Иду, а перед глазами всё равно дорога из фастфуда стелется. Эх, жизнь…
Кабинет у Магнолии Онегиной был роскошным. Светло, просторно, потолки высокие, окна в пол, через которые видны были парящие в облаках островки. Мебель резная, антикварная, статуи каких-то древних магов украшают углы. Пышно, со вкусом и, наверное, жутко дорого. Интересно, сколько стейков можно было бы купить на стоимость одного этого кресла?
— Добрыня Добрынин, — произнесла Магнолия, глядя на меня поверх очков. Красавица, что и говорить; я бы даже милфой в самом соку её назвал. Так вроде их в этом мире кличут? Хотя у милф дети должны быть… У неё без понятия. Короче, подняла она на меня глаза, оторвавшись от бумаг. — Проходите, садитесь, — кивнула на стул.
Остальные преподы с нами на «ты» общаются: то ледяным шариком запустят, как Сергеевна, то отругают. А вот директриса и члены Совета — жуть, какие вежливые. С одной стороны, приятно, а с другой — интересно, долго ли их маскировки хватит, и что под ними скрывается.
— Думаю, вы понимаете, что нам всем уже прекрасно известно, что произошло вчера, — начала Онегина, как только я осторожно уселся на скрипящий стул.
— Разумеется, — кивнул я, уловив аромат печенья в вазочке на её столе.
Она заметила мой взгляд и слегка улыбнулась:
— Угощайтесь.
Но я воздержался: аппетит перед ужином перебивать не хотелось, да и такими крошками настроение только портить.
— Что ж… — милфа окинула меня любопытным, но строгим взором. — Пусть это не совсем моя прерогатива, но я считаю своим долгом предупредить вас: в нашей академии на данный момент учатся тринадцать человек, связанные с Родом Радугиных теми или иными узами.
Оу, а вот это уже поворот! Хорошо, что я об этом хотя бы сейчас узнал. Настолько неожиданно, что аж кулаки сжались сами собой.
Дальше я особо её не слушал: Магнолия вещала предсказуемые речи о том, что войн в стенах академии она не допустит, и если я вдруг решу скрестить шпаги с Радугиными на дуэли, то всё должно обойтись без летальных исходов. Всех остальных, видимо, тоже предупредила.
— Вы только об этом со мной хотели поговорить? — от таких новостей я даже о беконе думать перестал. Вдруг пирога захотелось вместо сэндвича.
— Да, — кивнула красавица и вздохнула так, что пуговица на блузке едва не отлетела. — Если вы меня поняли, то можете быть свободны.
Я аккуратно поднялся, чтобы ничего тут не разнести.
— Так точно, Магнолия Александровна, всё понял! Обещаю, в Академии никто не умрёт, — сказал я с серьёзным видом. — Ну, от моих рук точно нет, — обещания надо давать с умом, как юрист, и каждое слово взвешивать.
— Постойте, вы сказали, в Академии никто не умрёт? Это как понимать? — милфа с подозрением прищурилась, когда я уже стоял возле двери.
Но поздновато она спохватилась: я шагнул в коридор, и дверь за мной захлопнулась.
После такой беседы самое время в пекарню за пирогом отправиться и хорошенько обдумать. Вообще, пекарня — идеальное место для размышлений. Почему там не проводят деловые встречи? Пироги кого угодно на выгодную сделку скрутят!
Но едва я выбрался от директрисы, как заметил через окно сестрёнку, сидящую на скамейке внизу. Она с остервенением уплетала мороженое. Пара секунд — и я уже рядом, будто молния. Ну ещё бы, откуда у неё мороженого целая банка, да не одна?
— Мария Валерьевна, а ты случайно не за покупками бегала? И когда успела, если не секрет? — плюхнулся я рядом на скамейку и принюхался. Моё любимое фисташковое мороженое.
— Днём выходить можно, мы же не в тюрьме. Это по ночам комендантский час ввели, — мелкая выглядела недовольно.
— В чём дело, Маша? — выхватил у неё вторую банку мороженого.
Маша, само собой, вспылила, но не из-за мороженого. Как и думал, её мучили войны, в которые наша семейка вляпалась.
— Да послушай же ты, — пришлось её слегка встряхнуть, чтобы вернуть с небес на землю, — не можем мы сейчас в Пермь вернуться. Дома и без нас справятся, а нам учёбу заканчивать надо.
— И это ты мне говоришь про учёбу? — мелкая топнула ногой так. — Война там идёт, а мы тут бездействуем!
— Угомонись, — фисташковое мороженое таяло у меня во рту, успокаивая нервы лучше любого антидепрессанта. — И перестань зря накручивать себя. У родителей всё под контролем.
Да, лапшу ей на уши навешал, но что поделать. С другой стороны, наш Род может и не самый боевой, но мы не последние лузеры. И потом, не говорить же ей, что настоящая беда там, где я, а не в Перми. Я у Радугиных и Безруковых первый в списке на ликвидацию и главная мишень. Если вернусь домой, близким станет только хуже.
— Добрыня… Эй, Добрыня, — мелкая прищурилась так, словно задумала что-то недоброе. — Что-то мне тоскливо от всей этой фигни… Может, дашь прокатиться на своём «Вепре»? Ты ж не жмот, братик!
— Даже не думай об этом, — несовершеннолетнюю за руль моей машины? Это же как дать обезьяне гранату. Мать мне потом голову открутит и обратно не прикрутит.
Маша после моего отказа продолжала канючить, выпрашивая машину. К счастью, мой телефон зазвонил как по заказу — спасение свыше!
На экране высветился Гришка, точнее, его идиотская фотка: где он в баре обнимает двух танцовщиц в кроличьих ушках.
Стряхнув Машу с плеча, как назойливую муху, я вздохнул:
— Мария, помолчи немного, мне Гриша звонит.
Отошёл подальше, но сестра продолжала сверлить меня взглядом.
— Алло, слушаю, — оглядываясь на неё хмуро, чтобы Маша не подслушивала, прикрыл рукой микрофон: мало ли, может, читать по губам научилась. — Ну что там, Гришаня, всё по плану?
— Всё пучком, — слышу, он чавкает чем-то на том конце провода. — За твоим братом и батей в больнице охрану усилили, мои люди там теперь. Ещё, может, кто-нибудь из нашей семьи заглянет помочь с лечением.
Я от души поблагодарил Гришу: шустро он, всё-таки, сработал. Теперь хотя бы до раненых брата и отца не доберутся эти козлы. А мне пора заняться другими прохвостами в столице.
— Всё здорово, конечно, но удалось договориться насчёт меня? — уточнил я у Распутина.
— Устроил, но ты уверен, что оно тебе надо?
— Не парься, Гришаня, это уже мои проблемы. Тянуть нельзя, — пути назад больше нет. У меня всегда так: если уж ввязался, то до конца.
Распутин еще немного помялся, поворчал, но меня не переубедить: могу и похуже что-нибудь придумать, да и поопаснее. Пришлось ему согласиться, и как раз вовремя.
Маша снова рванула ко мне с просьбой дать порулить машиной. Сбросив звонок, я выставил руку вперёд и упёрся ладонью ей в лоб.
Сеструха замахала руками и завизжала, но подобраться ближе не смогла. Когда же она вырастет и купит сама себе колымагу. Эх, надолго у нас эти перепалки затянутся. А как же мой пирог? Он где-то одиноко ждёт меня на полке в пекарне, а у меня слюнки текут.
«Аия моня-моня, тогезеее!» — да уж, из всей этой музыкальной какофонии на новой арене для подпольных боёв именно эти бессмысленные слова и удалось разобрать.
Музыка орёт так, что уши скоро в трубочку свернутся. Везде вспыхивают какие-то огни, словно я попал не на бойню, а на техно-вечеринку. Зрители тем временем потягивают свои коктейли из ярких длинных бокалов.
Это одно из тех мест, где убийства на ринге — скорее правило, чем исключение. Толпы аристократов стекаются сюда поглазеть на смерть, как когда-то в древнем Колизее. Хорошо, что мой дружбан Гришаня — не просто аристократ, а ещё и с фамилией Распутин. Связи — вещь полезная, особенно когда хочешь получить VIP-место.
Впрочем, и без связей я бы справился: после трудного детства меня уже ничем не испугаешь. Выжил тогда — найду способ и сейчас выкрутиться из этого адского цирка.
Главное, что Гриша — лекарь, и знает кучу ценной инфы. Замглавы службы безопасности Рода Радугиных частенько тут выступает. По правилам все мы инкогнито, но Распутиным не раз приходилось лечить их гвардейцев после этих «тренировок». Секреты здесь всплывают быстрее, чем трупы в реке.
Так что мне стало известно, что Радугины любят отправлять своих бойцов сюда для прокачки навыков. Убивай сколько хочешь — никто и бровью не поведёт. Нравится ли мне такой подход? Да как же! Люди окончательно слетели с катушек. Но именно ради этих психопатов я здесь. Пришлось даже уламывать Гришаню записать меня на бои в этой арене смерти.
Сейчас Гришаня стоит, волнуется, попивает водичку и, кажется, молится всем известным богам. Музон вокруг постепенно стихает, и хриплый голос рефери что-то объявляет. Совсем скоро мой выход.
— Ладно, не дрейфь, всё будет путём! — хлопнул я друга по спине, и он чуть не захлебнулся водой.
Кха-кха… — Гриша глянул на меня, потом на ринг. — Ага, или всё пойдёт по… сам знаешь, по какому месту… Ладно, иди в «клетку», тебя уже объявляют. Удачи не желаю — ты и так её пробьёшь своим лбом.
Ну что ж, настал мой час. Под бубнёж рефери я взобрался на ринг и уставился на соперника. Мышцы у этого замглавы безопасности Радугиных — будто у быка на стероидах. Гришаня полностью снабдил меня инфой о нём.
Зовут его Ярослав Астахов, тридцать шесть лет, и он тот ещё экземпляр: поубивал на ринге кучу народа просто ради забавы. Считает себя всемогущим, а вот мозги и совесть где-то потерял. Любит поиздеваться над слабыми — ну что ж, сегодня ему представится шанс почувствовать себя на их месте.
Нас объявили, гонг прозвучал, и Астахов, в маске льва, рванул ко мне, размахивая своими бицепсами.
— Только что в среднюю лигу перебрался, да? — бросил он с ехидцей. — Недолго там протянешь, Ночной Разбойник.
Хохоча над моим прозвищем, Астахов ударил ногой по полу, словно разъярённый бык, и его кулак полетел прямо мне в голову.
Я без особых усилий уклонился и ушёл в низкую стойку. Мог бы повозиться с ним, поизучать его приёмы, но все его бои я уже изучил вдоль и поперёк. Одному парню этот псих размазал мозги по полу — просто захотел проверить, насколько сильно может ударить. Но сегодня у меня свой план: уделить внимание каждому из них. Если всё пойдёт как надо, противников будет достаточно, чтобы устроить маленький апокалипсис.