Я поджала губы: ну что за детские логические ловушки!
— Я приличная женщина, мистер Фаулер. Я не могу одобрять злоупотребление алкоголем. Это не входит в понятие социально одобряемого поведения.
Он только цокнул языком, разглядывая меня. Я стояла, как положено добропорядочной экономке: спина прямая, голова склонена, взгляд вниз — вся поза выражает почтительность и ожидание, когда мне будет дозволено удалиться.
Альберт Фаулер, впрочем, отпускать меня не спешил. Он посмотрел на меня. В окно, занавешенное мутной пеленой дождя. Снова на меня. И внезапно попросил:
— Составьте мне компанию, мисс Ривс.
От изумления я не смогла удержать невозмутимого выражения:
— Простите?
— Вы же слышали, мы с братом поссорились… Бросьте, не делайте такого лица — это невозможно было не слышать. На душе слишком скверно, чтобы оставаться в одиночестве. А Кристофер… Он и так-то не душа компании… впрочем, не важно. Просто посидите со мной.
К счастью, недоумении мое мне удалось удержать при себе: кто-кто, но уж Альберт Фаулер не производил впечатления человека, нуждающегося в компании прислуги. Я осторожно присела на край кресла, пристроив на коленях злосчастный поднос. Поверх подноса скрестила руки, как благовоспитанная девица. Выжидательно взглянула на мужчину напротив.
— Я так понимаю, мне не предлагать вам второй стакан?
— Я на работе, мистер Фаулер.
— Отрадно слышать, — он щедро долил в свой собственный, но прежде чем выпить, отправил в рот кусок сыра. Я краем сознания отметила, что он выбрал сыр и какой именно. Дьявол в деталях. И вовремя поданный правильный сыр иногда может решить человеческую судьбу! А мужчина тем временем продолжил инициированную им беседу: — Как вы справляетесь со своими обязанностями?
— Я полагаю, уместнее задать этот вопрос сэру Фаулеру.
Альберт тряхнул головой, идеальная прическа от резкого жеста слегка взъерошилась.
— Нет, я не это имел в виду. Если бы вы не устраивали Кристофера, вас бы уже здесь не было. Я имею в виду как оно вам — справляться с обязанностями, которые наложены на вас в этом доме?
Почему мне кажется, что многоуважаемый Фаулер-старший отчаянно хочет перемыть кости младшему брату и потому надеется привлечь на это дело человека, который уж совершенно точно пострадал, от сумасбродности артефакторного гения?..
— У вас не то, чтобы обширный опыт, судя по вашему резюме, но я уверен, что даже вы не будете утверждать, что этот дом и его порядки ничем не отличается от любого другого.
…наверное, потому что не кажется!
— Я должен извиниться перед вами, мисс Ривс, за излишнюю резкость, — неожиданно сменил тему и направление разговора Альберт. — Просто мой брат… Он ведь не какой-то третьесортный экзальтированный ученый, в котором экзальтированности больше, чем учености. Он гений — нет, это не потому что я, как старший брат, преувеличиваю ценность младшего, это, если позволите, объективная реальность, признанная мировым сообществом. Научными и властными его кругами — так уж точно.
Альберт задумчиво покачал янтарным напитком в пузатом бокале, глядя куда-то слегка расфокусированным взглядом. И вздохнул:
— С точки зрения тех самых властных кругов международного сообщества, мой брат — ценное стратегическое преимущество Акристора, и соседи пойдут на многое, чтобы его заполучить. Кого к нему только подослать не пытались… Всех соискателей, которые приходят устраиваться в этот дом, я отдаю на проверку королевской службе безопасности. И дополнительно проверяю силами одного малоизвестного, но очень надежного сыскного агентства. И нанятая без тщательной проверки сотрудница меня перепугала, потому что брата в прошлом уже пытались и соблазнить, и переманить, и похитить… Теперь же, когда ваше прошлое всесторонне освещено специалистами, я должен признать, что был не прав, критикуя вашу кандидатуру. Вы подходите для этой должности куда лучше всех предыдущих соискательниц.
Он склонил голову и качнул в моем направлении бокалом, изображая салют.
Ловиться на крючок формулировки и уточнять, как мистер Фаулер пришел к таким выводам, напрашиваясь тем самым на комплименты, я не стала. Вместо этого спросила о том, что действительно вызвало мое недоумение:
— Простите мне возможную невежливость, мистер Фаулер, но не могли бы вы пояснить, зачем выполнять двойную работу, перепроверяя кандидатов после королевской службы безопасности? — И очень осторожно, осознавая, что ступаю по тонкому льду, уточнила: — Вы не доверяете их профессионализму?..
— О, нет, я не сомневаюсь в их профессионализме. — Альберт устало и горько усмехнулся. — Я просто помню, что интересы короны не равны интересам Фаулеров. Что бы там по этому поводу не думал мой брат!
Он замолчал на какое-то время.
А я… я все-таки сказала то, что он совершенно очевидно хотел от меня услышать:
— Вы очень заботитесь о нем.
Альберт вскинул голову и прожег меня взглядом. Не то, чтобы он был пьян, но явно и не очень трезв. Мне было интересно, сколько в его состоянии игры, призванной вызвать меня на откровенность, а сколько настоящего алкоголя.
— Вы ведь понимаете, что Кристофер не обычный человек. И дело не в гениальности, гении бывают разные. И такие как мы с вами, и такие, как Крис… — он помолчал, болтая в руке стакан, а с ним и янтарную жидкость. — Мне было шесть, когда он родился. Семь, а может, восемь, когда стал понимать, что мой брат не похож на других детей. Он не любил, чтобы его брали на руки, не выносил большого количества людей, он мог часами заниматься одним и тем же монотонным делом и впадал в истерику, если от этого дела его отрывали. Однажды, я услышал как родители тихонько переговаривались о том, что, может быть, надо отправить его в интернат. Мне кажется, они тогда колебались только из боязни того, что будут говорить за их спиной и если бы нашли повод обставить это так, чтобы выставить себя благородными людьми, то непременно бы это сделали. Но нам повезло. Помимо родителей у нас была еще бабушка.
Альберт помолчал немного, качая в руке стакан.
— Мне ярко запомнилось, как она однажды сказала родителям, что Крис не идиот, а умнее нас всех вместе взятых. И вскоре после этого она забрала его к себе. Вы знаете, сначала я даже, наверное, обрадовался. Дом стал тише, родители — спокойнее. А потом я все же соскучился, поехал к бабушке в гости, чтобы повидаться с ней и с братом… и был в шоке от того, насколько изменилось его поведение, когда не его пытались переделать в удобную для всех обстановку, а обстановку переделали в удобную для него. Не любит яркий свет? Пожалуйста, шторы. Не хочет что-то есть? Хорошо, пусть ест, что хочет, даже если это одно и то же блюдо всю неделю подряд. Не выносит резкие запахи? Никто не будет пользоваться духами и все ярко пахнущие цветы уберут… бабушка сделала для него все то, что родители отказывались делать наотрез с аргументом, что они не будут потакать капризам малолетнего тирана. И внезапно оказалось, что у меня очень спокойный и очень интересный брат. Который прекрасно говорит, а не только бьется в истерике, может обыграть тебя в шахматы, наизусть выучить отрывок книги единожды ее прочитав. Он не понимает шуток зато владеет магией так, как не мог даже мой приятель из класса, которого в школе считали магическим дарованием…
Ох уж эти шторы!
Признаться, я боялась даже как-то неправильно вздохнуть. Несмотря на то, что мне было совершенно очевидно, что рассказывает Фаулер-старший мне это все не просто так, по пьяной лавочке, было ужасно любопытно, как растят гениев, да и вообще…
— Смешно сказать, но я сам не заметил, как почти переселился в дом к бабушке. Она не возражала. Она бы и вовсе меня забрала, как и Криса — но тут уже были против родители. Я же... не хочу сказать, что я так уж сходу полюбил идеального брата — но бабушка и для меня готова была делать то, что делала для Криса: она готова была меня слушать. Родители... впрочем, мы говорим не обо мне.
Он бросил на меня быстрый взгляд, то ли убедиться, что я слушаю, то ли оценить насколько внимательно. Я очень надеялась, что на моем лице наличествует достаточная доля заинтересованности, не выдающая насколько мне хочется все узнать вотпрямщас и поскорее.
— Так что бабушка со своими “потаканиями” его стабилизировала. Прям как в магии. А уже после этого начала медленно адаптировать к миру, который совершенно точно не будет возиться с ним так, как возилась она. Мне даже представить сложно, сколько сил она в это вложила, со сколькими врачами консультировалась. А ведь правил нет. Такие, как Крис рождаются редко. И даже если и рождаются, мало у кого есть время, силы и деньги ими заниматься так, как это делала бабушка. Через все приходилось пробиваться методом проб и ошибок. Какие то советы никуда не годились, а какие-то оказались полезными. Я хорошо помню того врача, который сказал, что Криса надо приучить к регулярным занятиям спортом, — он странно хмыкнул, очевидно, вспомнив, от какого процесса он сегодня пытался брата отвлечь. — Я еще выражение хорошо запомнил “для сенсорной интеграции”. И потом часто умно его вставлял, понятия не имея, что это вообще такое.
Мне очень хотелось спросить, что это такое, но я мужественно сдержалась. Потом найду!
— Я мало чем мог помочь, но бабушка активно меня подключала. Просила, чтобы я играл с ним в игры интересные не только ему, чтобы рассказывал побольше о школе, о друзьях… Постепенно он стал спокойно относиться к чужим людям в доме, они стали выходить на прогулки. Приходили даже меня в школу постоянно встречать. Меня тогда это жутко злило, одноклассники смеялись, а я только огрызался, чтобы отвалили. Только потом я понял, для чего нужна была эта моя помощь — и рассказы, и встречания. Бабушка решила, что Крису надо учиться взаимодействовать не только с миром, но и с людьми.
Теперь он посмотрел на дверь. Будто ждал, что та откроется и явит нам предмет обсуждения. Но предмет прочно замуровался в мастерской и являться отказывался.