е, благо время позволяло: пробки уже рассосались.
Но я все равно немного негодовал, что моя цель далековато от центра города. Однако, увидев потом этот красивый большой красный завод, на котором даже краска еще не облезла, мне стало легче.
Мы остановились на безопасном расстоянии от гигантского завода, из высоких труб которого клубами валил дым. Я приказал кому-нибудь из наших пальнуть из РПГ по этим самым трубам навесом. Геннадий с энтузиазмом вызвался исполнить приказ — он обожал подобные задания. Но напрасно он надеялся на зрелищный обстрел.
Снаряды не долетали до цели, как я и предполагал: завод был надежно защищен современной системой ПВО. Впрочем, я и не рассчитывал на прямое попадание, а лишь проверял данные разведки и хотел выманить персонал.
Сработала заводская сирена, оповещая о тревоге и эвакуации. Толпы рабочих хлынули к выходу, спеша укрыться в безопасном месте. Вскоре люди разъехались на фургонах подальше от опасной зоны.
Настал идеальный момент, чтобы применить мой козырь — создание области сжатого пространства. Правда, после этого наемникам придется какое-то время помалкивать о случившемся.
Я создал миниатюрную черную дыру — сферу с чудовищной гравитацией, способную поглотить даже свет.
— Жарьте туда из всех орудий! — скомандовал я, удерживая сферу.
Бойцы не стали задавать лишних вопросов. Из огнеметов в аномалию ударили потоки пламени, а пара особо одаренных наемников, неплохо владеющих огненной магией, направили в сферу потоки чистого огня прямо из ладоней.
На напитывание этого пространства огнем ушло немало времени, но чем больше пламени в нее вливалось, тем эффектнее должен был получиться результат. Я всегда стараюсь делать свою работу на совесть, а в данном случае — еще и максимально ярко. Уж что-что, а устраивать феерические шоу я умею.
Напитав сферу хорошенько, я ускорил и метнул ее прямо в центр завода, а вернее даже будет сказать: она словно притянулась к нему. В мгновение ока все здание запылало, озарив округу ослепительным заревом. Жар полыхающего пламени ощущался даже на безопасном расстоянии. Огонь охватил каждый уголок промышленного гиганта — после такого пожарища уже ничто не уцелеет.
Так и тянуло процитировать: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло». Сноп искр взмывал в темнеющее вечернее небо, а где-то в недрах завода раздавались оглушительные взрывы. Я не мог сдержать восторга — зрелище и впрямь было невероятно красочным.
Грех было не запечатлеть этот триумф на память. Сделав несколько снимков, я отправил лучший из них Федору Видмовскому с подписью: «Столица — опасное место, особенно для пермских аристократов. Берегите себя и своих близких». По-моему, звучит весьма эффектно, прямо как те предупреждающие титры, что крутят по телевизору в сезон лесных пожаров.
Что ж, сделал дело — можно приступать к следующему. И я, насвистывая, двинулся прочь, оставляя за спиной пылающие руины.
Глава 7
Седовласый, но ухоженный старик в зеленом пиджаке поглаживал по голове большого сторожевого пса с мощной головой и попивал свежевыжатый сок. В молодости он обожал бурбон, виски и сигары, но, перевалив давно за пятьдесят, решил заняться спортом и следить за здоровьем. Глядя на него сейчас, трудно было представить, что когда-то этот статный мужчина вел разгульный образ жизни. Теперь он излучал уверенность и силу, как человек, привыкший всегда добиваться своего.
Его можно было понять: у него была успешная бизнес-империя с крупными заводами то здесь, то там. Порой он даже переставал поглядывать на прибыль, просто наслаждаясь властью над своим добром и снисходительно принимая в кабинете деловых партнеров и прочих просителей. Ему нравилось ощущать себя хозяином положения, тем, от чьих решений зависят судьбы многих людей.
— Он и правда сжег дотла мой завод под Москвой, — усмехнулся мужчина, продолжая чесать пса за ухом. В его голосе не слышалось ни капли недовольства или огорчения, скорее, даже какое-то удовлетворение. — Какой молодец: играет по моим правилам, сопляк, — добавил старик, и в его глазах зажегся хищный огонек.
— Да, выходит, что так. Вот отчет о потерях, экономисты уже все подсчитали, — Павел — его помощник протянул ему папку с документами.
— Этот отчет мне не интересен, — Федор Валерианович с важным видом мотнул головой. — Я достиг иного уровня, чтобы волноваться о потере одного завода. К тому же я этого и ожидал, — на его лице проскользнула довольная улыбка. Он чувствовал азарт и предвкушение от предстоящей схватки. — Ты лучше вот что, Павел, вызови мне сюда с десяток наемников из отряда Теней, да побыстрее.
— Мигом устроим, господин: они себя ждать не заставят. Берутся за все подряд и решают проблемы в считанные секунды, — поклонился Павел и поспешил удалиться. Он знал, что лучше не заставлять босса ждать.
Старик с довольным видом допил сок и откинулся на спинку качающегося кресла. Внутри него бурлило чувство триумфа — поступок Добрынина развязал ему руки, и теперь можно спокойно присоединиться к войне против него. Наконец-то представился повод поставить на место этого выскочку!
Род Федора Валериановича никогда никому ничего не был должен. Но его нынешние союзники числились в списке должников, а у него на них были планы. Как говорится, поможешь вовремя союзникам — получишь больше выгоды в дальнейшем. Старик предвкушал, как использует их в своей игре.
Крутанувшись на кресле, он развернулся к окну и приложил руку с драгоценными перстнями к подбородку. С юности Федор Валерианович отличался горделивостью и высокомерием. Он считал себя богом, царем, лучше и дальновиднее всех, а остальные лишь шли у него на поводу. Эта непоколебимая вера в собственное превосходство придавала ему сил.
Второй причиной для войны с Добрыниным стала личная неприязнь. Валерианович считал его обнаглевшим выскочкой, каким-то макаром подлизавшимся к императору. Он не мог стерпеть, чтобы какой-то юнец обошел его так далеко. Зависть и уязвленная гордость терзали его душу.
— Этот сопляк даже не осознает, насколько он мелкая сошка в большом мире, — задумчиво произнес старик, потирая пальцами ладонь. В его тоне звучало снисходительное презрение. — Но я открою ему глаза и поставлю на место. Пусть щенок поплатится за свои глупые надежды.
Думая об этом, он развернулся обратно к столу и, нажав на кнопочку на стационарном телефоне, сказал:
— Лидочка, принеси-ка мне сет из свежих нарезанных овощей, — попросил Федор Валерианович свою секретаршу в приемной его собственного особняка.
— Господин, это не Лидочка: это ваш телохранитель Михаил, — раздался в трубке туповатый голос. Старик поморщился от раздражения.
— А где Лидия? Какого черта, ее нет на рабочем месте в рабочие часы? — Валериановичу не нравился такой беспорядок. Он терпеть не мог, когда что-то шло не по плану.
— Так вы же ей сказали, что если она не перестанет красить свои ногти на работе и вонять лаком, то пусть тогда вообще выметается прочь, — пояснил Михаил. — Вот она и не вышла на работу: наверное дома теперь ногти красит. Она, вообще, хотела маникюр на дому делать и так зарабатывать.
— Кикимора она чокнутая, зарплату такую променяла на черт знает что, — выругался Федор, чувствуя, как закипает от злости. Его лицо покраснело, а на лбу выступили капельки пота. Ему претила такая безответственность. — Значит, ты мне сет из овощей должен принести, да побыстрее. И чтобы никаких перемен не было после ухода Лидии: сделай все как надо! Сделай так, чтобы я и не заметил ее ухода, понял? Все должно быть по-прежнему, — он не любил малейших перемен в своем распорядке и кругу общения. Одна мысль об этом вызывала у него тошноту и головную боль. — И замену ей ищите поскорее, — добавил он следом, едва сдерживая раздражение в голосе.
— Слушаюсь, господин, — покорно ответил Михаил и отключился.
Федор Валерианович облокотился о стол и прикрыл лицо рукой, чувствуя, как раздражение и усталость накатывают на него волной. Ситуация с секретаршей и бестолковыми подчиненными порядком вымотала его. Он ощущал, будто весь мир ополчился против него. Его сердце колотилось, а в висках пульсировала кровь.
Через несколько минут в дверь постучали, и в кабинет вошел Михаил. Подняв голову, Валерианович потерял дар речи: перед ним стоял его телохранитель-качок, облаченный в женскую юбку и балансирующий на каблуках. Волосатые ноги Михаила обтягивали женские колготки, губы были ярко накрашены красной помадой. На голове красовался женский парик, а в руках он держал поднос с огурцами и морковью.
— Ваши овощи поданы, господин, — промурлыкал Миша, старательно подражая голосу Лиды.
— Это как понимать, мать твою? — от шока Валерианович даже подскочил с кресла. Его глаза округлились от изумления и негодования. Он почувствовал, как его охватывает ярость.
— Вы же сами сказали, чтобы никаких перемен после ухода секретарши не было заметно, — развел руками телохранитель, невинно хлопая накрашенными ресницами. — Я и приоделся, как она. Юбка даже такого же цвета.
— Я даже знать не хочу, где ты так быстро раздобыл женскую одежду и парик, — процедил сквозь зубы Валерианович, с раздражением одергивая пиджак. Его трясло от гнева. — Но какого черта овощи не нарезаны, кретин? Я что, должен их так грызть? А ну пошел вон, дебил! Ты тоже уволен! — он схватил морковь и швырнул ее в телохранителя. — Если я сказал, чтобы все было без перемен, то это не значит, что ты должен был рядиться, как баба, подражая идиотскому стилю секретарши.
Миша скорчил грустную гримасу, его губы задрожали, а в глазах заблестели слезы.
— Блин, вот я тупой! — схватился он за голову, чувствуя, как стыд и разочарование захлестывают его. — Я ж не знал, господин. Подумал, что если без перемен, то значит, и овощи, и кофе вам должен приносить в костюме Лидии.
— Тебя давно надо было гнать с работы в шею, тупоголовый стероидный безмозглый мешок из груды бицепсов! — но Федор Валерианович был неумолим. Его лицо побагровело от ярости. — Проваливай! Проваливай, я сказал!