Мастер и Воланд — страница 29 из 35

Оставшись за столом, Сталин пребывал в раздумье и гладил свои пышные усы. Он не мог успокоиться, что какой-то писатель посмел отказать ему – вождю огромной страны. А ведь его боятся и уважают даже такие смелые партийцы, как образованный Луначарский, который до революции шесть раз сидел в тюрьме.

В тот вечер Булгаков принялся за новую главу, идею которой невольно подбросила Елена, которая готова была стать ведьмой – то есть служить Воланду – Сталину, лишь бы роман мужа был напечатан. И Булгаков пишет о встрече Маргариты с Азазелло на скамейке во время похорон Берлиоза. Этот омерзительный тип Азазелло выступает агентом ОГПУ, то есть человеком Сталина, и от имени Воланда он предлагает Маргарите «грязную» сделку: обнаженная – то есть безнравственная Маргарита, в качестве хозяйки, на балу у дьявола (Воланда) принимает темных личностей – всякого рода убийц – в истории человечества. Взамен она получает свободу для своего возлюбленного, который пишет роман о Пилате – о трусости и совести. Именно эти два качества делают людей злодеями. В это время Мастер находился в тюрьме, под названием лечебница, с решетками. Маргарита готова на время отказаться от совести и связаться с этими преступниками, то есть сотрудничать с режимом Сталиным. Маргарита, как и его Елена, готова принести себя в жертву – она будет навечно опозорена.

В один из теплых дней главный режиссер в своем кабинете собрал группу актеров и объявил им невероятную новость:

– Друзья, партия позволила нам ехать в Париж на гастроли.

От радости артисты вскочили с мест и стали громко хлопать. Среди них был и Булгаков, однако ему не верилось, что в этом списке значится и его фамилия. Это просто фантастика!

– Прошу, садитесь, – сказал режиссер со счастливым лицом.

Булгакову еще верилось, что ему дали «добро» на выезд за границу, ведь поездка в капиталистические страны – это большая редкость. Из страны почти никого не выпускают. И писатель с недоверием спросил:

– Этот список уже утвердили там, наверху?

– Так и есть! Давайте будем готовиться! Мы там поставим две пьесы, правда, это будут советские произведения. Я не знаю, как французская публика отнесется к ним, но будем надеяться на лучшее.

О том, что французская публика может не явиться на советские спектакли, артистов совсем не беспокоило. Главное, они будут в Париже – в свободной стране, в лучших музеях мира, на концертах. Одна эта мысль кружила головы, и от счастья они точно опьянели. Их лица сияли, они пожимали друг другу руки, покидая кабинет главного режиссера.

– Михаил Афанасьевич, задержитесь на минутку, – сказал Станиславский. – У меня к Вам разговор. Я Вас включил в список. Когда в министерстве обсуждали этот список, то спросили в первую очередь о Вас: «А не получатся ли так, что Булгаков останется за рубежом и не вернется?» Я их заверил, что это исключено, зная Вашу любовь к Елене Сергеевне и ее сыну; Вы никогда бросите их. То есть я поручился за Вас. Там был один чекист, который предупредил: «Передайте Булгакову, если он останется там, то его жену арестуют, а сына сдадут в Дом для сирот». Вот такой был разговор.

– Я благодарен Вам за доверие ко мне и за эту поездку. От радости у меня нет слов.

Вечером Булгаков вернулся домой с веселым лицом. Открыв дверь, жена поняла: в его жизни случилось нечто очень приятное, тем более из внутреннего кармана светлого костюма он извлек бутылку вина.

– Неужели театр будет ставить твои запрещенные пьесы? – воскликнула Елена, и ее охватила радость.

– Нет, это что-то другое. Угадай!

Лицо жены стало задумчивым.

– Всё равно не отгадаешь. Наш театр едет в Париж – и я тоже!

Елена не могла поверить и спросила:

– Это розыгрыш? Я знаю, ты любишь подобные шутки.

– Клянусь Богом, – и он перекрестился, что делал редко. – Я так благодарен Станиславскому…

Жена бросилась на шею Михаила и крепко обняла.

– Жаль, что мы не можем поехать вместе!

– Не думай об этом. Эта поездка тебе очень нужна, а то твои нервы совсем расшатались. Вдохнешь там воздух свободы, будешь наслаждаться искусством, как это замечательно!

– И снова вернусь в родную тюрьму? Если честно, у меня дикое желание остаться там. Не будь Вас, я так и поступил бы. Хотя нет, тогда из-за меня могут арестовать Станиславского – его обвинят в том, что это он организовал мой побег. И жизнь великого режиссера закончится в тюрьме. Для меня это недопустимо.

В последующие дни театр репетировал пьесы, которые хотели показать в Париже. Цель СССР – показать, что в стране процветает социализм, и им следует брать пример у коммунистов. Булгаков вместе с режиссером тоже сидел в зале, наблюдая за игрой актеров. За неделю до отъезда, ближе к вечеру, режиссер с мрачным лицом сам зашел в кабинет драматурга Булгакова и тяжело опустился на стул у окна. У Булгакова забилось сердце: неужели отменили гастроли?

– Михаил Афанасьевич, я пришел с грустной вестью: Вас вычеркнули из списка для поездки в Париж, так решили в Министерстве, хотя я сомневаюсь, ведь вначале они дали добро. Я не знаю, какие интриги против Вас там, наверху… Мне жаль… – и режиссер вышел из комнатки.

У писателя по щекам потекли слезы, и он произнес: «Вот тебе и Лувр, и Версаль! А впрочем, чего ты ждал от Воланда, если ты отказался склонить колени пред ним – отказался писать пьесу о нем?»

Прошло шесть дней. В день поездки в Париж – в страну его мечты – все собрались у театра. Возле колонн здания стоял автобус и грузовик, куда погрузили ящики с декорациями. Булгаков сидел за столом в своей комнатке и слышал внизу веселые голоса артистов, которые садились в автобус. Он был так подавлен, что ему не хватило сил подойти к окну и пожелать коллегам счастливой поездки. Он курил сигарету за сигаретой, окутав комнатку дымом.

Булгаков довольно быстро успокоился и вернулся к прежней жизни. Он уже привык к таким ударам судьбы. В тот вечер он продолжил писать свой роман. В этой главе Маргарита становится ведьмой и участвует на балу Воланда. Она вынуждена раздеться догола, как и вся мировая нечисть, которая собралась там. Все эти злодеи, убийцы – это люди дьявола. Они явятся на бал из ада, где нынче обитают. Маргарита должна стать королевой бала. Для добропорядочного человека – это не только пытка, но и позор, и унижение. Такое выдержать совсем непросто, та как в душе Маргарита – другой человек, и на самом деле она презирает всех их, хотя вынуждена улыбаться. И всё это – лишь ради любимого Мастера и его романа.

Булгаков проснулся поздно – ближе к полудню. После обеда жена убрала посуду со стола, и Михаил поставил туда пишущую машинку. Елена вставила в нее белую бумагу, и муж стал читать новую главу, прохаживаясь по комнате, а сынишка устроился на диване и листал книжку сказок с картинками. Многие из этих сказок он уже знал, ему читал папа. Вдруг в дверях раздался стук. Елена открыла дверь, и на пороге увидела молодую интеллигентную женщину в шляпке, с сумочкой и зонтом в руках. Лицо ее было бледным, будто у больной.

– Вы не узнаете меня? Я – жена поэта Абрамова, мы с вами встречались в квартире доктора на Пречистенке, помните, когда нас арестовали.

– Как же, вспомнила, проходите в комнату.

В гостиной Булгаков указал жене поэта на диван. Елена попросила мужа убрать машинку со стола, чтобы постелить белую скатерть. Однако женщина сразу возразила:

– Я всего на несколько минут. Дело в том, что неделю назад моего супруга арестовали. Они явились ночь, сделали обыск и увели его.

– О Господи! – в один голос воскликнули супруги.

– Я каждый день ходила на Лубянку и хотела узнать о нем. Но у них ответ один: «Не положено, когда нужно будет, сами вызовут». А вчера получила вот эту записку, кто-то ее засунул под дверь.

И она протянула свернутый листок. Булгаков стал читать вслух: «Дорогая Наталья! Меня обвиняют в заговоре против Сталина. Что я якобы состою в тайной организации Бухарина и Рыкова, которые якобы хотят убить Сталина. Я сразу заявил чекистам, что это дикая ложь. Да, я знаю Бухарина, когда он был членом правительства, он помог мне издать сборник моих стихов. Но я не встречался с ним – в этом деле мне помог Луначарский. А Рыкова и вовсе не знал, кроме как по газетам – Председателя Совета министров. Но чекисты хотят лишь одно: чтобы я оговорил себя и также других невинных людей. Я отказался. И тогда они устроили ад. В особой камере два молодых чекиста с комсомольскими значками почти каждый день избивали меня – а ведь я им в отцы гожусь. Когда я сказал им это, они лишь усмехнулись, а затем с каменными лицами продолжили свое дело. Один сзади держал меня, а второй бил кулаками по моим почкам. От ужасной боли я кричал, далее они стали сапогами наносить мне удары между ног. Это уже настоящий ад! И всё же с трудом я выдержал, потому что боль страшна в самом начале, а после долгих истязаний она уже притупляется, словно в тумане. Они обещали сохранить мне жизнь, лишь бы я подписал, то есть «признал» себя виновным и оклеветал других, в том числе писателя Булгакова. Лучше я умру, чем буду Иудой. А еще чекисты шило втыкали мне под ногти и не давали по ночам спать, устраивая допросы. Оказывается, по ночам воля измученного человека сильно ослабевает, и ему становится всё равно. Но я выдержал. Знаешь, страшно в самом начале, а после, если ты выдержал и не оговорил себя, то страха становится меньше. На пятый день следователь стал угрожать, что арестуют мою жену и дочь. Я думаю, это серьезно – и вот тогда им удалось сломить мой дух. На следующем допросе я дал признательные показания, мол, я состою в этой организации. Я не знаю, что ждет меня, а в общем – всё равно, главное, чтобы вы были живы и здоровы. Будьте счастливы! Возможно, это мое последнее письмо, которое чудом попало к вам. Когда наша Анечка вырастет, расскажи обо мне правду. Прощай, моя милая, любимая!»

Последние строки Булгаков прочитал за столом, с дрожью в голосе, а лицо было мокрым от слез. Женщины на диване тихо плакали. С минуту все молчали, опустив головы. И тут маленький Сережа подошел к матери и с испуганными глазами спросил: «Мама, почему вы все плачете?» Елена не могла говорить, лишь посадила сына на колени и крепко прижала к груди.