Монстр исчез. На его месте вижу труп работника ломбарда, который выдавал деньги, принимая залог. Молодой парень, лет двадцати пяти, смотрит на меня широко открытыми глазами, вместо третьего глаза на лбу зияет круглая дыра. От выстрела тело приемщика имущества откинулось назад вместе со стулом, в таком положении я его и застал. Стул опасливо наклонился, задрав в воздух узкие колени и передние ножки, задняя спинка уперлась в стену. Застывшая сцена для фотоснимка, только вместо объектива камеры перед парнем щелкнул курок.
Я внимательно всматриваюсь в ужасающую картину, но не вижу ничего общего со вчерашним метро. Но не зря же Соколов меня беспокоил? Оглядываюсь по сторонам, на этот раз всматриваясь в облезлые стены и углы потолка, камер видеонаблюдения не замечаю, — какая глупость, — размышляю про себя, — выдать охраннику боевое оружие, но при этом сэкономить на системе видеонаблюдения!
— Запись есть, — поняв мои намерения, поясняет Вадим. При этих словах Соколов толкает локтем хозяина заведения.
— Есть, есть, — «эсть, эсть», — слышится акцент мужчины в пальто. — Она не сюда, а туда пишется, — из широкого кармана он достает сотовый телефон.
Я снова обвожу взглядом стены комнаты и замечаю видеокамеру в углу, возле двери. Сверху над дверью болтается колокольчик — бесполезный, с оторванным язычком. А между камерой и колокольчиком я замечаю то, что заставляет помрачнеть. Ровный круг с перевернутым треугольником — гораздо меньше, чем я видел на станции в метро, но немного крупней, чем в коттедже у Бороздкина.
— Так, значит, у вас есть запись случившегося? — обращаюсь к хозяину заведения, которого мне не представили. Мужчина кивает и протягивает телефон.
На телефонном дисплее многого не увидишь, да и разрешение простенькой видеокамеры далеко от системы наблюдения, установленной в метро. Но и того, что я увидел хватает, чтобы сделать вывод, — Вадим Соколов оказался прав.
В ломбард заходят мужчина и женщина, похожие друг на друга, как брат и сестра. Впрочем, это может быть и супружеская пара, или просто сожители, — размышляю я. Оба одеты в нестиранные куртки, на их хмурых лицах, подобно косметике, расплываются набухшие алкогольные круги. Черты лица давно стерлись под такими наплывами, но пол посетителей еще можно разобрать.
Охранник, дремавший возле окна на стуле, окинул вошедших быстрым взглядом, но с места на сдвинулся, наверняка таких он наблюдает пачками в течении целого дня. Женщина и мужчина нерешительно двинулись к оценщику товара и успели сделать несколько шагов, как позади них снова открылась входная дверь, пропуская в помещение знакомого типа, одетого в мешковатую куртку и ватные штаны. Вместо лица на субъекте маска обезьяны и лихорадочно-блестящие, безумные глаза. Со вчерашнего дня этот тип совершено не изменился, разве что слегка удлинилась жидкая борода.
Мужчина входит и замирает на месте, позади него с силой хлопает дверь. я уже знаю, что за этим последует и внимательно вглядываюсь в телефонный экран. Охранник просыпается и вскакивает со стула, его правая рука тянется к поясу, приподнимая нижний край форменной куртки. Я успеваю кинуть быстрый взгляд на тело лежащего на полу мужчины, осматривая на поясе солидный арсенал. По записи с видеокамеры невозможно понять, что именно он намеревался выхватить у себя из-за пояса. Но по мере того, как неизвестный в маске произносит свою речь, глаза охранника постепенно стекленеют, а нижняя челюсть смешно оттопыривается вперед, от чего протокольное лицо, наверняка с уголовным прошлым, приобретает черты и формы кретина.
Мужчина в маске выскакивает за дверь, на улице уже нет камер, но я уверен, что он стоит там, смотрит и ждет. А внутри после его ухода начинается сплошное безумие. Женщина с синяками и мужчина-алкоголик останавливаются и поворачиваются друг к другу лицом. Их руки одновременно взмывают в воздух, а скрюченные пальцы начинают душить. Кто мог бы выиграть в этой схватке, увидеть нам оказалось не дано. Ладонь охранника ныряет под куртку и возвращается обратно, держа пистолет. Мужчина в три шага пересекает комнату и расстреливает алкоголиков, целясь в упор, затем подходит к перегородке приемщика и снова поднимает черный ствол. Когда никого другого не остается в помещении, пистолет поднимается в третий раз. Ствол замер у виска, рука не дрогнула, палец вдавил спусковой курок. Аплодисменты и занавес, — как говорится, а я силюсь понять, как это произошло.
— А ваша камера голос записывает? — я смотрю на хозяина ломбарда в упор.
— Пишет, — отвечает толстяк в пальто, но при этом отрицательно качает головой.
— Это веб-камера, — поясняет Соколов, который уже успел разобраться с этим вопросом, — она может записывать и звук тоже, но эту функцию отключили в настройках, так что, там идет только видеозапись.
— А это можно как-то восстановить? — интересуюсь я.
Теперь уже Вадим отрицательно качает головой, — нельзя, если эта функция изначально отключена, — грустным голосом произносит он.
Больше в этом бедламе мне делать нечего. Не смотря на вялые протесты хозяина ломбарда, сотовый телефон забираю с собой и выхожу на холодный октябрьский воздух, с удовольствием оставляя зловоние позади. Сажусь в машину и еду в контору, совершенно ни на кого не обращая внимание на обратном пути. В голове пульсирует единственная мысль, которая сейчас не дает мне покоя, — как, черт побери, этот тип проворачивает свой фокус? Неужели этот опустившийся наркоман гражданской наружности является тем талантливым парнем на миллион, обладателем поистине гипнотического голоса, заставляющего своих жертв совершать эти жестокие и бессмысленные убийства? В подобную чепуху я не верю, как не верю и сомнительным роликам на ютубе, в которых голосом разбивают хрустальный бокал. Но тем не менее, факт остается фактом, его нужно немедленно остановить.
Захожу в кабинет, на ходу ловко закидываю куртку на соседний стул и сажусь за свое рабочее место. Жестом подзываю Дарью к себе и отодвигаюсь в сторону, уступая ей место возле компьютера, — будь добра, поставь это видео, — я протягиваю Романовой смартфон из ломбарда.
— А пароль? — уточняет Дарья.
Ах, точно! Забыл об очевидном. Тянусь через стол к соседнему стулу, локтем смахивая на пол бумаги, и извлекаю из кармана собственный мобильник. Набираю номер. На третий гудок отвечает Вадим.
— Слушай, Вадик, спроси у джигита, какой пароль у него к телефону, а заодно поинтересуйся, на какую сумму обокрали ломбард!
Слышу в динамике голос Вадима. Хозяин ломбарда включает дурака, — какой пароль? Зачем пароль? — раздается я его хриплый голос, — он по отпечатку пальца открывается. Соколов обращается к другому человеку и просит его доставить хозяина телефона непосредственно к нам в отдел. Адрес, при этом, Вадим не уточняет, видимо понимает, что до этого не дойдет. Прием срабатывает, оказывается телефон можно разблокировать пин-кодом, диктует пароль — четыре семерки.
— Сергей Петрович, — обращается Вадик, отвечая на второй мой вопрос, — хозяин говорит, что в кассе утром триста тысяч было.
— Триста тысяч, — мысленно повторяю я. На счет этой суммы меня терзают смутные сомнения, Пальто переврал и сильно переврал. Но это уже чужие проблемы, поворачиваюсь к экрану, и мы с Романовой смотрим фильм.
Изображение на большом экране намного лучше, чем видео в телефоне, хотя действующие лица от этого милей не стали. В ломбард часто заходят посетители, возможно на счет трехсот тысяч хозяин не схитрил… Вижу на камере знакомые лица и командую Романовой, — стоп. Она отключает ускоренную перемотку, и я снова погружаюсь в полный хаос и ужас бытия.
Дверь открывается и в помещение входит знакомая пара алкоголиков-тунеядцев: мужчина и женина с синюшным лицом. На мониторе их образы не сделались лучше, разве что круги под глазами проступили отчетливой синевой. Следом за ними на камеру попадает и наш злодей в обезьяньей маске, губы открываются — он что-то говорит. Сказав свою непонятную мантру, маска выходит на улицу. Едва дверь за ним успевает закрыться, алкоголики поворачиваются одна к другому лицом и так застывают, как влюбленная пара, но через секунду принимаются другу друга душить. Дальше со стула встает охранник, в его руке появляется пистолет. Он подходит к шатающейся паре, где женщина в схватке одерживает верх. Глаза ее мужа, или сожителя, уже закрываются, в шее пульсирует острый кадык. С близкого расстояния невозможно промахнуться, и охранник точным выстрелом в сердце убивает неопрятного синяка. Его тело падает, опрокидываясь на спину, а женщина продолжает сжимать ему горло. Следующая пуля достается ей, алкоголичка валится рядом, не разжимая объятий. Мужчина в форме охранника идет дальше и стреляет в приемщика товара, — точно между глаз, — поясняю я специально для Дарьи, камера наблюдения туда не достает.
Маска обезьяны появляется сразу, как только мертвое тело охранника с простреленным виском падает на пол. Видимо, за всем происходящим он смотрел сквозь стекло, — думаю я, вспоминая немытую стеклянную дверь в ломбарде. На этот раз маску он не снимает, но я не расстраиваюсь, его лицо мы уже видели, и даже опознали. Правда, пока его не нашли…
Неизвестный в маске никуда не торопится. Он опускается на колени возле мертвого охранника, я ожидаю, что он заберет у того пистолет, но грабителя интересуют только карманы. Вынимает из них несколько бумажных купюр — на камеру не видно, но я удивлюсь, если это сумма больше трех сторублевок, и не брезгует карманами алкоголиков. После этого он подходит к окну приемщика и делает быстрый шаг назад, — не только у меня такая реакция, — смеясь про себя, думаю я. Макса берет себя в руки и быстро движется вперед, исчезая на время из зоны видимости камеры. Через несколько минут неизвестный снова появляется в записи и направляется к выходу, перешагивая через лужи крови, попадающиеся на его пути.
А я вспоминаю загадочный символ, оставшийся на память на грязном потолке, — две камеры и не одна звук не пишет! — в расстройстве я хлопаю кулаком по столу и начинаю мерить кабинет шагами. Примерно через час мне звонит Вадим. У Соколова голос уставший и грустный, я сразу понял, что человека с видеозаписи они не нашли.