– Эй! – Эльга развернула его к себе. – Ты куда? Ты вообще можешь полежать спокойно?
Она опрокинула его на одеяло, тут же из складок мастеря невысокие стены.
– Лежи-лежи.
Котенок зевнул. Эльга погладила его, почесала между ушами, потеребила шею. Звереныш вытянул лапы и заурчал.
– Нравится, да? Вот и лежи.
Котенок открыл и закрыл глаза.
– Я назову тебя Рыцеком, вот, – сказала Эльга. – Ты понял? Ты теперь Рыцек. А Рыцек, между прочим, всегда меня слушался.
Котенок приоткрыл один глаз.
– Да-да, я нисколько не вру.
Шигула и одуванчик, растолкав остальных обитателей сака, прижались к пальцам. Эльга прищурилась. Что ж…
Букет номер два заершился листьями, из которых медленно проступила сонная мордочка Рыцека. Ухо, смявшееся о складку, изгиб маленькой пасти. Приоткрытый глаз. Он напомнил Эльге сумасшедший сливовый глаз Илокея Фаста.
В общих чертах – понятно. Дальше пошла мелкая работа с деталями.
Отборные листья ложились невесомой шерсткой, движения пальцев формировали мордочку и тонкие усы. Росчерк правильно подпиленного ногтя, отсекающего лишнее, походил на ход кривого меча в руках мастера боя.
Несколько раз Эльга прерывалась. Спускалась вниз за молоком. Готовила для Рыцека лоток с землей. Мыла руки. Пополняла сак листьями. Показывала недоделанный букет вошедшей Униссе.
– Неплохо, но… – Заправив в букет выбившееся пастушье ушко, мастер наклонила голову. – Ты видишь, Эльга?
– Да, мастер Мару.
Маленький Рыцек на доске был очень похож на настоящего котенка. Только все равно казался неживым.
Фигуркой кота. Изображением кота. Но не котом.
– Чего не хватает? – снова спросила Унисса.
– Листьев.
– Нет-нет, – улыбнулась мастер. – Я спрошу по-другому. Чего не хватает в тебе?
– Во мне?
– Да.
Эльга закусила губу.
– Мастерства?
– Подумай.
– Я плохо слышу листья.
– Возможно, но это не главное.
Унисса наклонилась и, приподняв Эльгин подбородок, долго смотрела ей в глаза. Жалобно мяукнул с кровати Рыцек, не зная, как спуститься.
– Наверное, ты все-таки глупая ученица, – сказала Унисса. – Но в тебе есть зачатки ума. Не дай им пропасть.
– Да, мастер Мару.
– Завтра – два букета.
– Да.
– А также убраться в листьевой, вымыть полы здесь и в коридоре и растопить печь.
Дни тянулись за днями.
Снаружи было холодно и пусто, но однажды завьюжило так, что в белой снежной хмари пропали и забор, и крыша прихода, и, казалось, весь белый свет. Эльга почти убедила себя в том, что дом оторвало от земли и несет в неведомые края.
Рыцек вполне освоился и бегал за Эльгой повсюду, изредка позволяя себе нападать на ее пятки. Р-р-мяу! Ему было хорошо, он пил молоко и играл с листьями. Он полюбил спать у Эльги в ногах, работая урчащей печкой. Правда, несколько раз его пришлось ткнуть мордочкой в лужицы на полу, но звереныш на удивление быстро понял, что свои дела нужно делать только в определенном месте.
Эльга даже подумала, что он умнее ее.
Букеты не получались. Никак. То есть это были великолепные букеты, в которых не было ничего, кроме листьев. Почему-то от букета с луком сразу тянуло в слезы, от рукавицы и шапки шло тепло, от крыльца с наледью веяло холодом.
А в букетном Рыцеке всего лишь рассыхались и отслаивались листья.
– Рыцек, не крутись!
Эльга злилась.
– Рыцек!
Она поддернула котенка за задние лапы. Мявкнув, передними он закогтил одеяло, заворачивая его вместе с собой.
– Ну что ж ты!
Эльга хлопнула его по серой спине. Одеяло не отцеплялось. Сак и доска, сложенные на краю постели, поехали вниз.
– Ай!
Пуф-ф! – россыпь листьев похоронила под собой неудавшийся букет. Кажется, даже дерево треснуло.
– Посмотри, что ты сделал!
Придерживая за шкирку, Эльга развернула котенка мордочкой к себе. Рыцек мяукнул и зажмурился от ладони над головой.
– Страшно?
Она поднесла его ближе. Сложив губы, девочка дунула зверенышу в мордочку. И получила царапину на подбородке.
– Да что с тобой!
Отброшенный котенок с мягким стуком исчез по ту сторону кровати. Даже мявк у него вышел совсем короткий.
– Дурак!
На пальце, проведенном под губой, осталась тонкая красная полоска.
– Ну-ка, иди сюда! – скомандовала Эльга. Она легла животом на разбросанные по одеялу листья. – Где ты там?
Злая, проворчали, ломаясь, листья. Тише, тише, хозяйка. Не ваше дело, ответила им Эльга, отбрасывая прилипал от пальцев.
– Рыцек!
Котенка на полу у кровати не было. Девочка свесилась вниз головой, осматривая углы комнатки и темноту под шкафом.
Пусто.
– Рыцек!
Она повернула голову – ага, дверь закрыта, значит, не убежал, где-то здесь.
– Я уже почти не сержусь, – сказала Эльга, заворачивая свешивающийся край одеяла. – Но ты тоже хорош! Как царапнул!
Сначала ей показалось, что и под кроватью никого нет, но потом в глубине, у дальней задней ножки, блеснули фонарики серо-голубых глаз.
Котенок жалобно мяукнул, будто надеялся, что его не найдут.
– Все, – протянула руку Эльга, – иди ко мне.
Но Рыцек, наоборот, попятился.
– А молока хочешь? Ай!
Эльга, кувыркнувшись, стукнулась о доски пола так, что звереныш под кроватью подпрыгнул от страха. Должно быть, ему показалось, что она сделала это нарочно, чтобы его испугать.
– Чуть шею не сломала, – пожаловалась Эльга, потирая ушибленное плечо.
– Мяу, – пожаловался Рыцек.
Эльга вздохнула.
– Да, я разозлилась, а ты не виноват. И я за это, видишь, получила синяк.
Она заползла под кровать и снова протянула к котенку руку. Несколько мгновений ожидания – и Рыцек ткнулся в кончики пальцев прохладным носом.
– Это мир? – спросила Эльга.
– Мяу! – ответил звереныш.
– Ну, пусть будет мяу.
Посмотрев искоса, она вдруг увидела под одуванчиком и шигулой нежные, розово-фиолетовые пятнышки вереска.
– Вереск? – спросила Унисса.
Эльга кивнула.
– Значит, он очень одинок, – сказала Унисса.
Она отступила от марбетты, на которой стоял свежий букет ученицы. Рыцек был намечен на нем тонким лиственным штрихом – изгиб спины, лапа, овал головы. Даже не полноценный букет, а торопливая, почти небрежная работа. Но – удивительно – казалось, что так вольно обозначенный котенок вот-вот обиженно мяукнет и, прыгнув, спрячется за доску. Крохотные цветы вереска там, где угадывались грудь и живот, придавали ему толику трогательной беззащитности.
Заведя руки за спину, Унисса прищурилась.
– Кое-что ты ухватила, – признала она.
– Не все?
– Нет. Это было бы слишком самонадеянно.
– Да, мастер Мару.
– В целом букет вполне заслуживает своего места на стене удачных работ. – Унисса присела перед Эльгой. – Если, конечно, ты поняла, почему Рыцек у тебя не получался раньше.
Она заглянула ученице в глаза.
– Я думаю, – не мигая, сказала Эльга, – это потому, что я тоже ударилась, как и он.
Мастер фыркнула.
– Ты уверена? Мне кажется, дело кое в чем другом.
– Я разозлилась.
Унисса вздохнула.
– И злость тебе помогла?
Поднявшись, она слегка распушила кончик лиственного кошачьего уха на букете.
– Нет, я… – Эльга потупилась и затеребила складку на платье. – Я очень испугалась за Рыцека. А потом вдруг увидела второй слой.
– Это теплее.
– Что я за него испугалась?
– Не что, а почему ты за него испугалась.
– Потому что он был маленький и слабый, – сказала Эльга.
– И все? – с улыбкой спросила Унисса.
– Потому что я его люблю.
– Вот, – мастер наклонилась к ученице и прижала пахнущий листьями палец к ее носу, – запомни, Эльга Галкава, в чем здесь дело. Увидеть суть животного или птицы, любого зверя и жучка можно, только преисполнившись к ним любви. Поняла? Тогда они откроются тебе. Тогда все откроется тебе.
– Да, мастер Мару.
Любить Рыцека было очень легко.
Он был веселый и проказливый. Он играл с листьями, и боялся мышей, и смешно подскакивал, когда под полом или в стене рядом с ним раздавалось шуршание. По ночам он бродил по дому, и как у него получалось не столкнуться с мышиным выводком, оставалось загадкой. Возможно, было заключено мировое соглашение с разграничением территорий.
Скоро Рыцек подрос, и к плошке с молоком Эльге теперь приходилось подкладывать кусочки мяса или рыбы. Впрочем, пирогом с капустой и яйцом котенок тоже не брезговал. Но выедал в основном мякоть начинки.
Букеты с ним заполнили Эльгину комнату наверху, теснились в углах и в полном паутины чулане, сменяя букеты с посудой и вещами. Везде Рыцек был живой, везде грозил выпрыгнуть, мяукнуть, заурчать, неожиданно царапнуть за пятку.
Глаза множества Рыцеков мягко светились во тьме.
А вот любить жуков или ворону, взявшую привычку каркать по утрам с ветвей липы, оказалось не так просто. Как вот полюбить того же паука, если он противный? Или лису, когда она у тебя кур передушила? Хотя лиса еще ничего, она красивая. А если какого-нибудь барана, у которого глаза стеклянные и пустые?
Зайца еще успей полюбить – бросишь взгляд на букет, а его уже и след простыл. Из чего он, какая у него суть – неведомо.
Эльге казалось, что нельзя любить всех. Во всяком случае, нельзя всех любить одинаково. Унисса на это только скептически выгибала бровь.
Зима близилась к концу. Поленница уменьшалась в размерах. В солнечные деньки снег подтаивал, и из-под него сочилась вода. Под скамейкой у дома образовалась скользкая лужица. Кое-где на земляных пятачках уже проклевывались бледные травинки.
Унисса ходила по окрестным местечкам, оставляя Эльгу одну. Иногда она возвращалась только на следующий день. Эльга пыталась набивать букеты с ворон, белок и собак. Горожане часто видели ее на окраинах Гуммина с дощечками и непременным мешком. Дети звали ее играть в снежки и кататься с горки, но Эльга отказывалась.
Листья и то, что они открывают, занимало ее неизмеримо больше.