– Хорошо. Потом, когда оба местечка прибудут, встанете караулом.
Он приблизился к забору и сел рядом с Эльгой. Смахнул несколько листьев с платья. Протянул руку, чтобы убрать слипшуюся прядку, накрывшую нос, но вместо этого тронул девушку за плечо.
– Госпожа мастер.
Эльга, не просыпаясь, пробормотала что-то про дерево.
– Госпожа мастер, – господин Некис все же осмелился и осторожно убрал прядку, – у нас мало времени. Башквицы с Ружами скоро будут здесь.
Девушка поморщилась. Сухие губы. Круги под глазами. Лиственное крошево застыло узором на лбу и щеке.
– Госпожа мастер.
Решившись, господин Некис приподнял Эльгу и перевалил на себя легкую, почти невесомую фигурку.
– Ну-ка.
Он почувствовал, как она замерзла, захолодела, и принялся растирать ее руки, спину, ноги под платьем.
– Просыпайтесь, госпожа мастер.
Эльга закашляла.
– Ради Ма… ради Матушки-Утробы…
– Вы уснули на земле, – сказал господин Некис в приоткрывшиеся, непонимающие глаза.
Ладони и пальцы его тем временем продолжали свою работу, растирая, оглаживая, пощипывая, возвращая тепло телу и конечностям.
Эльга вдруг зажмурилась.
– Вы тоже мастер?
– Нет.
– А хорошо.
На ее порозовевшем лице проступила слабая улыбка.
– Скоро будут Башквицы и Ружи, – сказал господин Некис. – Вы успели сделать то, что хотели, госпожа мастер?
– Я не уверена.
Эльга резко села, повернула голову к букету и смотрела на него несколько долгих мгновений. В глазах ее появилась задумчивость.
– Вы хотите показать им самих себя? – спросил господин Некис.
– Не совсем. Я… – Эльга нахмурилась. – Это сложно. Это будет зависеть от них настоящих.
– Значит, у вас еще есть время вымыться и позавтракать.
– Нет-нет, – сказала девушка, поднимаясь, – смотрите, у Ружей еще можно немного подправить. Видите, между рядами?
– А Сист специально держит воду горячей.
– Горячей?
Эльга остановилась в шаге от букета.
– Исключительно и замечательно горячей, – подтвердил господин Некис. – А если у вас нет новой одежды, я готов уступить свой старый горжет.
– Вы серьезно?
– Я вас провожу.
Господин Некис повел Эльгу по мосткам к палатке. Воины здоровались, желая светлого утра и долгой жизни. Эльга кивала:
– И вам, и вам.
Хеврос и Сист принесли парящую бадью, поставили внутрь, потом Сист притащил бадью поменьше, с холодной водой, сунул в руки Эльге ковш.
– Вот. – Он помялся. – У нас тут ребята, когда мой портрет увидели… Вы не могли бы им тоже сделать?
– Ваш портрет? – спросила Эльга.
Сист смутился, заволновался.
– Нет, что вы, госпожа мастер! Я-то им зачем? Им каждому – свой, для родных.
– Я поняла, – улыбнулась Эльга. – Я постараюсь, но, наверное, не сегодня. Вы же завтра еще не уедете?
– Во второй половине дня, скорее всего, выйдем в Салланцу, – сказал господин Некис.
– Тогда утром я приму всех желающих.
– А… – открыл рот Сист.
Но был прерван господином Некисом:
– Все! Госпоже мастеру некогда. Поспеши с завтраком.
– Да, командир, – сказал Сист.
Он отсалютовал и побежал, мальчишка мальчишкой. Господин Некис усмехнулся.
– Я тоже пойду, – сказал он. – Жду вас у себя.
– Хорошо.
Ах, как это было замечательно, оставшись одной в просвечиваемой солнцем палатке, скинуть грязные, пропотевшие платье, сорочку, нижнюю юбку и, попеременно зачерпывая ковшиком из одной и из другой бадьи, поливать себя водой! Плыло к ногам лиственное крошево, распускались, липли к к лицу волосы.
Ничего нет лучше!
Грудь, руки, живот Эльга растерла грубым мочалом до красноты. Грязь сползала, будто кора с дерева. И хорошо, что бадья с горячей водой была глубокая, большая, черпай и черпай, не думая об экономии.
Тугой, заставляющей прикусить губу струйкой на шею, на спину. Ах! Ёрпыль-гон!
Потом даже просто стоять, обсыхая, на мокром пятачке было блаженством. Эльга обнаружила, что в голове у нее пусто, ни листика, ни узора, и сладко потянулась. Все, Ружи и Башквицы, я готова. Я знаю что. Я знаю как. Я, конечно, не совсем уверена, что у меня получится, но в вас нет никакой разницы.
Это понятно?
С осколками листьев, с водой, казалось, ушли усталость, беспокойство и напряжение последних дней, забылись Каршетт и титор Астараго, девочка Устья, женщина, сына которой звали Асмас, но на самом деле он был Лесмо Иггитак. В теле появилась легкость. В шагах – плавность. Эльга покружила по палатке, завернувшись в дорожный плащ.
Хорошо!
Держитесь, Башквицы! Берегитесь, Ружи! Мастер умыт и чист. Мастеру осталось сделать одну вещь, и все в вашей жизни изменится. Да-да, уж будьте покойны! Зря, что ли, всю ночь под светом фонаря она набивала новые узоры? И вы знаете, есть чувство, что раньше такого никто не делал. Впрочем, сначала она позавтракает.
Эльга оделась в чистое, подвязала пояс, выволокла опустевшие бадьи наружу.
Мир звенел, стрекотал, разливался птичьим пением. Это же почти лето! А она чуть его не проморгала! Тут ведь просто – распахни глаза и смотри, перекладывай на букеты. Можно ведь, наверное, сохранить в листьях кусочек этого светлого, уходящего цветеня, или следующего за ним чаровня, или жаркого, плодородного пожатья. Чтобы достал, сбросил тряпочку – и лето, и солнце, и запахи!
Да, об этом стоило подумать.
– Госпожа мастер.
Господин Некис явно остался доволен тем, как она выглядит.
– Совершенно другое дело, – сказал он. – Наконец-то вы не производите впечатление смертельно больной.
– И вам – долгой жизни, – ответила Эльга.
Ей ужасно хотелось показать господину Некису язык, но она подумала, что это будет совсем уж ребячеством. И она вроде не девочка, и господин Некис не в том возрасте, чтобы с ним таким образом заигрывать, еще подумает, что госпожа мастер не потянула букет и сошла с ума. Эльга едва не расхохоталась, представив, как бегает вокруг стола и сыплет листьями.
А ведь чуть не пустилась вприпрыжку!
Но завтракали нарочито неторопливо, хотя Эльгу и щекотало изнутри, и подталкивало: не сиди, вперед, к забору, к Ружам и Башквицам. Господин Некис поглядывал искоса, но ни слова не говорил. Расправляясь с тушеной тыквой вперемешку с мелкими кусочками мяса в луковой подливе, Эльга вдруг подумала о Сарвиссиане. За ним, пожалуй, следует послать. Как там поселок называется? Песья Голова?
– А вы дикарей видели? – спросила она господина Некиса.
– Конечно, – ответил он.
– Они людей едят?
– Нет, это сказки. Они обычные люди.
– Почему же дикари?
Господин Некис пожал плечами.
– Не живут так, как мы, поэтому и дикари. Каменных, деревянных домов не признают. Жилье у них из шкур. Что зимой, что летом. В центре очаг, а вокруг – жерди, между которыми шкуры натянуты.
– То есть одна комната?
– Одна. И, между прочим, там тепло. Хотя пахнет внутри довольно… своеобразно. Госпожа мастер, если вы двинетесь на север, то через неделю пути обязательно проедете мимо Ольлохоя – племенного стойбища. Там всегда с десяток семей чоломы держат. Жилище из шкур и жердей у них так называется – чолом.
– А меня пустят?
– Это земли Края, хотя дальше на север после Ольлохоя лучше не ходить, там одни моховые пустоши и болота. И дикари там уже другие.
– Совсем дикие?
– Кочевые. Поэтому после Ольлохоя советую поворачивать на восход и даже южнее, к Лойде, небольшому городку на реке Зыби. Это вейлар Меена. Оттуда, кстати, ходят барки с пушниной да лесом, и вы сможете добраться до Осовья.
– А Готтурн?
– Он будет еще восточнее.
Господин Некис отставил пустую миску, посидел, побарабанил пальцами. Повернул голову:
– Ну что, пойдем?
– Да, наверное.
Эльга поднялась.
– Если ничего не получится, – сказал господин Некис, трогая рукоять клинка в ножнах, – ничего страшного. Я все же оставлю караул на меже.
Эльга подумала, что человек или два на границе местечек никого не спасут. Даже если они будут самого грозного вида. Нет, даже если они будут мастера боя.
– Тогда я тоже останусь, – сказала она.
Господин Некис хмыкнул.
– Настрой мне нравится.
Они двинулись через весь лагерь к забору. Эльга даже заоглядывалась – не чудится ли ей. Палатки были пусты, на тренировочных площадках жарились под солнцем брошенные соломенные чучела, за длинным и пустым обеденным столом – никого.
Было удивительно тихо. Только где-то в стороне пофыркивала лошадь. И ветер покусывал палаточные бока.
– А где все? – спросила Эльга.
– Там, – господин Некис показал глазами вперед.
Эльге стало не по себе. Собрались у букета? И молчат? Что они там делают? Неужели просто стоят и смотрят? Она сцепила пальцы. У нее все получится. Пусть она далеко не грандаль и мастер едва ли с месяц…
– Ну, вот мы и пришли, – сказал господин Некис и, помедлив, сошел с мостков.
Его спина, в которую глядела Эльга, пропала.
На площадке перед забором, закрывая его, теснились люди, слева – Башквицы, справа – Ружи, а разделяли их две группы воинов.
– Сюда, – сказал господин Некис и первым направился по узкому проходу, который его подчиненные держали в центре.
Собравшиеся заповорачивали головы. Зашелестели голоса:
– Мастер… госпожа мастер пришла…
Благоговение в голосах смущало.
Эльга протиснулась за господином Некисом и оказалась на полукруглом пятачке перед самым букетом. Все смотрели на нее: и живые люди, и лиственные.
– Хорошо, что вы все пришли, – сказала Эльга.
Несколько мгновений она впитывала угли и костры ненависти друг к другу, горящие в Башквицах и в Ружах.
– Мой сак, – обернулась она к господину Некису, застывшему в устье прохода.
– Сейчас.
Господин Некис быстрым шагом ушел к палатке.
– Вот. – Он вернулся с неполным мешком. – Этого хватит?
Эльга улыбнулась одними губами.
– Да.
Стоящие покачивались, переступали с ноги на ногу, ждали. В их глазах неверие мешалось с подозрительностью. А ну как госпожа мастер сыграет за другую сторону? Подтянув сак, Эльга повернулась к ним спиной.