– Михаил, о чем я говорю, ты не слушаешь. Меня беспокоит, как мы будем жить дальше? Значит, мы больше не сможем ходить в рестораны, отдыхать у моря, красивые платья…
– Не думай об этом, хотя какое-то время будут трудности, как у многих, но я что-нибудь сочиню, у меня богатая фантазия, но хвалебные вещи о партии, о социализме никогда писать не буду. Совесть моя не позволит.
– Но другие делают это – ничего с их совестью не случается!
– А ты у них спроси, мучает ли их совесть по ночам, когда они глядят на Луну? Я уверен: от мук им хочется плакать.
Обиженная, Люси молча встала и ушла на кухню. Михаил словно не заметил это, так как в голове еще вращался зародившейся исторический сюжет. Он вскочил из-за стола и устремился в спальню, за письменный стол, который писатель обожал. Булгаков положил перед собой чистый лист, макнул ручку в чернильницу и спешно вывел новую главу: «Пилат». Писалось легко, так как история христианства была ему хорошо известна, и все же он почувствовал, что ему еще не хватает знаний.
На следующий день Булгаков отправился в библиотеку, но там пожилая заведующая за столом, со слезами на глазах, рассказала, что однажды к ним явились люди из горкома партии, и все книги, связанные с религиозной тематикой, собрали во дворе библиотеки и затем сожгли. Многие сотрудники глядели на эту дикость из окон здания и тихо плакали. А молодые комсомолки радовались, вслух повторяя слова Ленина, как великую цитату: «Религия – это опиум для народа».
В душе писателя, узнавшего об этом, вспыхнуло пламя ненависти к коммунистам. Он выразил благодарность библиотекарю, которая вытирала свое мокрое лицо, и зашагал по пустому читальному залу к двери, когда вслед услышал ее голос: «Религия – это лишь часть, они сожгли много других книг дореволюционной России, объявив их вредными для народа, а ведь среди них была и мировая классика». С грустью и злобой на сердце Булгаков покинул библиотеку.
Уже возвращаясь в театр на извозчике, писатель продолжал возмущаться в душе: «Нельзя нам мириться с такой дикостью – надо что-то делать, как-то бороться! Но кто будет бороться? Самых смелых ученых, политиков еще в начале двадцатых тысячами выслали – кого за границу, а кого – в глубинку страны, и они словно сгинули».
Уже в театре за обеденным столом, где рядом сидел Станиславский, угрюмый Булгаков рассказал об уничтоженных книгах в библиотеке – так было по всей стране. «Как можно, – воскликнул он, – ведь библиотеки – это главное богатство страны, без них не будет развития общества». За столом стало тихо: всех это задело за живое.
И тут Станиславский признался:
– Меня тоже хотели включить в эту компанию по отбору книг для уничтожения. Я им ответил, что еще не совсем потерял совесть и честь.
– Коммунисты ведут страну к явной гибели, мы должны как-то бороться – не молчать, – горячо произнес артист Сабянов. – Мы, интеллигенция, должны объединиться и повести за собой рабочий класс…
От таких слов всем стало страшно. Кому-то такая речь показалась даже провокационной – иногда агенты чекистов специально заводят такие разговоры, чтобы узнать о враждебных настроениях народа, особенно среди образованных людей. Пока артист говорил, Булгаков пристально уставился на Сабянова и задумался: «Может быть, Люси права относительно его».
– Виктор, говори тише: нас могут подслушать, – кто-то напомнил артисту за столом.
Чтобы не развивать опасную тему, главный режиссер обратился к Булгакову:
– Михаил, не переживайте, я найду вам литературу о христианстве, в моей домашней библиотеке кое-что есть.
– Буду весьма благодарен.
– Я тоже помогу тебе: от папы осталась богатая библиотека, – сказал художник Ремпель. – Правда, три месяца назад чекисты устроили у нас обыск и кое-что забрали.
Несколько дней Люси держала обиду на мужа, затем ей стало ясно, что Михаил не изменит своего решения и не будет, как другие, угождать властям ради больших гонораров. С этим она быстро смирилась. Да и ей хотелось узнать о дальнейших похождениях Воланда.
За ужином, когда стали пить чай, Люси сказала:
– Я знаю, вчера ты завершил новую главу, не хочешь мне почитать, как прежде? – и на лице женщины возникла загадочная улыбка, словно у Моны Лизы.
Это было жестом ее примирения. Муж согласно кивнул головой, и из спальни вернулся с исписанными листами.
За столом он прочел главу «Пилат». И это оказалось нечто новое, словно из другого романа. И эпоха – две тысяча лет назад, и место – Иерусалим, и другие герои: Пилат и Иешуа. И затем у жены начались вопросы:
– Иисуса ты назвал Иешуа, и почему он у тебя философ, а не пророк?
– Я тебе в день нашей ссоры говорил об этом. Итак, начну с имени. «Иешуа» по-еврейски и «Иисус» по-гречески означает «спасение». А «Христос» с греческого – «Мессия». Я выбрал имя Иешуа по двум причинам. Мой герой – не пророк, а философ. И второе: имя «Иисус» будет раздражать цензоров. Хотя пророки – это философы своего времени. Что такое религия? Это прежде всего философия о загробной жизни – о рае и аде. Я не верю в Бога, но у религии есть очень сильная сторона – это нравственное учение. Нагорная заповедь Иисуса считается краеугольным камнем в христианстве. Сегодня эта мораль нужна нашему народу как никогда. Смотри, что творит народ, оказавшись под властью Сатаны. Идеи коммунистов основаны на насилии. И, естественно, миролюбивые заповеди Иисуса мешали им в осуществлении их замыслов по превращению людей в рабов, не способных самостоятельно мыслить и лишенных чувств жалости, доброты, любви к ближнему. Иешуа – это наша совесть, ведь мы стали забывать это слово. Коммунисты-сатанисты изгнали это понятия из нашей души и заменили его кодеком строителя коммунизма. Вот почему в душе мы смирились с насилием. С каждым годом мы Иисуса всё больше отдаляем от себя. И он для нас стал, словно Луна, которая светит в ночи, но не способна разогнать мрак. Поэтому наша жизнь погрузилась во тьму, а Иисус – это слабый маяк вдали. Его свет – это надежда в темном царстве.
– Я не поняла, где был Воланд во время беседы Пилата с философом?
– Сатана находится в душах людей. Он был в душе Пилата, и поэтому тот оказался столь жестоким человеком и с легкостью отправлял людей на распятие.
– И вот появился философ Иешуа, который своими речами пробудил в душе Пилата совесть?
– Именно так, он изгнал дьявола из души прокуратора. И поведение правителя стало меняться в лучшую сторону. Его стало мучить совесть, что он невинного человека должен послать на смерть, и он ищет пути, как спасти Иешуа. И заметь, прокуратор и философ вели беседы лишь на нравственные темы: о добре в природе человека, о насилии тиранов над душами людей. По этой причине Иешуа называет прокуратора «добрым человеком», и палача Крысобоя тоже считает таким же, если из души изгнать темные силы зла.
– Теперь я поняла речь Иешуа, который всех людей называл добрыми. Даже Пилата и Крысобоя, которых чуть не рассмешили такие слова. И далее мудрые слова философа сразили сердце Пилата, – правильно я поняла? И в нем пробудилась совесть, которая уже не давала ему покоя, и теперь, как прежде, с легкостью, он не мог казнить людей. Красивая мысль, хотя не нова.
– Верно, всё новое – это забытое старое. Мне думается, сила нашей религии в словах, а не в историях о чудесах загробного мира. Только мудрые слова пророков, философов способны изменить сознание людей в лучшую сторону. Сила религии – в заповедях, а не в ритуалах.
– Твой Пилат получился очень живым, Он думает, как спасти Иешуа – невинного человека. Как я поняла, прокуратор хотел отпустить философа, но на допросе тот произнес дерзкие слова против императора, что всякая власть – это насилье. Такие опасные слова были услышаны и записаны писарем. Теперь он не мог отпустить невинного Иешуа, поскольку стал бояться, что на него самого могут донести императору, что он отпустил человека, который плохо отозвался о тиране. Но какая связь между тем далеким прошлым и днем сегодняшним?
– Как и сегодня, агенты чекистов пишут доносы о том, что тот или иной человек плохо сказал о Сталине. И прокуроры, судьи уже не могут опустить их, хотя это не преступление, лишь слова – мнение человека, но при тиранах, диктаторах не может быть своего мнения. Если ты думаешь иначе, это преступление.. И, боясь потерять свои должности, они невинных людей отправляют на расстрел. Так у нас работают советские суды – без доказательств, на основе доноса, просто слов лишают человека жизни. Например, профессор биологии Гинзбург под пытками признался, что он создал тайную организацию, чтобы убить товарища Сталина и свергнуть Советскую власть. И его расстреляли. И неважно, что нет доказательств. Как на Патриарших прудах Воланд говорил литераторам: «А не надо никаких доказательств!» Говорят, уже более тысячи таких расстрелянных. И число их растет.
– Пилат мог спасти Иисуса своим решением?
– Да, мог, но боялся доноса – это могло стоить ему должности наместника Иудеи. Поэтому он вынес Иешуа смертный приговор и при этом надеялся, что сможет спасти его решением первосвященника иудейского Каиафа – этого не случилось. Хотя и сам философ мог спасти себя, стоило ему соврать, но этого Иешуа не сделал. Честность, честь были для него дороже жизни. А Пилат струсил и отправил невинного на смерть. Наши прокуроры в таком же положении, боятся потерять звания, должности. Трусость – величайший грех людей, который приводит к ужасным преступлениям. И Пилата начинает мучить совесть.
БЕДНОСТЬ
Минуло шесть месяцев. Отныне супруги Булгаковы жили обычной жизнью, то есть на мизерную зарплату сценариста в театре. Так как его произведения уже не ставились, ему приходилось писать пьесы для театра то по произведениям классиков, то по произведениям русских классиков . О том, что в театрах больше не ставят Булгакова, заметили все. И по столице стали ползти слухи: значит, власть отвернулась от автора, чем-то не угодил им. Это насторожило советских чиновников: с Булгаковым надо быть осторожнее. Писатель был подавлен и не знал, что делать. Его жизнь словно застыла на месте. Лишь новый роман о Воланде согревал душу и давал надежду вновь засиять на литературном небосклоне.