Хихикая, они разобрали копии, через полчаса Дегтярь встала и заявила:
— Мне нужно кофе.
— Согласен, коллега, — поднялся и Битюк.
— Мы сейчас вернемся, — подытожил Ковальский, и вся банда удрала в чайную.
Еще через час вернулся только Арнольд Вениаминович.
— Ладно, студент, — заявил он мрачно. — Завтра в пять часов приезжай в Университет, получишь диплом. Тебе даже корочки изготовят, везунчик. И подпишешь протокол, послезавтра станешь адвокатом. Вот черт ранний, — выругался Ковальский, — даже протрезвели все из-за тебя.
— Ну так пейте дальше! — пожал я плечами. — Кто вам мешает?
Ковальский удалился.
— Алексей Петрович, звони детективам, поехали знакомиться, — скомандовал я.
Когда студент подтвердил, что нас ждут я велел Алисе заказать нам такси
— Хочешь посмотреть на детективов, ученица? — спросил я ее. — Тогда собирайся, выдвигаемся. Мы же будем притворяться солидными господами? Тогда надо зайти, посмотреть, что в местном бутике есть из хороших костюмов.
— День постепенно налаживается! — воскликнула Алиса.
Детективное агентство называлось «Барсуков и Лейбниц». Посмотрев на них, я решил, что Лейбниц, маленький старичок в пенсне, — аналитик, а двухметровый усач Барсуков — оперативник, но с этим сыщиками ничего нельзя знать наверняка.
— Ну-с, и кто это у нас? — прищурился Лейбниц, рассматривая нас в свою «оптику». — Костюмчик для нас прикупили? Похвально, похвально! Сидит слишком хорошо для готового платья. Но не шили, не шили.
— Кто про что, а Самуэль про тряпки, — расхохотался Барсуков густым басом. — Приятно познакомиться, приятель! — верзила хлопнул меня по плечу, видимо притвориться важным господином у меня не вышло. — Меня Виталиком зовут. Этот зануда — Самуэль Лазаревич.
«А ведь эти прохвосты должны уметь подделывать документы, — пришла мне в голову шальная мысль. — Интересно, они любят выпить?»
— Вы выполнили для нас уже два заказа, — сказал я вслух. — Мне кажется, это начало большой дружбы. Но точнее мы это узнаем, когда вы покажете нам досье на кредиторов нашего безалаберного Вешнякова.
От детективов, с которыми я расплатился сразу и наличными, что их безмерно порадовало, я отправился по первому адресу. Ехать опять пришлось за город, и я всерьез задумался о покупке собственной машины, потому что на такси по российским просторам не наездишься.
Помещица Шуршунова жила далековато от Москвы и уж точно не по соседству с «Вешними водами». Зачем ей в таком случае загородный отель, понятия не имею, возможно он ей и не нужен, а долги его она скупала по дешевке, повелась, так сказать, на скидку.
О въезде в ее владения нас оповестил покосившийся столб с табличкой. К дому мы подъехать не смогли, расчищена от снега была узенькая тропочка. Я строго велел таксисту ждать, обещав щедро вознаградить за неудобство. Найти транспорт в таком захолустье не представлялось возможным. Но и я не собирался тратить на помещицу много времени. К визиту я подготовился заранее, остановившись у свалки по дороге. Там я нашел достаточно материала, чтобы воплотить свою задумку.
Пожилой слуга в потрепанной одежде провел нас в гостиную, но большого интереса не проявил. Не слишком просторная зала казалась еще меньше из-за многочисленных сервантов, горок, этажерок, невесть каких еще шкафчиков и витрин, наполненных фигурками. Всегда приятно, когда у человека есть цель в жизни.
Шуршунова посвятила себя собирательству, витрины ломились от тарелочек, чашечек, статуэток, но царствовали в гостиной слоны. Прежний Беринг помнил о традиции держать в доме набор из семи фарфоровых слоников. У помещицы таких наборов было не меньше сотни. Далеко не все они были сделаны из фарфора. Мне, например, понравился малахитовый комплект. К счастью, об этой пламенной страсти меня предупредили Лейбниц и Барсуков.
Хозяйка позволила мне в одиночестве, точнее в компании Сидорова и Алисы, погулять среди витрин. Молодежи, правда, быстро стало скучно. Но я получил определенное удовольствие скорее антропологического толка — я всегда интересовался человеческими странностями и слабостями. Когда, неожиданно для себя, я набрел на книжный шкаф, наполненный правда альбомами с описаниями коллекций конкурентов, Шуршунова, наконец, соизволила уделить мне время.
— Любуетесь, молодые люди? — спросила она, подкравшись со спины, незаметно, как ей казалось.
Впрочем, Сидорова ей удалось напугать, он подскочил на месте чуть ли не на метр. Я положил ему руку на плечо, а то мало ли какие танцы придут ему на ум.
— Анфиса Афанасьевна, — отвесил я хозяйке небольшой поклон, который уместен при встрече аристократов равных по статусу, — я счастлив, что вы нашли для нас пару минут своего драгоценного времени.
Про равенство я немного погорячился, одета старушка была не то, чтобы бедно, но вещи ее, некогда хорошего качества, не выдержали схватку со временем. Поеденная молью шаль укрывала плечи в ситцевой блузке, не мытые волосы собраны в пучок, и во всей гигантской коллекции барыни не нашлось красивой заколки вместо пластмассовой чепухи у нее на затылке.
— Чем обязана, — Шуршунова протянула мне руку, которую мне пришлось слегка пожать.
— Наслышан о вашей коллекции, не мог удержаться, чтобы не ознакомиться с ней лично! И конечно мы не с пустыми руками! Алексей Петрович, будьте любезны!
Сидоров протянул хозяйке торт.
— Не напоите ли вы путников с дороги чаем? — улыбнулся я. — День нынче морозный.
— Будьте любезны к столу, — барыня явно обрадовалась, что мы пришли со своими сладостями.
Я сразу понял, что экономят в этом доме на всем, кроме слоников, так что, когда мы проследовали в столовую, в которой сервантов было не меньше, но слоники все же уступали в численности сервизам, я достал из бездонной сумки бутылку итальянского ликера лимончелло.
От этого дара сердце барыни окончательно растаяло.
— Так что же вас ко мне привело, Яков Георгиевич? — поинтересовалась хозяйка, когда мы утолили первый голод моими лакомствами и жидко заваренным чаем.
— Слышал я краем уха, что вы вошли в положение юного помещика Вешнякова. Мне тоже исключительно жаль мальчика, в таком возрасте и отдаться пагубным страстишкам.
— Бедный, бедный ребенок, — поддакнула охмелевшая барыня.
— Так уж вышло, что я в данный момент проживаю в «Вешних водах».
— Так дорого же там безумно! — ахнула Шуршунова.
— И не говорите, — с грустью согласился я. — Но мест чудесное. И стало мне любопытно, имеете ли вы интерес к пансионату?
— Ох, да помилуйте! — всплеснула руками хозяйка. — тут и усадьбу-то в два дома и один сарай содержать никаких денег не хватит, а там такая махина! Но уж больно дешево ростовщик долги эти предлагал. А там, даст бог, удастся уступить бумаги повыгоднее! А у вас какой интерес в этом деле? Никак выкупить «Вешние воды» задумали?
— Может и задумал, — пожал я плечами. — От цены зависит. Если уж вы долг по дешевке заимели, с какой наценкой мне перепродадите?
Я точно знал, что векселя ей за четверть цены достались. Я, наверное, согласился бы ее затраты в полтора раза перекрыть. Но «согласен» не означает «хочу». Когда я эту сумму озвучил, барыня сразу похолодела, стала ныть, какой такой роскошный залог у бумаг. Я изобразил, что тема мне наскучила и прошелся вдоль витрин.
Там мигом высмотрел вещицу, которая и протянула нить к дальнейшим переговорам.
— Знакомый камешек, — я указал на один из сервантов. — Видел такой в Петербурге. Редкая вещица, мало у кого есть такая.
Тут я немного соврал, в новой жизни до Питера я пока не добрался. Но те же сыщики мне намекнули, что несколько камней в Россию просочились. Речь, конечно, шла об отходах моих операций — айсера и стоунера. Шуршанова где-то как раз крохотный осколок каменного стекла и раздобыла. Много я их на Сицилии оставил.
— Такая удача, удача, — радостно загомонила барыня. — знакомая мне долг вернула. Денег у нее нет, зато этакую редкость раздобыла, я не удержалась, приняла!
— Так уж вышло, дорогая Анфиса Афанасьевна, что и мне один коллекционер долг вернул, — и снова я соврал, только незачем бедной женщине лишние подробности знать.
С этим словами я вытащил из сумки стеклянного носорог размером с ноготь большого пальца. Из ледяного стекла, конечно. Разумеется, он был обернут в шелковый платок, и доставал я его аккуратно, голой рукой не прикасаясь. С Шуршуновой от счастья чуть припадок не случился.
— Я и подумал, у вас пустой долг, который гроша стоить не будет, когда Вешняков на банкротство подаст. А он уже к процедуре готовится.
Это как раз была чистая правда, о том, что парень банкротится, мне сообщил Лейбниц.
— Я к безделушкам равнодушен, но знаю, что в кругах любителей такие штучки ценятся покруче картин рафаэлитов. Может быть, поменяемся и оба будем счастливы?
— Прелестная вещь, — Шуршунова, кажется, пребывала на грани инфаркта. — но больно уж мне бумаги жалко. Живые же деньги отдала!
Я пожал плечами и достал новый сверток, в котором обнаружился носорог побольше. Тоже, конечно, из айсера. Барыня потеряла дар речи, крутилась вокруг фигурок, разве что не облизывая их. Я же решил еще облегчить ей муки выбора и достал третью, еще побольше. Так я «мучил» барыню, пока на столе не выстроилась шеренга из семи фигурок, самая большая из которых размером походила на мой кулак.
— Ну же, Анфиса Афанасьевна! Мы с вами понимаем, что этот набор стоит больше, чем ваша усадьба и «Вешние воды» вместе взятые. Если мы с вами не договоримся, я продам их на аукционе и вернусь к вам с деньгами. Или не вернусь, выкуплю пансионат после банкротства еще дешевле.
Она все медлила с решением, кряхтела что-то, но и глаз с носорожиков не сводила. Мне надоел этот цирк, я начал собирать фигурки и убирать их в сумку. Тут-то Шуршунова и встрепенулась.
— Да берите, голубчик, векселя эти проклятые. Зачем они мне сдались? Только зверьков этих не убирайте, уж больно они красивые!
Я дал знак Сидорову, и он быстренько составил договор об обмене. Шуршунова позвонила знакомому стряпчему и переслала фотографии документа. Через пятнадцать минут ее юрист связался с моим, и они быстро довели соглашение до ума.