— Эм… — у Толи лицо слегка вытянулось, видимо, он всерьёз решил, что я, мягко говоря, не в себе. — Ну я-то думал, что твои проблемы чуть более серьёзные. И, собственно, могу помочь тебе их решить.
— Но ничего серьёзнее кучи цыплят без отца у меня в данный момент и нет, — не унимался я. — Толик, сразу видно, кур у тебя никогда не было. Как заведёшь — так поймёшь.
— Ты случаем не осушил в столовке какой-нибудь забродивший компот, Добрынин? Да причём тут твоя долбаная курица с потомством? — он уже начинал раздражаться. Видать, на старших курсах совсем туго со стрессом. — Я же про должников твоих говорю! Могу с ними помочь! Усек?
Что он имеет в виду, я уловил ещё в момент, когда быстро доедал суп. Надеялся, что наконец-то назревает какая-нибудь заварушка. А значит, можно было и повыносить ему мозг в своё удовольствие — от этого настроение сразу пошло вверх.
— И каким, позволь узнать, образом ты хочешь мне помочь, Анатолий? — приподняв бровь, я смерил его взглядом со своей фирменной ухмылкой.
А он, между делом, недавнюю улыбку растерял: вытаращился на меня хищно, сделал пару уверенных шагов вперёд и выхватил кинжал. Проворно перекидывая его из руки в руку, явил, что не так прост, как может показаться. Разумеется, парниша — тёмная лошадка с неплохой силой за плечами.
Толик рывком приближается ко мне с такой скоростью, что в глазах начало рябить, и тут же хладнокровно вонзил кинжал мне в живот, мгновенно активируя его нажатием на вделанный в рукоять изумруд. Из артефактного оружия почти сразу вырвалась мощная, отравляющая энергия. Доза этой некротической силы столь велика, что от неё в обычных обстоятельствах не выживают: органы не выдержали бы подобной заразы.
— Я помогу тебе умереть, — шепчет этот «студентик» у меня над ухом. — С твоим уходом проблема сама собой рассосётся. И уж извини: ничего личного, — добавляет он, хлопая меня по спине. — Просто мой Род взяли за горло, и выбора у меня не осталось.
Я, однако, продолжаю стоять и не думаю падать. Я вообще умею валиться с ног лишь в двух случаях: когда собираюсь спать и когда нужно прикрыть собой важные трофеи в разгар бойни, чтобы их не повредили.
С трофеев я, к слову, и в прошлой жизни фанател: они часто избавляли меня от кучи хлопот и лишней рутины.
— Дааа… — протягиваю я неторопливо. — Толик, сочувствую, что твой Род страдает. Но решать их проблемы придётся как-нибудь другим способом, потому что умирать я не намерен.
Закончив говорить, я улыбаюсь совершенно невозмутимо и опускаю взгляд на клинок. Студентик ни хрена не понял, что происходит, и тоже смотрит вниз — там он замечает, как я просто удерживаю рукой, не вошедший в живот, кинжал.
Пока Толик таращится, пытаясь сообразить, не сон ли это, я резким движением вырываю рукоять из его ладони. Затем отряхиваю с руки зелёную массу, похожую на противную пригоревшую накипь: это ядовитая энергия из артефакта, что сгустилась и оказалась для меня безобидной.
Сам же клинок я сминаю в крошечный шарик, будто он сделан из обыкновенной фольги, и швыряю этот металлический комочек Толику в плечо.
— Попытка, надо сказать, неплохая, — усмехаюсь я, отмечая, что он хотя бы старался и немного меня повеселил, — но всё же глуповатая. В следующий раз не дури так явно, а то я вместо шарика твою собственную голову оторву да метну. Понял?
Он продолжал стоять в ступоре, глядя на меня расширенными глазами. Мне даже пришлось слегка ущипнуть его за плечо, потому что в определённый момент показалось, будто у парня напрочь заклинило мозги и он так и останется в этом состоянии на веки вечные. А ведь кто-то должен разнести приятную новость о моей цветущей форме?
— Ай! — взвизгнул Толик, от неожиданности чуть подпрыгнув. — Слушай, а что вы там про кур упоминали? Я тут подумал: может, завести пару несушек, смыться куда подальше и открыть собственную птицефабрику? Можно я пойду? У меня куча идей для бизнес-плана.
— Мы ведь с тобой на «ты» разговаривали, — напомнил я, похлопывая его по плечу. Толик затрясся, словно осиновый лист. — Насчёт этих твоих кур… Это нелегкая забота! Да, впрочем, любое фермерство — непростое дело. Так что желаю удачи, Толик!
Он молча кивнул и заспешил прочь, а буквально через пару шагов уже припустил бегом. Ну хоть какая-то активность началась. Может, со временем начнет только набирать обороты. По крайней мере, надеюсь на это.
— А чего тебя так долго не было, Добрыня? — донесся до меня стук каблуков, а из-за угла появилась Вика. — И что ты такого сделал с Толиком? Он тут промчался по лестнице, чуть не плача, и вся его физиономия была белее снега.
— Да так, поведал ему, что куры требуют круглосуточного присмотра, — пожал я плечами.
— Понятно, опять у тебя какие-то разборки с врагами? Судя по твоему самодовольному виду, ты снова остался в плюсе. Но раз так, почему ты всё ещё торчишь на месте? Мы же собирались успеть прогуляться к фонтану, — она принялась без устали тараторить.
— Вика, давай чуть притормозим с болтовней и претензиями, — я осмотрел её серьёзным взглядом. — А то сейчас отправлю тебя в Пруссию.
— Ты это серьёзно? — она больше ничего не произнесла, но её приподнятые брови говорили за всё остальное: чисто женский приём, выражающий немало.
Чёрт, а я-то думал, что сработает, как с Машей. Совсем вылетело из головы, что Вика сама из Пруссии.
— Ну… тогда в Китай, — отмахнулся я. А почему бы и нет? Попытка не пытка.
В ответ она недовольно хмыкнула и, крутя бёдрами в обтягивающем платье, молча скрылась из виду. Ясно: Пруссию и Китай вычеркиваем…
Розянские
— Ублюдок! Чертов ублюдок! — не переставал твердить граф Леонид Розянский, который когда-то тоже поставил свою подпись под договором Добрынина. Глаза его налились кровью, к тому же он изрядно выпил. Он сидел, покачиваясь взад-вперед, в центре собственного кабинета, который теперь напоминал поле боя, — все вокруг было разнесено вдребезги, и в этом разгроме виноват он сам. В воздухе ощущался тяжелый запах сырой бетонной крошки, смешанный с резким спиртовым душком.
Супруга, войдя в кабинет и отчаянно теребя пальцы, выглядела просто убитой горем, из последних сил сдерживала слезы.
— Леня, к тебе тут пришли, — тихо произнесла она, обращаясь к мужу.
Но граф взбесился еще сильнее, будто в него вселился какой-то одержимый бес: он захлебывался собственной яростью, лицо пылало яркой красной краской, а изо рта, казалось, летели брызги слюны. Вскочив на ноги, он опрокинул единственный уцелевший стол, с грохотом швырнув его в сторону.
Его до глубины души потрясло известие о том, что Протектор решил взяться за дело Добрынина. Розянский, подобно остальным, стремился объединиться и раздавить Добрынина, чтобы не оказаться в долгу ни перед ним, ни перед Империей. Никто и помыслить не мог, что Протектор, казалось бы, гроза и судия всей аристократии, станет сотрудничать с этим человеком. Для аристо это прозвучало словно удар молнии среди ясного неба, и у многих нервы начали сдавать не на шутку.
— Не буду я ничего платить! НИ-ЧЕ-ГО! — заорал он, лишившись остатков здравого смысла, и принялся размахивать руками так, будто не прочь был и оторвать их. — Задушу этого сучонка собственными руками, и всё тут!
Жена его вдруг совсем побелела, став похожей на призрака; она попробовала его унять, но и сама не могла совладать с накатившим отчаянием: руки дрожали, а голос заметно срывался.
Тяжелые шаги зазвучали в коридоре, проникли в кабинет, и даже в состоянии полупомрачнения Розянский сумел сообразить, что сюда вошли люди при полном параде: на них были строгие смокинги с эмблемами Протектората на лацканах. Граф прищурился, пытаясь лучше разглядеть их сквозь пелену своего пьяного угара.
— Любопытные речи вы ведете, господин Розянский, — произнес мужчина в центре строя, с аккуратно зачесанными назад волосами и абсолютно непроницаемым взглядом черных глаз. — Говорите, платить не будете? А ведь это может быть расценено как преступление, — эти слова прозвучали спокойно, почти холодно, пока он, никуда не спеша, протирал очки аккуратным платочком.
И тут Леонид застыл столбом, словно его приковали к полу. На миг в голове всплыло горькое раскаяние за все, что он совершил: и за то, что позволил себе напиться до невменяемости, и за то, что подписался под проклятым договором, и даже за то, что выбрал жену, которая, по его мнению, никогда вовремя не доносила до него важные сведения.
Граф ощутил, как сердце судорожно колотится, а легкие не хотят пропускать воздух. Теперь, когда люди Протектора пришли к нему вплотную, сомнений уже не оставалось: вырваться ему не представлялось возможным.
То, что платить по долгам всё равно придется, сомнений не вызывало. Даже если его упрячут за решётку, процесс взыскания не прекратится. Это было неизбежно…
Глава 16
Честно говоря, я был поражен до глубины души, что вообще дошло до такой ситуации. Меня поймали врасплох, и что удивительно — нисколько не было обидно. Наоборот, даже радовался. То есть прямо-таки ликовал! Наконец-то хоть какая-то движуха в жизни.
Я изначально не особо-то ее хотел, но теперь только и мечтал, чтобы все закрутилось и разогналось, словно снежный шар, несущийся вниз по горе. Тем более это однозначно новый опыт, а значит скучно не будет.
Все завертелось в тот момент, когда мы с сестрой вернулись домой после учебы. Я уселся за ужином проверять поступившие отчеты от Протектора и параллельно смотреть свои счета. Серьезное дело, но меня внезапно отвлек звонок в дверь. На пороге стоял упитанный азиат в очках.
— Я прибыл за монитором, — без особых предисловий объявил он.
— За каким именно монитором? — поинтересовался я, слегка озадаченный.
— Да компьютерный же, мы вроде договаривались, — ответил он почти без акцента, часто протирая очки. — Или я не туда попал? Ну, если ошибся адресом, тогда заходите ко мне в лапшичную на Горбатую улицу 25. Я готовлю самую вкусную лапшу в городе, и если вдруг такси нужно — тоже смогу подвезти. Да и компьютеры разбираю да собираю, хоть с закрытыми глазами.