Поэтому после обеда пришлось смухлевать и сделать звонок в боулинг, мол, приеду к такому-то времени шары погонять. Враги, наверное, удивятся, что я вдруг решил один в развлекательный центр сходить. Однако они явно не такие тупые, как кажется.
Пришлось попросить наемников устранить пару хвостов в нашем районе, и только тогда я смог незаметно слинять на арену. А там все было стабильно и уже как-то по-родному. Отмутузил в тот день двух бойцов высокого ранга, но бои длились недолго: я решил не церемониться. Наоборот, заменил длительность на зрелищность, прямо как в рестлинге.
Одного схватил за руку, раскрутил и смачно приложил об пол. А второго сначала поднял двумя руками над собой, а потом швырнул на канаты. Он отрикошетил от них и упал, но поднялся. Так что в итоге я вынес его ударом с двух ног в прыжке.
И получил свои честно заработанные кровные: ставки, кстати, продолжали радовать, ведь я все еще был здесь популярен, несмотря на частые победы. Соперников мне с каждым разом старались подбирать все лучше и лучше: даже из-за границы приезжали. С испанцами бился, африканцами, датчанами — в общем, список немалый. Мне каждый раз приходилось придумывать, как их по-новому штабелями укладывать на ринге. Ведь каждый бой должен быть разным, как снежинки.
Гриша, кстати, уже даже не говорил мне быть осторожнее на арене, а вообще скучал во время моих боев и сидел в раздевалке, уставившись в телефон. Видимо, привык, что я всегда побеждаю.
— Что, даже не поздравишь с очередным триумфом? — подколол я его, стягивая пропитанную потом футболку.
— Да я уже задолбался тебя с этими победами поздравлять, как и себя самого, — отмахнулся он, увлеченно гоняя шахматные фигуры на экране смартфона.
— Ну, как знаешь. Хотя обидно, я ведь старался очень и тяжело было.
— Ну-ну, а мне почему-то кажется, что для тебя это было как два пальца об асфальт, — подметил друг. Черт, в следующий раз надо будет изобразить предсмертные конвульсии поубедительнее.
Так и сделаю: рухну после боя на ринг и буду жалобно хрипеть, выпрашивая глоток воды. И еще позволю почаще себя лупить. Хотя в этот раз я вроде тоже неплохо сыграл роль мешка: дал одному типу провести болевой прием. Ладно, в следующий раз закачу целое шоу: буду висеть на канатах, изображая невыносимую боль и полное изнеможение. Глядишь, и Станиславский поверит.
— Ладно, я погнал, не буду тебя дожидаться, а то тебе еще с другими менеджерами трепаться, — дожевывая послематчевый сэндвич, я махнул Грише рукой. — И вот, чуть не запамятовал спросить: тот журналюга Толстой ведь забил мой номер в контакты? Нормально же будет, если я сам ему наберу?
Услышав это, Распутин отбросил телефон на диван и вопросительно уставился на меня:
— А ты еще что удумал? На кой черт он тебе опять сдался? Твое прошлое интервью, кажется, уже ничем не переплюнешь.
— Потом почитаешь в газетенке, — подмигнул я ему и с лязгом захлопнул за собой дверь раздевалки.
— Чертов интриган! — донеслось мне вслед. Да, Гриша тоже любопытный: ему явно не терпелось узнать, что я затеял на этот раз.
Но мне нравилось удивлять людей поступками, а не треплом о них загодя. Так что, рассекая по дороге домой на своей ласточке, я набрал номер Толстого. Он взял трубку почти мгновенно — видать, и впрямь ждал звонка, ну еще бы.
Журналист тут же начал меня расспрашивать, заеду ли я к нему еще на одно интервью. И вообще, как именно я намерен выбивать бабки из такой оравы должников. Неужели и правда собираюсь трясти деньги со всех подряд? Но на этот раз я решил ограничиться более коротким телефонным интервью.
— Нет, я точно не стану теперь вышибать долги из каждого, — следя за дорогой, говорил я расслабленным тоном. — Видите ли, кое-что изменилось.
— И что же? — журналист явно навострил уши на том конце, как хищник, почуявший добычу.
— У меня теперь есть примерно с десяток родов из того списка, с кем мне удалось наладить контакт и договориться. Так что уже как минимум среди должников имеются те, кто просто делают вид, что ведут игру против меня, — говоря это, я заметил на перекрестке открывшийся новый магазинчик с кондитерскими изделиями: надо будет потом как-нибудь заценить. — Так вот, эти рода теперь играют со мной на одной стороне и сливают мне информацию об остальных, с кем они якобы считаются союзниками. Улавливаете суть?
— Еще бы не уловить: настоящие заговоры и интриги! — обрадованно воскликнул журналист.
— Ага, вроде того, — я постарался не заржать в голос. — И знаете, мне вообще очень забавно следить за развитием всех этих событий. А в особенности за жалкими потугами своих врагов добраться до меня. Они ведь так недалеки умом, что точно не вычислят, кто из них друг, а кто враг. И эти люди собрались меня уничтожить — просто умора.
— Просто умора… Я так и запишу, — на том конце провода чиркала по бумаге ручка.
— Да-да, так и запишите, пожалуйста. Настоящий цирк, да и только. Пусть знают, что мне нечего бояться таких, как они. Бояться их — себя не уважать, — вот и все: удочка, считай, заброшена.
А теперь клюй, рыбка, большая и малая, я не привередлив к улову. Тем более какое дело рыбаку до того, что клюнет, если рыбак — все равно он, да к тому же совсем не голодный.
Осталось только подождать… Добравшись до дома, приготовив ужин и поиграв немного в комп, я лег спать с ухмылкой на лице. Даже систему охраны не активировал: зачем она мне, когда у меня есть чутье, кругом в районе мои головорезы, но самое главное — есть биологическая сигналка — курица. Она вообще чутко спит и терпеть не может шум по ночам: от этого у нее несутся слишком мелкие яйца. Так что если кто-то бы и вздумал заглянуть на огонек, чтобы отправить меня на тот свет, то она бы уже вся раскудахталась.
Ночь прошла спокойно, и за завтраком я, прямо как Маша, первым делом полез в интернет. Информация — вещь важная, так что без интернета никак. Раньше бы я, конечно, так не сказал, но времена меняются, и теперь я готов признать, что без всемирной паутины жизнь была бы скучнее. Особенно для таких, как я, кто любит наблюдать за страданиями своих врагов.
И что же я вижу? В деловой ленте творилась настоящая веселуха. Гумилев без объяснений вывел все свои активы из общего бизнеса с Котовским.
А в ленте по новым стычкам и войнам я увидел, что мелкий барон Кротов напал на род некогда своего друга Крижевского. Вот так поворот! Друзья познаются не только в беде, но и в предательстве.
Класс, пусть грызут друг друга и портят жизни, а я добавлю сливок в кофе и буду наслаждаться этим зрелищем. Не густо, конечно, мало кто из моих должников вступил в стычки друг с другом, но уже неплохо.
Видимо, только самые вспыльчивые из них решились на открытую конфронтацию, а остальные пытаются еще сохранить самообладание и трезвость ума. Но надолго ли? Я лично собираюсь и дальше мешать их спокойной жизни. Для меня это теперь первостепенно. В конце концов, кто-то же должен внести немного хаоса в этот скучный мир. А я с удовольствием примерю эту роль на себя.
Тем временем
на землях графа Дурманова
— Вы снова попали прямо в лунку, господин! — подобострастно объявил пухлощекий слуга, и дамы, сидевшие под зонтиками вдали, захлопали в ладоши и подняли бокалы с шампанским.
— За вас, граф, вы самый меткий игрок в гольф, что я только видела! — крикнула одна из них, мечтая оказаться на месте лунки.
Но мужчина в голубом поло и белой кепке элитной фирмы, без всякого интереса посмотрел в ее сторону и сухо кивнул. Затем ему подали еще мяч, и он стал прицеливаться клюшкой, представляя на месте мяча голову конкурента.
— Отец, я тебе серьезно говорю: если и есть еще крысы, так это точно эти трусливые и до чертиков жадные подонки Кличевы, — русый кучерявый молодой человек с белоснежной кожей, не тронутой загаром, ошивался рядом с графом. — Ты только вспомни, какой они званый бал в том году устроили: лучше бы вообще не звали. Такие, как они, даже рубль, если на дороге увидят, то поднимут, обслюнявят и в карман положат.
— К чему ты это все?
— К тому, что у них нет чести и гордости, никогда не было! Если кто и мог пойти на сделку с Добрыниным, так это они. Сам подумай: они ведь еще ничего полезного не сделали, будучи с нами в одной лодке. Вечно отмазывались тем, что силы копят. Я глупее ничего не слышал, — сын пнул ногой по траве, и отец наконец обратил на него внимание, отложив на секунду игру.
Граф Дурманов в уме соглашался со своим сыном. Он прекрасно понимал, что Кличевы были в курсе всего: всех планов и козней против Добрынина, но руки не приложили к этому ни разу, видимо, боясь сломать свой идеальный маникюр.
— Станислав, а ведь ты вспомни, что нам говорили наши спецы потом, после потери наемников, которых мы подослали к Добрынину, — граф оперся рукой о сыновье плечо, чуть не сломав его хрупкие косточки. — Те сказали, что они могли провалиться так только по одной причине: их уже ждали. Понимаешь, знали заранее об их приходе.
— Вот-вот, отец: странно это все как-то, мутно. Надо что-то делать, пока не поздно, а то скоро нас самих закопают на этом самом поле для гольфа, — Станислав закивал и покрутил свою клюшку в руках, прикидывая, подойдет ли она в качестве орудия убийства.
— А знаешь что, пригласи-ка ко мне срочно моего юриста: Петра Геннадиевича! Пошлем куда подальше Кличевых: никаких дел я иметь с ними больше не собираюсь после такого. Они мне, как и тебе, никогда особо не нравились: в бизнесе всегда прижимистые сволочи были, — граф потер свой подбородок рукой и поторопил сына.
— Сделаю, отец. Но у нас, если что… Это… Мы же деньги вложили в общее с ними дело: ты помнишь суммы, — замешкался на секунду сын.
— Помню, но я не настолько прижимист, как эти говнюки, к тому же юрист нам поможет: мы большую часть вернем. Да и о деньгах ли теперь переживать, мы что, бедные? — отец строго на него посмотрел.
Станислав понял, что сморозил что-то не то, и помчал в своих белых гольфах быстрее к вилле, чтобы связаться с юристом, пока отец не решил использовать его вместо мяча. А граф вновь ударил по мячу, но промахнулся и выругался громко вслух. Дамы же сделали вид, что они этого не слышали.