ния от лекции. За год, таким образом, он собственноручно изготовил целую научную энциклопедию. Его познания росли не по дням, а по часам и приобретали упорядоченный, структурированный характер, как и его записи.
Однажды господин Ребау показал эту впечатляющую подборку записей покупателю по имени Уильям Дэнс, члену престижной научной организации Королевская ассоциация, которая поощряла исследования и поддерживала новейшие достижения науки. Листая записи Фарадея, Дэнс был изумлен тем, как четко и емко тот излагал сложные научные темы. Он решил пригласить молодого человека на лекции известного и недавно посвященного в ранг рыцарей химика Хэмфри Дэви. Лекции должны были состояться в Королевской ассоциации, где Дэви руководил химической лабораторией.
Билеты на лекции были давно уже распроданы, и само по себе приглашение стало редкой честью для молодого человека такого происхождения, как Майкл Фарадей. Однако он и не предполагал, что это изменит всю его судьбу. Дэви был выдающимся химиком своей эпохи, сделал множество важных открытий и занимался изучением принципиально новой области науки — электрохимии. Его эксперименты с различными газами и другими веществами были крайне опасны и не раз приводили к несчастным случаям, что создало Дэви репутацию бесстрашного воина науки. Благодаря яркому таланту Дэви и умению демонстрировать сложные эксперименты перед изумленной аудиторией каждая его лекция была событием. Происхождения он был простого и достиг высот науки благодаря поддержке именитых наставников, которые в свое время обратили на него внимание. Для Фарадея Дэви был единственным из современных ему ученых, с кем он мог бы сопоставить самого себя, особенно если учесть отсутствие у Дэви университетского образования.
Приходя на лекции заранее, чтобы успеть занять место как можно ближе к кафедре, Фарадей впитывал каждое слово Дэви, конспектируя всё до малейших деталей, делая самые подробные записи, на какие только был способен. Эти лекции произвели на него совсем другое впечатление, чем те, которые он посещал ранее. Конечно, он был воодушевлен, но в то же время чувствовал себя подавленным и обескураженным. За годы самостоятельного обучения ему удалось расширить свои познания о науке и окружающем мире. Однако наука не ограничивается накоплением информации. Это определенный образ мыслей, подход к решению различных задач. Дух науки — творчество, и в присутствии Дэви Фарадей ясно ощутил это. Пока непрофессиональный ученый-самоучка смотрит на науку со стороны, знания его однобоки и не способны принести никакого плода. Он должен войти в нее, получить непосредственный, практический опыт, стать частью научного сообщества и научиться мыслить как ученый. А чтобы приблизиться к духу науки и приобщиться к ее сути, необходим мудрый наставник.
Это казалось невыполнимой задачей, и Фарадей, ученичество которого подходило к концу, был в отчаянии при мысли, что так на всю жизнь и останется переплетчиком книг. Он писал письма президенту Королевского общества, в которых просил любой, пусть самой черной работы в научной лаборатории. Хотя писал он регулярно, ответа не было, месяц шел за месяцем, и вот однажды, совершенно неожиданно, он получил письмо от имени Хэмфри Дэви. Химику обожгло глаза в результате очередного взрыва в его лаборатории, и некоторое время он не мог читать и писать; ему требовался помощник — секретарь, который делал бы записи и приводил в порядок материалы. Мистер Дэнс, добрый друг Дэви, порекомендовал для этой работы юного Фарадея.
Случай был удивительный, счастливый, почти волшебный. Фарадею следовало постараться, сделать все, что только было в его силах, дабы произвести впечатление на великого химика. Охваченный благоговейным трепетом, Фарадей внимательнейшим образом выслушивал все указания Дэви и делал даже больше, чем тот просил. Однако вскоре зрение у Дэви восстановилось, он поблагодарил Фарадея за работу, но при этом ясно дал понять, что в Королевской ассоциации у него уже имеется лаборант, так что для Майкла просто нет вакансии.
Фарадей приуныл, но сдаваться не собирался, он не мог допустить отказа, ведь это означало бы конец всех надежд. Считаные дни работы у Дэви открыли ему глаза, показали широчайшие возможности для обучения. Дэви любил рассказывать об идеях, приходивших ему в голову, он интересовался мнением тех, кто оказывался рядом. Как-то он обсуждал с Фарадеем один эксперимент, который планировал провести, и молодому человеку удалось получить представление о том, как у Дэви протекает мыслительный процесс. Это произвело на Фарадея глубокое впечатление. Дэви был бы идеальным наставником, и Майкл твердо решил добиться своего. Он вернулся к записям, которые делал на лекциях Дэви, доработал конспекты, переплел, так что получилась превосходная брошюра, аккуратно написанная от руки и дополненная зарисовками и схемами, и послал ее Дэви в качестве подарка. Спустя несколько недель он написал ему письмо, напомнив об эксперименте, который тот упоминал, но о котором, возможно, уже забыл (Дэви был известен своей рассеянностью). Ответа на письмо не последовало, но однажды, в феврале 1813 года, юношу неожиданно вызвали в Королевскую ассоциацию.
В тот день за невыполнение указаний начальства из ассоциации был уволен лаборант. Требовалось заменить его немедленно, и Дэви порекомендовал юного Майкла Фарадея. Работа лаборанта главным образом предполагала мытье бутылок и оборудования, уборку помещения и разжигание огня в каминах. Плата была низкой, значительно ниже, чем Майкл получал в качестве переплетчика, но он, с трудом веря в свою удачу, принял предложение.
Фарадей учился всему так быстро, что сам был поражен; это было совсем не похоже на медленный процесс самообразования, когда приходилось до всего доходить своим умом. Под руководством своего наставника он вскоре научился готовить разные химические соединения, включая взрывоопасные смеси. Но главное — он получил возможность постигать азы химического анализа у величайшего химика эпохи.
Круг обязанностей увеличивался, и вскоре Фарадей был допущен в лабораторию для проведения собственных опытов. Он работал днями и ночами, стараясь навести на столах и полках столь необходимый порядок. Постепенно их взаимоотношения с Дэви становились глубже — маститый ученый, кажется, видел в Фарадее себя в молодости.
Однажды летом Дэви готовился совершить длительный тур по Европе и пригласил Фарадея поехать с ним в качестве лаборанта и камердинера. И хотя Фарадею не улыбалась мысль прислуживать, это был шанс встретиться с выдающимися европейскими учеными и поработать рядом с Дэви (тот брал в путешествие переносную лабораторию) — ради такой перспективы можно было согласиться на все. Фарадею представлялась блестящая возможность не только работать, но и жить рядом с Дэви, перенимать его знания и сам образ мыслей.
Во время путешествия Фарадей ассистировал Дэви при проведении эксперимента, который произвел на него неизгладимое впечатление. В те годы в ученом мире шла дискуссия о точном химическом составе алмазов. Считалось, что они состоят из углерода. Но возможно ли, чтобы прекрасные драгоценные камни состояли из того же элемента, что и древесный уголь? В химическом составе алмазов наверняка присутствует что-то еще, считали ученые, способов же разделить алмаз на химические элементы тогда не знали, и эта проблема не давала покоя многим исследователям.
Дэви давно занимала радикально новая идея о том, что свойства веществ определяют не элементы сами по себе. Возможно, химический состав угля и алмаза абсолютно одинаков, но в их молекулярной структуре есть различия, которые и обусловливают различные физические свойства. Такой взгляд на природу вещей был революционным, но способов доказать свою идею у Дэви не было, пока однажды, во время путешествия по Франции, в голову ему не пришла идея практически безупречного, идеального эксперимента.
Вспомнив, что в Италии, во флорентийской Академии дель Чименто, находится одна из самых мощных линз того времени, Дэви направился туда. Получив разрешение использовать линзу, он поместил алмаз в крохотную запаянную колбу, заполненную чистым кислородом, и с помощью линзы направил пучок солнечных лучей на алмаз. Алмаз вспыхнул и полностью испарился. Все, что осталось от него внутри колбы, был углекислый газ, а это доказывало, что алмаз состоит исключительно из углерода. Следовательно, придавать углероду форму древесного угля либо алмаза могли только изменения в молекулярной структуре. Никак иначе объяснить результаты этого эксперимента было невозможно.
Фарадея поразил ход мысли, который привел к этому опыту. От простого размышления Дэви пришел к действию, которое могло физически продемонстрировать его идею и исключало другие возможные объяснения. Способность живо, в высшей степени творчески мыслить и была источником таланта Дэви, блестящего химика.
Когда Фарадей вернулся в Королевскую ассоциацию, ему увеличили жалованье и повысили в должности — отныне он был ассистентом и ответственным за приборы и коллекцию минералов. А вскоре после этого положение начало меняться. Дэви нравилось проводить значительную часть времени в разъездах. Полагаясь на возрастающее мастерство Фарадея, он направлял ему всевозможные образцы минералов для исследования. Дэви все больше зависел от своего ассистента, в своих письмах он называл его одним из лучших известных ему химиков- аналитиков; он гордится, добавлял Дэви, что так хорошо его обучил. Но к 1821 году Фарадею пришлось осознать неприятный факт: Дэви твердо держит его в своей власти. После восьми лет интенсивной учебы Фарадей стал опытным химиком, обладавшим широкими познаниями и в других науках. Он занимался независимыми исследованиями, но Дэви по-прежнему относился к нему как к лаборанту, гоняя за дохлыми мухами для своих рыболовных приманок и нагружая другой черной работой.
Фарадей сознавал: он обязан учителю всем. Именно Дэви спас его от скучного и невдохновляющего ремесла переплетчика. Однако ему уже тридцать, и если в скором времени он не получит достаточной независимости, то свои лучшие творческие годы так и проведет лаборантом. Но разорвать отношения означало бы потерять лицо в научном сообществе, особенно с учетом отсутствия собственной репутации в ученых кругах.