Мейстер Тимон Ланнистер, назначенный королевским координатором дорнийских проектов, развернул перед принцем Дораном карту княжества, покрытую цветными пометками.
— Ваше княжество обладает уникальными ресурсами, милорд, — объяснял он тоном учителя, читающего лекцию нерадивому ученику. — Медные рудники в Красных горах, соляные копи у Соленого берега, редкие специи и красители. Всё это простаивает без дела.
Доран слушал молча, изучая пометки на карте. Красные точки обозначали места будущих мануфактур, синие — торговые пути, чёрные — места добычи сырья. Дорн превращался в промышленную провинцию.
— Первыми будут построены медеплавильные печи у Адской Горы, — продолжал Тимон. — Дорнийская медь нужна для производства пушек и артиллерийских снарядов. Лорд Ульрих Аллирион уже дал согласие на размещение мануфактуры на своих землях.
Принц нахмурился. Аллирион был одним из его вассалов, но теперь вёл переговоры напрямую с короной, игнорируя сюзерена.
— Какую выгоду получит сам Дорн? — спросил Доран.
— Рабочие места, милорд, — улыбнулся Тимон. — Тысячи рабочих мест. Ваши подданные перестанут бедствовать и станут частью великого королевского проекта.
Первая мануфактура заработала уже через два месяца. Сотни дорнийцев потянулись к Адской Горе в поисках работы. Жалованье было невысоким, но стабильным — куда лучше нищенского существования в пустынных деревнях.
Хуан Сантагар, старший брат солдата Серхио, стал одним из первых рабочих медеплавильни. Работа была тяжёлой — двенадцать часов у раскалённых печей, но платили исправно, а в заводской лавке можно было купить товары по льготным ценам.
— Раньше я пас коз в горах, — рассказывал он жене. — А теперь делаю металл для королевских пушек. Чувствую себя частью чего-то важного.
Королевские инженеры не ограничились медью. У Лимонной рощи заработала мануфактура по производству корабельных канатов — дорнийская пенька славилась прочностью. У Соленого берега построили химический завод, где из местной селитры и серы изготавливали порох.
Каждое предприятие создавало сеть зависимости. Рабочие получали жалованье золотом короны, покупали товары в королевских лавках, жили в домах, построенных королевскими архитекторами. Их дети учились в школах, где преподавали верность королю.
— Смотрите, как быстро всё меняется, — говорил лорд Андерс Ибенвуд своему соседу, лорду Трейману Галу. — Мои крестьяне больше не приходят ко мне за судом. Они идут к королевским чиновникам.
— И правильно делают, — горько усмехнулся Гал. — Королевские суды решают дела быстрее и справедливее. У них есть писаные законы, а не древние традиции.
Мизинец понимал психологию людей. Новые предприятия строились не просто как фабрики, а как целые промышленные города. Вокруг каждой мануфактуры вырастали жилые кварталы, школы, больницы, храмы. Рабочие получали не только заработок, но и лучшие условия жизни.
В Планкитауне, восстановленном после разгрома железнорождёнными, появилась крупнейшая в Дорне судостроительная верфь. Дорнийские корабелы, веками строившие лёгкие галеи для прибрежного плавания, осваивали технологии постройки больших галеонов.
Мастер Марон Мартелл, дальний родственник правящей династии, стал главным корабелом верфи. Его жалованье в десять раз превышало доходы некоторых мелких лордов.
— Эти корабли пойдут в Браавос, Пентос, Волантис, — объяснял он своим подчинённым. — Мы строим флот, который прославит Дорн во всём известном мире.
Рабочие верфи гордились своим делом. Они не просто колотили молотками по дереву — они создавали будущее. Каждый корабль, сошедший со стапелей, нёс дорнийские товары в дальние страны.
Принц Доран с горечью наблюдал, как его подданные всё больше привязывались к новой системе. Королевские предприятия давали им то, чего не могли дать феодальные лорды — стабильность, перспективы, ощущение сопричастности к великому делу.
— Отец, — сказала ему Арианна после очередного объезда княжества, — наши люди больше не считают себя дорнийцами. Они стали подданными короны.
— Я знаю, — тихо ответил Доран. — Мизинец не завоевал Дорн. Он его купил.
Самым болезненным ударом стало создание Дорнийской торговой компании. Формально это было частное предприятие, но его акции принадлежали короне. Компания получила монополию на торговлю специями, шёлком и экзотическими товарами.
Старые торговые дома, веками контролировавшие дорнийскую торговлю, один за другим разорялись или продавались королевской компании. Их владельцы становились наёмными управляющими в собственных когда-то конторах.
— Мы предлагаем справедливую цену, — уверял представитель компании разорившегося купца Нимерию Санд. — Плюс гарантированную должность управляющего с хорошим окладом.
Нимерия понимала, что выбора нет. Отказ означал полное разорение, а согласие — хотя бы сохранение источника дохода.
— Хорошо, — сказала она. — Но я хочу, чтобы моё имя осталось на вывеске.
— Конечно, — улыбнулся представитель. — Торговый дом "Нимерия Санд и партнёры". Партнёры — это корона.
К концу года промышленность Дорна была полностью интегрирована в королевскую экономику. Княжество производило медь для пушек, селитру для пороха, корабли для флота, ткани для армии. Всё это отправлялось в другие регионы королевства или на экспорт.
Взамен Дорн получал продовольствие из Простора, железо с Севера, мануфактурные товары из Королевских земель. Местное производство зерна и скота не могло прокормить выросшее население промышленных центров.
— Видите, как умно это устроено? — объяснял мейстер Тимон принцу Дорану. — Дорн больше не может существовать отдельно от королевства. Ваши люди зависят от поставок продовольствия из других регионов.
Доран кивнул с горечью. Экономическая зависимость оказалась крепче любых цепей. Даже если бы он захотел восстать, его собственные подданные воспротивились бы этому — восстание означало бы голод и разорение.
Мизинец создал систему, где каждый регион зависел от других, а все вместе — от центрального управления. Дорн стал частью этой системы, и обратного пути уже не было.
В каструмах дорнийские солдаты изучали новый устав. Там было написано: "Солдат королевской армии служит не земле своего рождения, а единому королевству. Его дом там, где развевается королевское знамя."
Дорн исчез как политическая единица, растворившись в великой империи Мизинца. Остались только географические названия и воспоминания стариков о временах, когда красное солнце и золотое копьё означали независимость.
Приказ о ротации войск пришёл в дорнийские каструмы через полгода после начала промышленной интеграции. Полковник Адам Марбранд зачитал его перед строем Первого дорнийского легиона, собравшегося на плацу у Солнечного Копья.
— По указу его величества короля Джоффри, — громко объявил он, — все легионы королевской армии подлежат ротации между провинциями для обмена опытом и укрепления единства королевства.
Серхио Сантагар, ставший за месяцы службы опытным легионером, переглянулся с товарищами. Ротация означала разлуку с родными местами, но для солдата приказ был законом.
— Первый дорнийский легион направляется на Север для замены Второго северного легиона, — продолжал полковник. — Второй дорнийский легион отправляется в Западные земли. Третий — в Речные земли. Четвёртый остаётся в Дорне, но будет пополнен бойцами из других регионов.
Мейстер Тимон Ланнистер, присутствовавший на церемонии, улыбался. Эта ротация была очередным гениальным ходом Мизинца. Солдаты теряли связь с родными землями и становились верными только короне.
Через неделю колонна Первого дорнийского легиона двинулась на север по Королевскому тракту. Две тысячи дорнийцев в стандартной экипировке королевской армии маршировали строевым шагом, их знамёна развевались на ветру.
— Не думал, что когда-нибудь увижу Харренхолл, — сказал Серхио своему соседу по строю, Дезиэлю Аллириону. — Говорят, там живут призраки.
— Призраки есть везде, — философски ответил Дезиэль. — Главное — не стать одним из них.
В Харренхолле их встретил Второй северный легион, готовившийся к отбытию в Винтерфелл. Командир северян, полковник Робетт Гловер, с любопытством разглядывал смуглых южан.
— Так вот какие они, дорнийцы, — пробормотал он своему адъютанту. — Мелковаты, но жилистые. Посмотрим, как они перенесут северные морозы.
Передача дел прошла по всем правилам военного устава. Северяне показали дорнийцам расположение постов, объяснили особенности местности, познакомили с мирными жителями.
— Эти крестьяне склонны к пьянству, — предупредил сержант Том Амбер дорнийского сержанта Мануэля Галу. — Но работящие. Только следи, чтобы не воровали из казарм.
Дорнийцы быстро освоились на новом месте. Они принесли с собой свои обычаи — привычку к острой пище, особые способы ухода за оружием, южные песни. Местные жители сначала косились на смуглых чужаков, но постепенно привыкли.
Тем временем в Дорне разместился Третий западный легион под командованием полковника Дамона Марбранда, младшего брата Адама. Светловолосые воины из золотых копей Кастерли Рок выглядели чужеродно среди песчаных дюн и пальмовых рощ.
— Жарко тут у вас, — жаловался сержант Льюис Хилл дорнийскому повару в полковой столовой. — И еда какая-то странная. Всё с перцем да с пряностями.
— Привыкнете, — улыбался повар. — Наша пища придаёт силы в жару. А ваша северная каша здесь никого не насытит.
Ротация войск имела глубокий смысл. Солдаты из разных регионов учились работать вместе, перенимали друг у друга лучшие качества, забывали о старых региональных различиях.
В Близнецах, контролировавших переправу через Трезубец, встретились дорнийцы из Второго легиона и речники из Четвёртого легиона. Сначала между ними возникали мелкие стычки — южане считали северян медлительными, а те называли дорнийцев выскочками.
— Эй, песчаная блоха, — дразнил дорнийца солдат из дома Маллистер, — умеешь драться, или только языком треплешь?