ой. И Маша должна ее знать и принимать, чтобы в случае чего ничему не удивляться и даже действовать, если потребуется. Так что терять время до утра не стоит. Ведь новый день — новые дела.
— Эм, ты серьезно? — спустя некоторое время спросила меня Маша, сморщив лицо. — И это ваш штаб? Полный отстой! Я думала, будет что-то посерьезнее.
Она стояла посреди комнаты под открытым ночным небом, ведь крыша и потолок обрушились, а на стенах висели лишь карты. Вокруг царили мусор и беспорядок, а в центре всего этого безобразия одиноко возвышался Дмитриевич. Помимо прочего, в комнате было полно кастрюль с засохшей едой и разбросанных вещей.
— Вообще-то, это был штаб на поверхности, и ты увидела лишь верхушку айсберга. По сути, это что-то вроде совещательной комнаты, а не настоящего штаба, — объяснил ей. — Наш истинный штаб находится там, — с улыбкой я указал пальцем на пол.
— В подвале, типа, рядом с крысами? — сестра рассмеялась.
— Ага, вроде того, — не стал вдаваться в подробности: пусть сама все увидит.
Пока она первой спускалась в подвал через прихожую, я обернулся к Дмитриевичу и пронзил его недовольным взглядом.
— Это как понимать? — строго спросил я. — Здесь что, живут пятилетние дети, которые не могут за собой прибрать?
— Извините, босс, но у нас же нет служанок, а парни никак не могут решить, кто будет наводить порядок, — виновато пожал плечами Дмитриевич.
— Ты уверен, что это правильный ответ? Или ты считаешь, что мне нужен такой начальник наемников, который не может заставить своих людей делать то, что нужно?
— Так точно, босс! Больше никаких косяков, — отрапортовал он, изобразив нечто среднее между салютом и попыткой почесать затылок.
Мы, конечно, не в армии, хотя, чего уж там, дисциплина мне бы не помешала. Но это ладно, Маша уже голосила где-то внизу, не соображая, куда идти дальше, ведь там был замаскированный люк.
Мы с Дмитриевичем рванули к ней и начали спускаться по железной лестнице, а потом петлять по подземным коридорам, освещая путь фонариком. Этот подземный бункер, соединяющий несколько моих домов, был здесь еще до меня.
Видать, прежний хозяин что-то тут прятал раньше, раз уж так старательно все замуровал. Но мой Дар позволил мне раскусить эту тайну, и я сразу смекнул, что негоже такому славному местечку пропадать зря.
Вот и решил приспособить его для своих нужд. Ребята, которых я нанял у Распутина, прокопали здесь целый лабиринт ходов, прямо как в муравейнике. Теперь можно не носиться по улицам, перемещаясь с места на место.
— Ну что, Маша, готова лицезреть нашу берлогу? — я подошел к массивной железной двери. — Здесь сотни наемников денно и нощно тренируются, отсюда мы ведем всю слежку за маяками и территорией. Только не удивляйся сильно и не мешай моим орлам работать. У них дел полно.
— Давай уже, открывай свою секретную базу, — она потерла руки в предвкушении. — Сотни наемников, говоришь? Круто, братец, круто.
Она чуть дверь с петель не сорвала, и перед нами раскинулся бесконечный широченный коридор, уходящий вдаль на пару километров. На потолке мерцала тьма-тьмущая ламп — электричество жрало нормально.
В центре торчала куча компьютеров, на электронных картах то и дело мигали точки. Главный пульт управления щеголял разноцветными кнопками и микрофонами, а рядом заряжались сотни раций.
В левом ответвлении коридора виднелась казарма для отдыха при пересменке, а дальше шли тренировочные залы. Мишени подсвечивались, а на стенах висело столько оружия, что обои уже были ни к чему. Каждый сантиметр стен был увешан стволами.
В общем, о такой крутой базе можно было только мечтать. Мои наемники были здесь и они…
— Какого черта⁈ — я окинул этих охламонов взглядом, а Дмитриевич аж онемел.
Наемники, вместо того чтобы усердно тренироваться и вести слежку, глазели в телевизоры, попивая пивко, и болели за какую-то хоккейную команду. Причем болели так громко, что мне пришлось повторить свой возглас.
— Не мешать им работать, говоришь? Мол, очень занятые, серьезные ребята? — сарказм Маши, едва сдерживающей смех, бил мне прямо в сердце.
— Ой, граф!
— Граф! — пронеслось среди рядов бойцов, и они мигом выстроились передо мной по стойке «смирно».
А тех, кто уже принял на грудь, товарищи держали под руки. Я больше ничего не сказал, только медленно повернул голову к Дмитриевичу, и он всё понял…
— Вы! Вы, кретины! — заорал он в следующую секунду на наемников.
Выхватив пистолет из-за пояса, он в щепки разнес висевшие здесь телевизоры. А после принялся палить перед ногами у бойцов и орать на них такими словами, что парочку я даже записал себе на будущее. Авось пригодится.
Наемники будто мигом протрезвели: кто-то стал отжиматься, половина подтягиваться. Остальные принялись фехтовать и стрелять по мишеням с таким усердием, словно от этого зависела их жизнь. А может, так оно и было.
Спецы по разведке мигом заняли места у компьютеров и нацепили на себя наушники. И как они потом старались все оправдаться: сегодня, видите ли, шел международный финал по хоккею между Империей и Норвегией. Будто они думали, что это как-то может все оправдать. Хотя, если честно, они были отчасти правы: я сам забыл, что сегодня финал, черт побери! Как я мог забыть? Совсем замотался из-за всех этих дел.
Так что, несмотря на всю серьезность ситуации, я на них даже не очень злился: смотреть финал в прямом эфире — это тема. Но вот только наемники сами попросили меня о том, чтобы я позволил им работать на меня три месяца бесплатно, а лучше шесть. Это чтобы загладить передо мной вину.
И ведь я их даже об этом не просил, но часть из них уже видела, на что я способен, и они попросту думали, что лучше бесплатно поработать, чем вызвать мой гнев.
Потом они и вовсе подняли тему, чтобы год бесплатно работать, но, скрепя сердцем. Однако, несмотря на косяки, они со своими задачами справляются, и я считаю, что любой труд должен оплачиваться. К тому же это они до учебы и с учебы ведут мою сестру незаметно, чтобы в случае чего гарантировать ей безопасность. Да и не только на учебу, а если она просто решит даже выйти из дома во двор.
Так что я всего лишь вычел у них зарплату за два месяца, и даже не за три. В конце концов, ничего страшного не случилось.
— Ой, пацаны, а это че за кнопочка красная мигает? Кажется, ее заело, — Маша, стоявшая у главного пульта управления, привлекла наше внимание.
— Стой! Не смей ее нажимать! — я замахал сразу руками, будто пытался остановить несущийся на всех парах поезд.
— Не делай этого! — заорали все разом.
— Так она заела, блин, — и ведь она её нажала.
Тем временем
Род Овечкиных
В просторной комнате с приглушенным светом раздавались жалобные рыдания. Женщины в черных платках сморкались в платочки, будто соревнуясь, кто громче и драматичнее.
— Вы сегодня все замечательно организовали, Иван, — промокнула слезу на щеке женщина за шестьдесят. — Пригласили известного священника, и он отпел вашу бедную матушку по всем правилам, словно она была королевой.
Одноглазый барон Иван Овечкин молча кивнул своей тетке. Он не отличался особой религиозностью, но его покойная мать была глубоко верующей. Поэтому в ночь перед похоронами кто-то из членов семьи обязательно должен был находиться рядом с ней, чтобы сопровождать ее душу в последний путь.
Антонина Овечкина возлежала в дорогом гробу на подставке посреди большого зала, украшенная золотыми украшениями, словно царица. Барон, глядя на мать, недоумевал, почему на него свалилось столько проблем. Внезапно всплыли документы о том, что Род Овечкиных должен Добрынину огромную сумму денег, и теперь никто не может его убить. А тут еще и мать умерла, да еще и такой нелепой смертью: подавилась ягодой. Бедняжке даже никто не смог помочь: дома никого не было, а слуг она всех отпустила на выходной. Не любила, когда они постоянно крутились рядом.
Однако это была официальная версия. По неофициальной же почти всем было известно, что Антонина в свои преклонные годы развлекалась как могла. У нее было сразу несколько любовников возрастом около двадцати лет. И в момент смерти она как раз резвилась с одним из них в спальне.
— Ты там долго еще будешь искать? — спросила она игривым голоском загорелого садовника Серхио.
— Даже не знаю, как сказать, малышка, потерпи, — выглянул он у нее между ног с фонариком. — Если как следует все раскатать в разные стороны и подвязать, чтобы не болталось, то должно получиться. Но на это нужно время.
— Поторапливайся, а то скоро мой недалекий сын приедет домой и не менее сообразительный внук, — взмахнула ручкой Антонина. — Их вечно волнует, куда я трачу столько денег. Они вообще не смеют спрашивать меня об этом: я старше их. А то, что Иван глава Рода, — это просто смехотворно. Ни одного решения без мамочки принять не может.
Она вальяжно полулежала, закидывая себе ягоды в рот одну за другой.
— О, камется, я машел! — промычал невнятно у нее между ног Серхио.
Ягода как раз падала в этот момент в рот старой как мир баронессы, и она вскрикнула от радости, что Серхио удалось найти то, что он так упорно искал. В итоге она подавилась ягодой: не вовремя Серхио нашел, получается.
Он пытался ей помочь, но безуспешно — было уже поздно. Перепуганный до смерти, он убежал через окно прочь.
Сейчас она лежит вся такая бледная и неподвижная среди своих родственников, а ее внук Борис с кучей веснушек на лице, сидя на стуле, рубился в портативную игровую приставку для телефона.
— Ладно, дорогой, нам всем нужно немного поспать перед похоронами, а то потом предстоит долгая дорога, — тетка тем временем обняла Ивана. — Держись!
И родственники начали понемногу расходиться, пока не остались только барон со своим сыном.
— Отец, может, я тоже пойду спать? — пробубнил Борис.
— Знаю я, как ты пойдешь спать: до утра опять будешь в свою ерунду играть, — Иван дал сыну подзатыльник. — Ты останешься со своей любимой бабулей и просидишь с ней до утра, как положено. А я пойду в свой кабинет: у меня есть над чем поразмыслить. Дел невпроворот, хоть вешайся.