– Ничего, – сказала Эльга. – Темно.
– Почти ночь, госпожа мастер.
– Опять?
– Да.
Горло сдавило.
– Я не могу их помирить!
Эльга всхлипнула, и господин Некис был так добр и предупредителен, что просто шагнул вперед и дал ей уткнуться лицом в горжет. Это произошло так вовремя, так естественно, что никаких сил сдерживаться не стало. Эльга зарыдала.
– Они не хотят!
От горжета пахло дымом. Шерстинки кололи глаза.
– Понимаете? Они же… они же этим живут! Ружи то, Башквицы се… Они по-другому уже и не умеют!
Господин Некис погладил ее по голове.
– Бывает.
– А что делать? Скажите, что делать?
Отчаяние захлестнуло Эльгу. Не вышло из нее мастера. Впору пойти и утопиться где-нибудь. Все лучше…
– Во-первых, – господин Некис слегка отстранил девушку от себя, – я полагаю, надо поесть.
– Я не хочу! – замотала головой Эльга.
– Это не обсуждается. Сист!
Воин вынырнул из темноты с обмотанным тряпицей горячим горшком, словно до этого, ожидая команды, грел его на огне. А может, и грел, с него станется. Другой воин поставил коротконогий столик. Господин Некис незаметно обзавелся стулом, Эльге подготовили лавку.
– Садитесь, госпожа мастер.
Сист водрузил горшок на стол и снял крышку. Пар, вырвавшись, ударил вверх, в ночь, запахло запеченным мясом.
Эльга вздохнула, утирая слезы.
– Я на самом деле…
– Сист, – оборвал ее господин Некис, – скажи мне, госпожа мастер хорошо выглядит?
Вопрос застал Систа врасплох. Он надул щеки, посмотрел на Эльгу, затем на командира, раскрыл рот и не сказал ничего. Господин Некис счел нужным направить на него свет фонаря.
– Сист.
– Да, – отозвался тот.
– Как выглядит госпожа мастер?
– Хорошо.
– А круги под глазами?
– Их почти не видно.
– Тьфу на тебя, Сист, – огорчился господин Некис. – Утром десять раз обежишь вокруг лагеря. В панцире. Можешь идти.
– Да, командир.
Сист поклонился и пропал.
– Запугали вы его, – сказал господин Некис. – И выглядите вы плохо.
– Все равно я не справилась, – уныло сказала Эльга.
– Серьезно?
Господин Некис поставил фонарь у забора так, чтобы он освещал творение мастера, и, вернувшись к девушке, уселся на стул.
– Давайте посмотрим вместе. Садитесь.
Эльга опустилась на лавку.
Ружи и Башквицы таращились на нее. В неверном свете фигуры их мелко смещались то вправо, то влево, и казалось, будто они ерзают в нетерпении. Отвернется Эльга, и они наконец займутся привычным для себя делом – сместятся к середине, к доске, на которой делит их мир межа, и схлестнутся с соседями изо всех своих лиственных сил.
– Ружи, кажется, вполне получились, – повернув голову, негромко сказал господин Некис. – Разве они не похожи на живых людей?
– Слишком похожи. Как и Башквицы.
– Возможно, – согласился господин Некис и протянул руку: – Дайте-ка мне мяса.
– Зачем?
– Я не собираюсь делать ничего необычного. Я просто проголодался.
– Простите.
Эльга запустила руку в горшок. Внутренности его дышали жаром. Она осторожно ухватила кусок мяса сверху. И на полпути к ладоням господина Некиса он чуть не выскочил у нее из пальцев.
– Ай!
– Горячо?
– Да.
– Сист старался.
Господин Некис так вкусно впился в мясо зубами, что Эльга невольно сглотнула слюну. В животе у нее заурчало.
– Не смотри, – сказал, шумно жуя, господин Некис. – Присоединяйся.
– Я чуть-чуть, – сказала Эльга.
Но кусок в пальцы попался с целую ладонь. Показалось, будто лица и Башквицев, и Ружей завистливо вытянулись.
Минут пять они оба жевали и запивали мясо ягодной водой, потом господин Некис попросил добавки из горшка.
В небе плыла дымка, сквозь нее посверкивали звезды, в темноте горели пятнышки фонарей и далеких окон. Двигаться не хотелось, хотелось сидеть, вытянув ноги, медленно отдаваясь усталости.
– Что я вижу? – спросил господин Некис, уполовинив второй кусок. – Я вижу, что осталось совсем немного.
– Они ненавидят друг друга, – сказала Эльга. – И я не могу это изменить.
– Разве?
– Я не знаю как.
– Тогда смотрим дальше.
Разобравшись с мясом, господин Некис облизал пальцы. Какое-то время он неподвижно изучал букет, затем встал, подошел к забору вплотную, всматриваясь в лиственный узор – руки за спиной, голова чуть набок.
– М-да. – Он снова сел. – Кажется, никакой разницы.
– Что?
– Никакой разницы с живыми, говорю. Слова те же, лица те же. Ружи и Башквицы.
Эльга выпрямилась.
– Ой!
Мысль сверкнула в мозгу, будто Киян стукнул копьем по темечку. Ах! Она вскочила с лавки. Где сак? Где сак?
– Господин Некис, посветите мне?
– С удовольствием.
Наполовину опустевший негодяй нашелся у палатки. Листья в саке растревоженно зашелестели. Что? Как? Мы уже спим! Мы не готовы! Нам снилось общее дерево! Госпожа мастер, хозяйка, дай поспать.
Эльга едва не рассмеялась. Пальцы зудели, пальцы требовали работы. В груди остро и сладостно подсасывало. Ах, мои дорогие, сказала она листьям, мы сейчас будем спасать людей от них самих. Понимаете, насколько это важно? Так что взвихрите жилки и приготовьте черенки.
– Господин Некис, с левого края.
– Пожалуйста.
Свет, качнувшись, переместился с центра на Башквицев. Старухи зажмурились, близнецы раскрыли рты.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – сказал господин Некис.
– Понимаете, нет разницы! – повернулась к нему Эльга, блеснув глазами. – Нет никакой разницы! Вы были правы.
– Что? В каком смысле?
Возглас канул в ночи.
– Я свечу, да?
Если господин Некис и пытался добиться ответа новым вопросом, то успеха не имел.
Эльга его не слышала. Ее, впрочем, наверное, и не существовало в тот момент. Отдельно жили руки, пальцы, нос, который приходилось тереть, потому что из него текло. Где-то внизу существовали ноги, переступали сами по себе. Иногда проявлялась спина, требуя себя, бедную, затекшую, хоть как-то заметить. Вся остальная Эльга была бесплотна и пряталась среди листьев, в шорохах, скрипах и узорах, на которые ложился свет.
Башквицы с недоумением взирали на то, как она копается в них, набивает одними листьями, освобождает от других, наполняет новым, скрытым до поры смыслом. Туп-туп-ток. Странные ощущения.
– Правее, к Ружам, – командовала Эльга, на мгновение становясь голосом. – А теперь, пожалуйста, к Башквицам.
И свет смещался, ведя за собой руку господина Некиса.
– Так хорошо?
Нет ответа.
Наверное, было бы плохо, был бы и ответ. А еще господин Некис не был уверен, что видит то, что видит. Как работают большие мастера, он несколько раз наблюдал воочию, но настоящее волшебство открывал для себя впервые.
Нет, не верил он, не может быть, что ей так мало лет.
Лиственный рой облеплял Эльгу сонмом бледных мотыльков. Она тенью носилась в этом сонме от одной фигуры к следующей, вставала на цыпочки, руки ее вспархивали, и листья-мотыльки взлетали вверх, кружили, ныряли к ногам, к земле и снова поднимались, вспыхивая и складываясь в диковинные узоры. Как тут не зазеваться? Обязательно зазеваешься, в удивлении тряхнешь головой, а мастера – хлоп! – уже нет на прежнем месте, и приходится ловить ее фонарем в пятно зыбкого света, запоздало обжигаясь мыслью, что ты, должно быть, нерасторопен и вот-вот все испортишь.
– К Башквицам… К Ружам…
В какой-то момент господин Некис и сам почувствовал, что он, должно быть, принадлежит к одному из двух местечек, потому что без заминки узнавал лица и тех и других и что-то отзывалось в нем, когда кто-то из Башквицев уходил во тьму, а кто-то из Ружей появлялся на свет.
Но, возможно, он был листом…
– Командир.
– Что?
Господин Некис вскинулся, обнаружив себя лежащим не в палатке, а под открытым рассветным небом, с саком вместо лежанки, фонарем вместо подушки и сопящей девушкой под боком. Ругательство, которое он произнес сквозь зубы, заставило покраснеть лиственных старух.
Впрочем, нет, нет, это солнце мазнуло по букету.
Рядом стояли Расмус, Пек, Хеврос и другие. Улыбались, ироды, в усы свои и в бороды, фыркали, смеялись глазами.
– Что, встаем? – проскрипел господин Некис, поднимаясь.
Тело, застывшее в неудобной позе, не сразу смогло разогнуться.
– Уже, командир.
– А где рожок? Я не слышал рожка.
– Решили не будить, – ответил за всех ветеран Пек.
Господин Некис нахмурился.
– Кого, своего командира?
– Госпожу мастера.
– А-а.
Господин Некис развернулся. Эльга жалась к самому забору. Одеялом лежали листья, и казалось, что девушка – непременная часть ею же созданной картины, – просто свернулась калачиком в ногах у Башквицев и те даже слегка подвинулись к краю, давая мастеру больше места.
Какое-то время господин Некис смотрел на букет и ловил себя на мысли, что, наверное, если поставить рядом настоящих селян, он с ходу и не определит, какие из них состоят из листьев, а какие из плоти и крови. Вдобавок самое слабое дуновение ветра воздействовало на фигуры так, что штаны, шеруги и малахаи начинали идти складками, а на лицах запечатленных оживали морщины, губы, глаза.
– Это она за ночь сделала? – тихо спросил Пек.
– Что?
– Оживила.
Господин Некис не ответил. Ему подумалось, что, должно быть, он сейчас смотрит не на вытянувшуюся, тихо спящую на земле девчонку, а на грандаля. На будущего грандаля.
– Чего стоим, Пек? – спросил он. – Завтрак мне и госпоже мастеру. Бадью с горячей водой.
– Да, командир.
– И займитесь делами.
– Мы бы хотели посмотреть, командир, – выдохнул Пек.
Господин Некис с удивлением заглянул в немолодое, жесткое скуластое лицо ветерана.
– На что посмотреть?
После ночи с фонарем в обнимку он соображал с трудом.
– Как она будет мирить их, – ответил Пек, – Башквицев с Ружами.
Господин Некис, помедлив, кивнул.