Гриша тем временем пытался залечить себя, о чём красноречиво свидетельствовали вспышки его энергии и метаморфозы в ауре. Однако пуля оказалась не какой-нибудь рядовой, а заколдованной: ублюдки, подкинувшие эту игрушку, просчитали всё. Снаряд сопротивлялся его попыткам исцелиться, ухудшая общее состояние и стараясь пробиться всё дальше.
Ну да ничего страшного… Тут и я могу попрактиковать медицину — точнее, заняться мини-хирургией. Взял и разнёс пулю в такую мелкую крошку, что её теперь можно было смело вытягивать силой, словно магнитом, не боясь никаких хитрых шипов и прочих сюрпризов.
— Держись, брат, — негромко поддержал я Гришу, легонько хлопнув его по груди.
Он же лежал в луже собственной крови: хотя кровопотеря продолжалась, теперь ему хотя бы никто не мешал спокойно залатывать самому себя. Прямая угроза миновала.
Правда, всяких врагов вокруг ещё оставалось до фига, и они, ясное дело, не собирались отступать после увиденного: дорогу назад они себе уже отрезали напрочь сделанным.
— Гриша, будь здесь и никуда не рыпайся, — обратился я к нему снова. — Я скоро буду.
Он в ответ что-то там промычал с ядовитой ноткой иронии, но я не разобрал слов.
— А я пока займусь уборкой мусора, — буркнул я.
Сделал всего два шага, а гвардейцы — да и некоторые из знатных Аристо, затесавшиеся среди них, — снова попёрли отовсюду. Открыли шквальный огонь по нам среди накренившихся гор мусора, но быстро притихли.
Стрелять их оружие больше не могло — оно тупо рвануло в их же руках. А кое у кого и головы взорвались, будто перезрелые арбузы, от одного моего нехитрого взгляда. В результате за пару секунд около семидесяти отчаянных головорезов отправились к праотцам.
На этом я, конечно, не остановился. Мигом начал нащупывать следующие цели гравитацией: ухватил один танк, поднял его будто пёрышко, и швырнул так, что он придавил собой десяток бойцов. Потом взлетел второй танк. У одного бронетранспортера ещё и бак с горючкой рванул.
А тем, кто ринулся на меня с заряженными по максимуму артефактными мечами, я устроил особый сюрприз: у них, чисто в прямом смысле, глаза повылетали из орбит и улетели куда-то в небеса. Пролетавшие неподалёку птицы в полном шоке кружили над происходящим, ведь тут куски тел летали, словно семена какого-то ядрёного растения. Впрочем, большинство птичек такому хороводу были только рады — для них это, уж простите, был своеобразный фуршет.
Я же продолжал сжимать врагов гравитационными волнами, утрамбовывая их вместе с мусором. Казалось, скоро можно будет открывать собственный завод по переработке отходов: вокруг уже валялись металлические шары да прямоугольные прессованные брикеты из всего, что под руку попадалось. Свалка как таковая понемногу исчезала, слившись с раздавленными телами и грудами металлического лома.
Григорий же по-прежнему барахтался на грани, ему отчаянно требовалось время, чтобы залечить свою башку, но жизнь — штука жестокая, и ему надо было время. За пределами этой металлоломной пустоши гвардейские цепи напирали все сильнее. Видать, аристократы наконец взялись за дело всерьёз и приготовились продемонстрировать, кто тут главный хищник.
Но что ж, пусть лезут. Их проблемы меня не слишком волнуют, потому что самое главное сейчас — помочь другу. А для этого я готов хоть горы схлопнуть в блинчики.
С этими мыслями я с размаху заехал кулаком в землю, да так, что взметнулись целые фонтаны пыли и вся почва под ногами ощутимо задрожала. Вложил в этот удар внутреннюю гравитацию и организовал нехилое такое землетрясение для наших незваных гостей — пусть повеселятся.
Затем я, не оборачиваясь, крикнул через плечо:
— Гриша, если тебе вздумалось считать, будто я тут сорвался с катушек, то зря. Вот дождёмся, пока твой Род обо всём пронюхает, тогда и посмотрим настоящее шоу.
Распутин лежал там, моргал и молчал. Но по его взгляду я понял: он сам всё давно сообразил и морально готовился к еще большему хаосу. Ну что ж, пусть отдыхает — скоро его героический выход на бис.
— Ох ты ж, граф, да работа у вас, можно сказать, плёвое дело, если не считать землетрясения, — неожиданно вылез из-за горы обломков Дайко, прижимая к себе парочку дымящихся чашек с лапшой.
Чёрт побери, про него-то я как-то подзабыл: но контракт же подписан, так что остаётся лишь намекнуть ему, что разболтает лишнего — себе дороже выйдет. Хотя всё-таки мужик не глупый: видел, что тут происходит, и голова у него явно варит.
— А я пока удовлетворён, граф, — заявляет он, при этом прикрывая глаза по какой-то загадочной причине. — А как иначе? У меня целых двенадцать потомков, все ради них. Вот и лапшу вам сварганил на своей переносной печи — небось голодные, верно?
— Сочувствую: у меня есть младшая сестрица, которая за десяток ребятишек потянет, и то временами охота удавиться, — честно сознаюсь. — Но скажи, Дайко, с чего это у тебя обе руки заняты мисками? Ты же про Гришу не знал.
— Да я же подглядывал, как вы «мусор» расшвыриваете, — он нарочито кашлянул, будто извиняясь, — и сообразил, что одной порцией вы точно не отделаетесь.
— Благодарю, дружище. Но как, скажи на милость, ты сумел сюда пробраться и не получить заодно по шляпе?
Чуть поодаль, недовольно промычал что-то себе под нос Распутин: то ли ворчал на меня, то ли ещё отходил после событий недавних.
— Да не ревнуй, брат, — отмахиваюсь от него. — Друзей может быть много, но ты самый лучший. А Дайко, на мой взгляд, товарищ ценный. К тому же лапша у него, что называется, огонь — мозги набекрень!
Азиат, будто в подтверждение своего мастерства, ловко продемонстрировал целую радугу маскировочных плащей для любых погодных катаклизмов.
— Ого, и каким ветром к тебе занесло такие чудо-тряпки? — не удержался я от вопроса, ведь ткань была явно редчайшая, небось стоила кучу деньжищ.
— Это мне полагалось за службу в армии. Я, между прочим, состоял в элитном спецподразделении, — внезапно сообщил он. Я даже приподнял брови от удивления.
— Да чего ж ты тогда лапшу варишь? С такими талантами мог бы продолжать карьеру, на порядок больше зарабатывать. Судя по артефактам, ты там своим был.
— Мне захотелось жить тихо и спокойно, — пробормотал он, недовольно щурясь, будто что-то прикидывая в уме.
— Кончай поджимать веки, Дайко, а то у меня сразу дурные мысли закрадываются, — предупредил я его шутливо, но настойчиво.
— Да я не щурюсь, граф.
— Конечно, конечно, ты так всегда говоришь, а через пять минут всё равно подкатываешь с хитрой миной, — отмахнулся я. — Но если тебе и правда хочется мирной жизни, зря ты, наверное, ввязался в сделку со мной.
— Да не беда, я ведь всего-навсего водитель, да и платите вы хорошо, — рассмеялся он, явно не из пугливых.
Потом он и себе лапши сделал, и мы устроились рядышком с мрачно насупившимся Распутиным, чтобы основательно набить желудки.
— М-м-м… — донеслось тихое подвывание от Гриши, видимо, даже в полубессознательном состоянии его нос уловил аппетитный аромат.
— Лежи пока, брат, и не рыпайся — не время тебе вскакивать, — сказал я с тёплой ноткой сочувствия. — Отдохни, приди в себя хоть чуточку, а уж потом будем смотреть, можешь ли бегать и прыгать.
Он продолжал натужно стонать, а у меня уже вертелось смутное ощущение, что настоящее веселье только-только заводится. Про паузу для отдыха и речи быть не могло — вряд ли враги подбросили бы мне такую «щедрую» подачку.
И тут у меня завибрировал телефон. Взяв трубку, я услышал хмурый голос Геннадия Дмитриевича:
— Босс, как вы и говорили, я обратился к мастерам, чтобы крышу дома починить. Приехал тот Салават со своей бригадой и доделал всё… — процедил он, явно недовольный. — Я понять не могу, в Москве, что ли, больше никого нет, кроме этого Салавата?
— Так ведь починил же, в чём тогда загвоздка? — спросил я, зевая.
— Проблема в том, что он сделал, — тяжело выдохнул Дмитриевич. — Я ему приказал, чтобы крыша была как танк, то есть совершенно непробиваемая. А получилось… ну, в общем, лучше посмотрите сами.
На мой телефон мигом упало фото: крыша теперь имела форму настоящего танка. Причём на снимке это чудо выглядело настолько натурально, что оставалось лишь снять шляпу: Салават определённо рукастый.
— И почему он покрасил это танкоподобное создание в розовый цвет? — не утерпел я.
— Ну, я же говорил ему, чтобы крыша была стильной, «под стать району». А он, видимо, воспринял заказ буквально — теперь уж и не знаю, как с такой вершиной незаметно существовать. И самому как-то неловко.
— Сам виноват, что не потрудился контракт внимательно прочесть, — хмыкнул я, припомнив, что и сам тогда махнул рукой на формальности. — Теперь у нас получился не дом, а какой-то карлик. — Ты бы ему ещё поведал, что хочешь крышу цвета земли и в форме завитушки.
— И что бы тогда произошло? — донеслось с того конца провода. Судя по тону, до него не доходило.
— Было бы у тебя вместо крыши собачье дерьмо, — состроив кислую мину, я нажал «отбой».
Как говорится, остерегайся своих желаний: формулируй их чётко и конкретно, особенно если имеешь дело с прорабом Салаватом. Скажи ему что-нибудь — вот и получай в точности. Может, попросить его, чтобы всех должников моих к оплате подтолкнул? Кто знает, вдруг он и такое осилит. Хотя, возможно, он просто спец по стройке, а не всесильный колдун.
— Спасибо, Дайкон, за еду, — поблагодарил я азиата, протягивая пустые миски.
— Я вообще-то Дайко, не Дайкон, — сказал он в ответ, но лучше бы сделал омлет. К лапшичке в добавок: вот было бы замечательно. А то сил вроде бы и подрастерял и хочется подзаправиться.
— Гришаня, ты там не уснул случайно⁈ Хватит прохлаждаться, е-мое! — крикнул я назад. — Мы уже успели перекусить, а ты всё валяешься, да еще и с таким видом, будто тебе в голову выстрелили. Ой, прости… — осёкся я. — Тебя ведь правда подстрелили.
Распутин оглядел меня взглядом подстреленного кабана, которому только стоит дать волю — и он разнесёт всё вокруг. Я даже прозвище для него придумал, но, боюсь, ему оно не придётся по душе, так что промолчу, чтоб ещё грустнее никому не стало.