Тук-тук-тук.
– Так нормально? – спросил господин Некис.
– Еще не знаю, – сказала Эльга.
Принесли толстую оструганную доску. Приложили. Эльга коснулась ее ладонью. Дерево оказалось колючее, недовольное тем, как с ним обошелся грубый инструмент.
– Погодите, еще несут.
Господин Некис оттянул девушку в сторону, давая воинам примерить еще одну доску. Гвоздь вверху, гвоздь в центре.
– На мой взгляд, хорошо, – сказал он.
– Мне нужно плотно, – сказала Эльга.
– Будет плотно.
Эльга оглянулась.
– Еще мне будут нужны скамьи для Башквицев и Ружей. Слева и справа от забора, чуть дальше и наискось, чтобы я могла видеть их, пока набиваю букет.
Господин Некис сделал три шага в сторону, провел носком сапога черту по примятой траве.
– Здесь?
– Примерно, да.
– Не близко?
– Нет, в самый раз.
– Я надеюсь, вы знаете, что делаете.
Эльга чуть шевельнула плечами.
– Кажется, знаю.
Господин Некис недоверчиво качнул головой, отступил, развернулся, подозвал одного из воинов, и они ушли за палатку, что-то неслышно обсуждая. В стороне вновь затюкали топорики, взвизгнула, въедаясь в древесину, одна пила, вступила вторая, принесенные доски, желтые, подтекающие смолой, так и остались висеть, наживленные на поперечины.
Эльга подкатила чурбачок.
Время вдруг потеряло для нее значение, пропали куда-то небо, солнце, земля под ногами, люди и звуки. Остались только столбы и горбыли, набитые между ними. Эльге было не важно, что забор не окончен. Мысленно она видела его весь, чуть скачущий по высоте, но без зазоров, крепкое, основательное сооружение.
Слева – Башквицы. Справа – Ружи.
Пальцы, участвуя в процессе, сновали по воздуху. Интересный будет узор! Необычный. Листья к листьям, Башквицы к Ружам.
Букет вставал в осиновых переливах, клен, рябина, ромашка, чертополох этот, наверное, стоит спрятать, подрезать, слишком его много, мешает, но аккуратно, вторым, нет, даже третьим слоем протянуть связь от одних к другим, и обратную…
– Госпожа мастер.
Ее тронули за плечо, и только тогда Эльга выплыла из узорного лиственного хоровода, подняла голову на сложенного из топорщащихся сосновых иголок господина Некиса. Губы господина Некиса были два узких листка. Они смешно двигались.
– Что? – спросила Эльга, уловив, что господин Некис что-то от нее хочет.
– …я говорю, полдень, – прорезался звук.
– Полдень?
– Полдень, госпожа мастер.
Солнце стояло не над головой, ниже, но все равно достаточно высоко. Забор был сбит на две трети, не хватало четырех, может, пяти широких досок справа. Лиственные горы за спиной подросли. Ни телег, ни детей. Слева от забора белели свежие лавки, одна поближе, другая – подальше. Как она и просила – наискосок.
Казалось бы, на мгновение поиграла узорами.
– Волшебство, – прошептала Эльга.
– Что? – наклонился господин Некис.
Эльга подала руку.
– Помогите.
– Конечно.
Господин Некис поймал ее ладонь, потянул на себя.
– Ох, ёрпыль-гон!
– Больно?
– Ага, все затекло.
Эльга поднялась с чурбачка, выпрямилась и с поддержкой господина Некиса сделала круг по пятачку земли между палаткой и забором. Шаг, еще шаг, еще – и вот уже ноги не кажутся чужими, кое-как прибитыми деревяшками, спина сгибается и разгибается без ощущения, что это скрипучая, похожая на шигу конструкция, а невидимый зверь, вцепившийся в шейные позвонки, разжимает наконец челюсти.
Хорошо, ёрпыль-гон.
К забору во время этой прогулки приладили еще две доски. Один из воинов в два приема стесал топором неровность, проверил ладонью.
– Вы сейчас будете работать? – участливо спросил господин Некис.
– Как Башквицы подойдут, – ответила Эльга.
– Тогда прошу прогуляться со мной, госпожа мастер.
– Куда?
– К моей палатке.
– Зачем?
– Пообедать.
– Вы серьезно? А Башквицы?
Эльга попыталась освободить ладонь, но господин Некис лишь улыбнулся, держал крепко, большой палец фиксировал запястье.
– Я боюсь, – сказал он, – что вы забудете поесть. Я видел таких, как вы, молодых мастеров. Будто не из этой жизни, а сразу с неба, из-под начала Кияна-копейщика. Все они были худые. Знаете почему?
– Нет, – сказала Эльга.
– Мастерство ело их. А они – нет.
– Хорошо, – вздохнула Эльга, – вы правы. Просто мастерство, оно же не спрашивает, голоден ты или нет. Оно владеет.
– У меня брат такой, – сказал господин Некис. – Младший.
Они дошли до командирской палатки.
Здесь суетился знакомый воин. На покрытый плащом походный столик Сист выкладывал хлеб и луковицы, лил из котелка в миску густую мясную похлебку. Увидев Эльгу, он покраснел и замер.
– Сист, – сказал господин Некис, – хватит тренировать дыхание. Госпожа мастер будет обедать со мной. Ей нужны стул и вторая миска.
– Сейчас.
Сист рванул прочь. Вернулся, торопливо поклонился, выставил на стол кувшин с водой и прихватил котелок. Господин Некис с интересом посмотрел ему вслед.
– Кажется, он влюбился, госпожа мастер.
– В кого? – спросила Эльга.
– В вас. Разве это невозможно? Прошу прощения.
Господин Некис скрылся в палатке и скоро вернулся в чистой рубашке, с перевязью через плечо. Эльгу он застал задумчиво отщипывающей кусочки хлеба от большого ломтя.
– Сист меня боится, вот и все, – сказала она. – У любви другой букет, яркий.
– Не буду спорить, – наклонил голову господин Некис. – Хотя от такой характеристики моего подчиненного я далеко не в восторге.
– Он исправится, – улыбнулась Эльга.
Господин Некис взял в руку ложку.
– Это почему?
– Он внутри не только осина, но еще дуб и ольха.
Господин Некис хмыкнул.
– Конечно. Это все объясняет.
– Он вас обязательно удивит.
– Сист? – Господин Некис рассмеялся. – Возможно. Во всяком случае, мне хотелось бы надеяться. Пока он лучше управляется с посудой, чем с клинком.
Он склонился над миской.
Сист подоспел, едва Эльга расправилась с половиной ломтя, поставил стул сбоку, брякнул котелком, нацедил похлебки.
– Доброй еды, госпожа мастер.
– Долгой жизни, Сист.
Есть не хотелось, узор танцевал перед глазами, куда ни посмотришь, за что ни возьмешься – листья, листья, листья. Одни глядят исподлобья, как ершистый Ристак Руж, другие хмурятся, мнутся складкой, напоминая брови Осипа Башквица. Третьи и вовсе похожи на господина Некиса – твердо стоят разделительным строем. Некуда от них деться.
Эльга поводила ложкой.
Волокнистое мясо, поднявшееся со дна миски, походило еще на одно лицо. Крохотная травинка – один глаз, пустота – другой.
– Честно, я отошлю Башквицев назад, если вы не поедите, – сказал господин Некис. К губе у него прилип тонкий капустный лоскуток. – Я не шучу.
– Вы слышали когда-нибудь о мастере смерти? – спросила Эльга.
– А есть такой?
Эльга пожала плечами.
– Не знаю. Кажется, есть.
– Это вы ошибаетесь, госпожа мастер, – уверенно сказал господин Некис, сплюнув в ладонь то ли осколок кости, то ли твердый черенок. – Если мы говорим про мастеров, то, скорее всего, это просто великолепный мастер боя. Тот, что может убить противника с одного точного удара клинком, кулаком или просто коснувшись пальцем жилы на шее или особой точки между ребрами. Такие мне встречались. Возможно, ему поэтому и дали такое серьезное прозвище. Не удивлюсь, нет. Но некоторые глупцы, могу вам сказать, называют себя еще хлеще. Сокрушителями черепов, например. Костоломами. Вершителями. Кромсателями. Я встречал даже одного Великого Пронзателя. И все они были молоды и пьяны от первых успехов на дороге своего мастерства. Так что вы ешьте, ешьте.
Эльга кивнула.
– Я просто…
– Не важно, каков он, – сказал господин Некис. – Все дело в том, какие мы. Даже если ваш мастер смерти действительно страшен, разве это повод, чтобы бросить мне как воину защищать свой Край? Думаю, нет.
– Простите, – сказала Эльга.
Ей удалось затолкать в себя три или даже четыре ложки похлебки, сгинул, размылся, частично был съеден букет из мясных волокон, миска обнажила выщербленные стенки. Дно, конечно, не показалось, но господин Некис, кажется, удовлетворился и этим.
– Уфф!
Запрокинув голову, он по-местечковому выпил остатки своей похлебки и шумно выдохнул. У Эльги хватило сил лишь еще на одну ложку.
Порыв ветра принес сердитый лиственный шелест от забора, от лавок, от палатки. Ждут, ждут. Все собрались и ждут.
– Господин Некис, – решилась Эльга, – я, наверное, все. Мне бы сейчас обратно.
– А курица, жаренная в клубнях?
– Я не осилю.
– Нет, чтоб постараться. Неужели мне придется воевать с курицей за двоих? – Господин Некис посмотрел на Эльгу с легкой обидой и вздохнул. – Идите, госпожа мастер. Я же вижу, у вас одни листья в голове.
Эльга обрадованно соскочила со стула.
– Долгой жизни. Ой, доброй еды.
– Я приду посмотреть.
– Сколько угодно!
Солнце светило в глаза, ветер играл подолом. Башквицы толпились у приготовленных для них скамеек. Были там пять старух в платках, в широких, подвязанных на груди, расшитых малахаях; два старика в кургузых шеругах с рукавами и теплых штанах; два брата-близнеца лет семнадцати в простеньких свитках, с едва пробившимися темными усиками над верхней губой, глаза расставлены широко и бессмысленно поблескивают, как серые стекляшки; и были трое мужчин, основательных, бородатых, в свитках побогаче, раскрашенных на груди, головой у которых выступал знакомый извозчик Осип Башквиц.
Дети поодаль, кажется, те же, что носили листья, тормошили рябину и плевались из трубок диким горохом.
– Наконец-то!
Осип Башквиц, раздраженно кривясь, шагнул к девушке.
– Мы уже хотели уезжать, – сказал он, утирая шею свернутой в кулаке шапкой.
– Простите, – сказала Эльга.
– Чего теперь?
– Мне нужно, чтобы старшие сели первым рядом, вы – за ними, а на самую высокую лавку встали дети.