– Я это…
Сист густо покраснел, таращась на оголенную лодыжку.
– Я вам воды…
Он наконец сообразил, куда пялится, зажмурился и резко развернулся, выплеснув чуть ли не половину бадьи на стену палатки.
– Стоять! – крикнула Эльга.
– Стою.
Сист застыл спиной к девушке, держа бадью на руках.
– Повернись, – сказала Эльга, сдернув с земли накидку.
– Вы меня теперь в лист превратите? – дрожащим голосом спросил Сист, не торопясь следовать приказанию. – Я, честное слово, ничего не видел.
– В гусеницу.
– Как в гусеницу? Вы же мастер листьев.
– А превращу в гусеницу.
– Не надо.
– Повернись.
– Я, честное слово…
– Повернись, – сказала Эльга, перетягивая накидку пояском.
Сист тяжело переступил ногами. Глаза он благоразумно закрыл. Затаил дыхание. Эльге сделалось смешно.
– Сист, с тангарийцами ты так же будешь драться?
– Как?
– Зажмурившись. К выемке бадью отнеси.
Отворачивая голову от Эльги, Сист протопал мимо столба. Наклонившись, он опустил бадью на срезанный и уложенный квадратом дерн.
– Вот, госпожа мастер.
– Можешь идти.
– Да, госпожа мастер.
Сист, сложенный из трепещущих осиновых листьев, боком выскользнул из палатки. Хлопнула ткань. Земля все подрагивала – вкапывали столбы забора.
Вода оказалась все же слишком холодна, и Эльга смалодушничала – смочила полотенце и наскоро обтерла им руки, грудь, шею. Постукивая зубами, переоделась за повешенной на крючки накидкой, затянула ленты, повязала платок. Интересно, подумала она, можно ли сделать такой букет, который бы воду нагревал или комнату отапливал почище печки? Листья, пожалуй, выгорят в мгновение ока, но попробовать…
Впрочем, нет, нет, оборвала мысль Эльга. Сначала Башквицы и Ружи.
Завтрак ей принес уже другой воин, не Сист. Видимо, предупрежденный приятелем, он заранее объявил о своем приближении.
– Госпожа мастер, это Хеврос, я с кашей.
Тень храбреца просвечивала сквозь ткань палатки. Был он яблоня, ива и вьюнок. Мягкий, гибкий. Пронырливый. Предусмотрительный.
– Входи, – сказала Эльга, усаживаясь у столба.
– Точно можно?
– Можно.
Вместе с солнечными лучами Хеврос осторожно просунул кудлатую голову.
– Долгой жизни, госпожа мастер. – Он поставил на землю рядом с девушкой котелок и кружку. – Каша. Вода. Завтрак.
– Как там Сист? – спросила Эльга.
– Хорошо.
– Не превратился в гусеницу?
Хеврос побледнел.
– Н-нет.
– Скажи ему, что может не беспокоиться. – Эльга отпила из кружки. – Я передумала.
– Да, госпожа мастер.
Хеврос исчез, был и – нету.
Каша была горячей и вкусной, в нее намешали не только просо, но и тыкву, и кусочки куриного мяса. Эльга неожиданно для себя чуть не выскоблила горшок, водя ложкой по его стенкам и собирая прилипшие остатки.
Ознобный холод ушел, стало тепло. По телу расползлась сонная вялость, так бы склонить голову, свернуться калачиком…
Ну, совсем! Так мастерство все проспишь!
Эльга вскочила на ноги, лямку сака повесила на плечо, потянула за собой лиственное богатство. Вперед, госпожа мастер!
Полы палатки неохотно выпустили ее наружу, сак пришлось перекинуть так, что часть его нависла над головой и она действительно стала похожа на южную паву, у которой целая изба, говорят, бывает накручена на голове.
Листья шелестели в уши.
Эльга прошла по мосткам, двинулась на звуки пилы и топоров. Воины оглядывались на нее. Раздетые до торса, в синих штанах, они прерывали борьбу или бои на деревянных мечах и смотрели на нее как на диковину.
– Госпожа мастер.
Те, что поближе, сгибались в поклонах.
Остроконечный верх палатки серел впереди, граничная межа изгибалась правее, вокруг было зелено, невидимый, шумел ручей.
Местность, отнесенная к Яблонцам, малой частью все же была распахана, коричневый язык пашни тянулся по склону, уступом спускаясь к рябиннику и меже, а вот владения Ружина, как и виделось изначально, представляли собой густые заросли.
Там, где сейчас стояла палатка для листьев, был ровный, разъезженный участок. Колеи шли и от Яблонца, и от Ружина. Видимо, на этом месте раньше происходила торговля или обмен. Но возможно, подумала Эльга, что молодые Ружи здесь на кулаках выясняли отношения с молодыми Башквицами.
Или наоборот.
От забора пока имелись лишь два угловых столба. Третий, срединный, вгонял в яму деревянным молотом сам распаренный, потный, снявший горжет и рубашку господин Некис.
Бумм! Бумм!
Мышцы перекатывались по мускулистому телу, булыжниками вспухали на плечах и предплечьях, делили спину надвое. Молот взмывал к выглядывающему из-за холмов солнцу. Опускался.
Бумм!
– Хэкк! – коротко выдыхал господин Некис.
Вздрагивала земля. Сменщик господина Некиса, рыжеволосый крупный парень, лениво наблюдал с чурбака за тем, как столб медленно приближается по высоте к собратьям. Руки его устало скрещивались между колен.
Поодаль в три пилы пилили на доски установленные на «рога» бревна, сыпались рыжие опилки. Под присмотром двух воинов мальчишки и девчонки от семи до двенадцати лет охапками таскали листья с телег, застывших по разные стороны межи. Слева – Башквицы. Справа – Ружи.
Воины внимательно следили, чтобы дети не сцепились. Впрочем, это не мешало малолетним задирам переругиваться.
– Ружи – придурки!
– Башквицы – воры!
– Только встретьтесь нам.
– А вы – нам.
– Дурачье!
– Слабо вечером к Соеме прийти?
– Да вы честно драться не умеете!
Девочки показывали языки, мальчишки корчили рожи и исподтишка грозили кулаками. Шелестели листья. Эльга заглянула в палатку – две темно-зеленые кучи, вырастая из общего основания, поднимались на уровень ее груди.
Надергали, конечно, как попало. Осина, рябина, молодой дуб, смородина. Часть листьев измята, часть оборвана по-живому. Впрочем, Эльга на другое и не рассчитывала. Потому и запросила побольше.
Она опустила сак.
– А вы мастер, госпожа? – спросила девочка лет семи, остановившись рядом.
Темненькая, кареглазая, она несмело улыбнулась. Зубов во рту недоставало.
– На печать ее посмотри, – громко сказал мальчик, скинувший ворох листьев в свою кучу. – Все Башквицы – тупицы!
– Сам дурак! – крикнула девочка, убегая к телеге. – Все Ружи – дураки!
– Беги-беги.
Эльга, вздохнув, пошла за девочкой. У телеги ее встретил настороженный бородач, снял шапку.
– Госпожа мастер.
Дети спрятались за колесом.
– Долгой жизни. Как зовут? – спросила Эльга.
– Осип, – сказал бородач, – Осип Башквиц.
Крупные губы, крупный нос, густые брови. Лоб со складкой. Осина, лещина, чертополох. Во всем любит порядок, основательный, строгий.
– Мне нужно еще полтелеги листьев, Осип, – сказала Эльга. – Сколько в Яблонце живет людей?
– Так за четыре десятка. Может, пять, если со старухами считать.
– Тогда вези старух. И детей. И еще, кого сможешь. Человек двадцать.
– Так все в поле да на огородах, госпожа мастер.
– Собирай, Осип. Это вам нужно.
Губы Башквица тронула улыбка.
– Мне?
– Всему Яблонцу, – сказала Эльга. – Или я с Ружами договорюсь. Кому лучше будет?
Бородач нахмурился.
– Что ж, мы приедем, госпожа мастер.
– После полудня.
– Хорошо. – Осип Башквиц прищурился. – А что делать-то?
– Стоять, – ответила Эльга.
Она вернулась к палатке, а затем, провожаемая взглядом господина Некиса, направилась к телеге Ружей. Бумканье кувалды прекратилось. Влажная земля чавкала под башмаками, подол платья приходилось поддергивать вверх.
– Долгой жизни, – поздоровалась она с рябым длиннолицым мужчиной лет тридцати в коричневой свитке.
– Долгой, – ответил тот, помедлив. – К Башквицам ходили?
– Ходила.
– А к нам че?
В голосе его проскользнул вызов.
– И к вам пришла.
– А эти че, отказали?
Эльгу такой разговор не устраивал.
– Может, скажете, как вас зовут? – спросила она.
Мужчина раздумчиво пошевелил лицом, но промолчал. В пустую телегу за его спиной тихо забрались дети.
– Значит, мне с Башквицами работать? – спросила Эльга. – Что ж, так даже лучше.
Мужчина скрипнул зубами.
– Ристак, – сказал он, глядя на Эльгу светло-зелеными глазами. – Меня зовут Ристак Руж.
Руж.
Он был та же осина, тот же чертополох. Вместо лещины – каймой – тополиные листья. Разницы, впрочем, было мало. Откуда, спрашивается, такая вражда, алым всполохом, лисьим хвостом, нитями через межу?
Волосы рыжеватые, на щеке – царапина. А характер – вредный, едкий, обидчивый.
– В конце, наверное, стоит добавить «госпожа мастер», – сказала Эльга, удивляясь самой себе.
– Госпожа мастер, – с неохотой повторил Ристак.
– А я – мастер Галкава. Сейчас мне нужны еще полтелеги листьев, а завтра после полудня я жду Ружей сюда.
– Всех?
– Двадцати человек хватит.
– А Башквицы?
– Что – Башквицы?
– Им чего?
– А то же самое, но сегодня.
Ристак Руж качнул головой. Помолчал, затем кивнул.
– Хорошо… госпожа мастер. Ну что, братцы? – обернулся он к детям, мгновенно веселея. – Отвезем госпоже мастеру еще листьев?
– Да-а!
Дети закричали и запрыгали.
– Ну-ка, тихо! – прикрикнул на них Ристак. – Телегу опрокинете.
У палатки застучали молотки. Тук-тук-тук. Пальцы дернулись, подхватили ритм, принялись вязать воздух. Им дай дерево и листьев, они бы – ух! Там Башквицы, здесь Ружи, там осина, здесь осина. Если все удастся…
Эльга мотнула головой. Рано, рано шелестеть. Что там, как там, разберемся позже. Наброском узор плыл под веками, неуверенный, громоздкий, затененный лишними деталями. Детей понизу, стариков поверху.
Нет, потом.
– Госпожа мастер.
Господин Некис позвал ее, встав у крайнего левого столба. Два крепких горбыля, утопленные в выемках заподлицо, уже связывали столбы где-то на ладонь от земли и на уровне его живота. Последний, третий, горбыль споро прибивали гвоздями на уровне носа.