комиссар, плечи его ровно вздымались.
«Тоже спит», – понял Славка.
Ирина Андреевна во сне издавала слабые звуки, но спящих орланов Славке тоже приходилось видеть. Интернат безмолвствовал.
Вновь возникла сверлящая боль во лбу. На этот раз она была не такой резкой. Но чувствовал Славка себя очень неважно и заторопился на улицу.
Во дворе, под звездами, голова почти перестала болеть, но зато начала сильно кружиться. И, едва понимая, что делает, Славка упал на четвереньки. От затылка вдоль всего позвоночника как будто пробежал электрический ток. А зуд превратился в другое ощущение – Славка не знал, как его назвать. Казалось, из кожи растет шерсть. Он даже взглянул на руки – нет, слава гоблинам. Но очень хотелось в лес, в чащу. Бежать прямо так, на четвереньках, прямо сейчас. Удерживало только воспоминание о пережитом ужасе. Вдруг там, в лесу, еще кто-то есть?
Внезапно впереди, за деревьями, ему почудилось какое-то шевеление. От страха Славка весь покрылся потом и хотел вскочить, но не мог – какая-то сила тянула к земле. Но тут на тропинку вышли дядя Коля и художник – только тогда его отпустило. Вздохнув с облегчением, Славка встал на ноги и отправился спать.
…Проснулся он оттого, что ему жарко. Уже наступило утро, интернат жил своей жизнью. Птицы на соседней кровати не было – комиссар вынес ее на улицу, на воздух. Бабушкино кресло тоже пустовало.
Подошла Юлька. Умытая, в новой серой жилетке – они вязали ее вместе с Ириной Андреевной, из двух квадратов, это несложно, – с туго заплетенной косой.
– Ну ты как?
– Странно! – честно ответил Славка.
– А это что за шишка? Я вчера не увидела.
Юлька положила руку Славке на лоб. Как раз на то место, где жила головная боль. Под ее пальцами Славка действительно ощутил шишку, но вчера он лбом, кажется, не ударялся.
– Болит?
– Сейчас – нет. Жарко только.
– Температура? – нахмурилась Юлька, кладя на Славкин лоб, а потом на щеки, уже две руки. – Да нет у тебя температуры! Раскройся, если жарко, что ты под одеяло забился!
Славка скинул одеяло и повернулся на бок.
– А это что? – прошептала Юлька.
Сзади у Славки сильно отросли волосы. Но не равномерно. Длинная прядь посредине затылка спускалась на шею, затем на спину и гривой уходила под вырез майки. Юлька поскорее завернула майку. Грива тянулась и дальше, по всей спине, по позвоночнику.
– Да что там такое? – недовольно буркнул Славка.
Юлька провела пальцами по гриве.
– Ты тут… чувствуешь что-нибудь?
Славка резко сел, схватился одной рукой сзади за шею, другой – за спину.
– Что это, мама?! – воскликнул он. – Гоблин, что это?!
– Не бойся. – Юлька сделала успокаивающий жест руками. – Там просто… волосы. Точнее – шерсть. Пушистая светлая шерсть.
– А-а-а-а-а-а-а! – заорал Славка и вскочил. – Зеркало, дайте зеркало!
– Ой, да ты же… весь!.. – воскликнула Юлька, прижав ладони к щекам.
На крики сбежалась половина интерната. В чем дело – поняли не сразу.
Славка вытянул руки. Все они – кроме кистей – были покрыты белым коротким пушком. На груди, животе и на спине пух, или шерстка, появился тоже – Юлька сначала не заметила, увидев более темную и жесткую гриву.
– Что это такое? – кричал Славка. – Что со мной?
Вновь сильно закружилась голова, и он упал на четвереньки. На удивление, моментально стало легче.
Сквозь толпу застывших в изумлении и страхе детей и взрослых уже протискивался дядя Коля.
– Ух ты ж красавец! – усмехнулся он.
У Славки брызнули из глаз слезы.
– Пап, ты чего? – тихо спросил Виталик. – Ему же плохо совсем.
Привратник шумно вздохнул:
– Ну не так уж плохо, думаю. Пошли на улицу, Славик. Юляша, пойдем с нами. А вы не толпитесь тут. У самих скоро бороды вырастут!
Из подростков щетина на лице росла пока только у Виталика, он начал каждое утро бриться. У Славки ее как раз не было, и сравнение было не слишком точным. Просто привратник хотел показать всем, что ничего ужасного не происходит. Впрочем, ему это не сильно удалось. Часть народа потянулась вслед за ним и Юлькой на улицу.
– Идите, идите отсюда! Не видите – парню плохо! Нечего театр устраивать.