гом, который, ошалев от детских криков и «нападений», перепугался и уже, кажется, ничего не соображал.
В конце концов животное общими усилиями загнали в угол, где баба Люба исхитрилась обнять его за шею и, что-то шепча прямо в ухо, наконец успокоила. Единорог даже дал отвести себя к тому месту, где было разостлано одеяло. Там они и устроились вдвоем: бабушка и ее недавний внук. Вскоре вымотанные всеми этими невероятными событиями обитатели интерната крепко спали.
Но рано утром единорог проснулся от солнечного луча. Оставив спящую бабушку, он процокал копытами по деревянному полу и вышел на двор. А затем направился по тропинке прямо в чащу.
Запахи – осенней травы, падающих листьев, последних цветов, коры, мышиных следов, летящих по воздуху паутинок – обрушились на него. На тропинке попадались корни, но он легко перешагивал их и в конце концов, влекомый лесом, свободой, припустил рысью.
Он бежал, шумно дыша, раздувая ноздри, рог на лбу совсем не ощущался, ветерок теребил гриву. Там, в лесу, он больше не будет одинок. Заживет привольно и счастливо.
Птицы разлетелись, позади раздались звуки – смутно знакомые, но уже непонятные.
– Сла-ва-а-а…
Единорог остановился и слегка повернул голову.
Девочка бежала следом за ним по тропинке. Девочка-птица. Феникс.
– Славка, подожди!
Девочка-птица в ночной рубашке и наброшенной сверху куртке. Длинные волосы развеваются на ветру. Она подбегает. Не страшно. Не опасно. Девочка-птица – своя, волшебное существо.
Девочка обнимает единорога за шею и плачет:
– Славка! Ты уходишь от нас? Почему?
Он не понимает, что она говорит. Он только чувствует ее тепло. Где-то глубоко, внутри у нее, спит огонь. Он будет спать еще очень долго, но рано или поздно разгорится. Это нестрашный огонь. Соленые капли падают в густую мягкую шерсть единорога. Это ничего.
– Славка, я тоже уйду, потом, – шепчет девочка в самое ухо.
Единорогу щекотно. Он фыркает и поводит головой.
Волосы девочки лежат на спине единорога. Он мог бы стоять так и дальше – долго, он мог бы даже покатать ее. Но она не хочет сейчас идти с ним. Она гладит его по шерсти – и отпускает.
– Прощай, Славка. Ты будешь к нам приходить? Если нет, я сама приду. Я найду тебя.
Единорог кивает. Девочка-птица еще раз крепко обнимает его и разжимает руки. Зверь поворачивается и уходит в чащу.
Юлька медленно брела по дорожке из леса. Слеза катилась по щеке. Куртку Юлька так и не застегнула, не чувствуя холода.
Славка ушел, не выдержал одиночества. Нет больше Славки. Есть волшебное существо – единорог. Возможно, они будут видеться, может быть, даже часто, если он примет ее как феникса.
Но это будет уже не так.
«Почему мы становимся другими?» – думала Юлька.
Этот лес зачаровал их всех. Поглотил так же, как поглотил развалины интерната. Нет больше «Зеленого угла». А что впереди?
Навстречу Юльке вышел человек. Вскоре она поняла, что это Славкина бабушка. Женщина шла медленно, ей тяжело было переступать через коряги. Юлька приблизилась.
– Он ушел от нас, – еле сдерживая рыдания, сказала она.
Бабушка раскрыла объятия и прижала Юльку к себе. Та уткнулась щекой в мягкую бабушкину шаль. «Как шерсть единорога», – подумала Юлька, тихо всхлипывая.
– Не плачь, птичка, – сказала бабушка, гладя Юльку по голове шершавой после множества стирок рукой. – Он маялся здесь, как неприкаянный. Места не находил. Лучше уж так.
Юлька не сразу поняла, что баба Люба говорит не про последние Славкины дни, когда он уже превращался в единорога, а про предыдущую жизнь в интернате. И в самом деле, Славка всегда хотел чего-то, чего не мог достичь. Как и сама Юлька. Может быть, поэтому он когда-то понравился ей, а вовсе не потому, что казался интереснее других. Просто она чувствовала родственную душу и, как оказалось, не ошиблась.
«Я тоже уйду, – снова подумала Юлька. – Я уйду от них. От всех. Где-то в другом месте я буду нужнее».
– Пойдем в дом, птичка, – вздохнула баба Люба.
И они обе направились обратно.
Юлька с бабушкой были уже во дворе дома, когда в небе над ними возник орлан, сделал круг, снизился. Удар о землю – и комиссар стоит перед ними.
Две женщины – старая и юная – молчат и смотрят на его.
– Славка? – понял Антон. – Уже?
Юлька кивнула.
– Не плачьте. Идите домой. Я прослежу, чтобы на нашем острове его больше никто не обидел.
Антон входит в трансформацию и поднимается ввысь. Через мгновение его уже не видно.
Глава одиннадцатаяПуть по длинному каменному карнизу
Аня
– Один из техно, которые здесь работали, – наш с Руби родной папа, и серые только что увели и его, и остальных! – сообщила я Нике как можно спокойнее, хотя мне хотелось кричать, кататься по земле – все что угодно.
– Как… – захлопала глазами Ника.
– Как-как! Ты же сама говорила, что серые – против!
Ника кивнула:
– Против. Но так поступать – это… Да кто они такие! – Ника швырнула коробку на землю. – Распустились! Я немедленно пожалуюсь папе!
– А он уже вернулся? – поинтересовался Руби.
– Да. Я не успела вам сказать: он только что сошел с аквабуса. Идемте! Я этого так не оставлю! И отец этого так не оставит. Да их под суд за это надо! – кипятилась Ника, и мне стало легче. Ну конечно же, гранд на нашей стороне, и он не допустит несправедливости. – Но снаряжение мы с собой возьмем. Не зря же я его тащила!
Ника уселась на корточки и в два счета распотрошила коробку.
– Разбирайте. Тебе – веревка, тебе – вторая, мешочек какой-то тоже тебе, держи!
– Это магнезия, чтоб руки не скользили, – объяснил Руби.
– Скажите какие нежности! А мы прям так! – фыркнула Ника. – А это что? – Она потрясла прозрачным пакетом, внутри которого загремели пластиковые штучки с дырочками.
– Зацепки. Их прибиваешь к вертикальной поверхности, цепляешься и поднимаешься, – ответил Руби.
– Зачем? – не поняла Ника. – На скале всегда есть за что уцепиться.
– Ну набор же тренировочный, – пожал плечами братец.
– Ясно. Тогда их не берем – меньше тащить. О, да тут, оказывается, рюкзак есть! Если б я знала!
Ника выдернула со дна синюю продолговатую сумку с двумя ручками-лямками.
– Сюда все не влезет. Там должен быть еще мешок для герметичной упаковки.
Руби присел рядом и принялся рыться в коробке. Через некоторое время он извлек серый мешок на молнии.
– Вот и он. Скальные туфли только одни, жалко.
Мы разделили содержимое на две кучи. Руби употреблял много незнакомых слов: «страховочные петли», «карабины», «развески». Дома мы лазили по скалодрому, но снаряжения почти не было. И уж точно никто не знал, как все это называется. Сумку Руби нацепил мне на спину, как рюкзак, а себе оставил мешок. Нику мы нагружать не стали – она летает все-таки, – но красный шлем на голову она с радостью нацепила. Закинув пустую коробку в домик, чтоб не бросалась в глаза, мы бегом устремились к серпантину.
– Так быстрее. Зачем теперь прятаться? Это серые должны бояться, а не мы! – уверенно заявила Ника.
Спускаться по извивающейся лентой дороге оказалось гораздо легче, чем подниматься. Ноги сами несли нас вниз. На бегу я быстро-быстро рассказывала Руби про папу. Братец шел передо мной, говорить приходилось ему в затылок, и выражения его лица я не видела. Но, судя по тому, что ни разу не перебил, ему было по крайней мере интересно. Ника летела над нами и не мешала. Когда история достигла момента появления искина, я специально не стала называть его по имени – хотелось узнать, как скоро Руби догадается. Братец понял довольно быстро, как только речь зашла о работе в суде. Он встал как вкопанный и резко обернулся. Я не успела затормозить и налетела на него.
– Так, значит, – взволнованно заговорил Руби, – наши отцы – не чужие! Они были знакомы, они – друзья! Ты понимаешь, что это значит?!
Я даже онемела. Вот болван! Потом пришла в себя и набросилась на него с кулаками:
– Ты что?! Ничего так и не понял?! У нас один папа. Один! А Итан – робот! И наш папа его сделал!
– Да стой ты! – Руби попытался схватить меня за руки. Не сразу, но это ему удалось. – Все я понял. Я знаю, что меня родили люди, а не биороботы. Они пока не умеют. Но это ничего не меняет для меня, пойми!
– Тогда зачем ты пошел со мной, если отец тебе неважен? – кричала я. – Наш родной отец!
На дорогу опустилась Ника и вышла из трансформации.
– Вы чего тормозите? Деретесь, что ли? Нашли время!
– Да он… да я… да он – дурак! – кричала я, пытаясь вырваться, чтобы треснуть братца по башке.
– Тоже мне открытие, – пожала плечами Ника. – Все мальчишки – дураки. Но зато прикольные и с ними весело. Прекращайте махач, пошли!
Не сказав больше ни слова, она вновь обернулась птицей и умчалась вперед.
А мне расхотелось колошматить Руби. Действительно, не до того сейчас. Не понимает – его проблемы, лишь бы помог.
– Идем, – мрачно сказала я. – Отпусти!
Он послушался.
– Дальше расскажешь? Ну пожалуйста!
Я кивнула. Вновь братец шагал впереди, а я продолжала свою историю, вернее, папину историю, до самого волнующего момента – появления мамы.
На этот раз братец отреагировал не сразу. Лишь на том месте, когда отец сообщал Итану, что детей, скорее всего, будет двое, Руби обернулся.
Я замолчала.
– Это ты, да? – спросил он.
– Ну да, – пожала плечами я.
Он неожиданно взял меня за руку и так и повел дальше, на ходу бросив:
– А потом что было?
Так я и досказала до самого конца. Братец не произнес больше ни слова – очевидно, опасаясь ляпнуть что-нибудь не то, – лишь крепче сжал мою руку. Мы уже миновали серпантин, когда поднялся ветер, – хорошо, что не раньше, на этой дорожке и укрыться негде. К счастью, за поворотом уже мост, а там и замок. Но не успели мы выйти из-за поворота – сверху на нас обрушилась Ника.
– Там… там… – пыталась сказать она, едва выйдя из трансформации.