Впрочем, человек, больше всего похожий на разбойника, очевидно, не хотел ссориться. Когда послушник поравнялся, незнакомец встал и поднял раскрытые ладони, показывая, что у него мирные намерения.
– Здрав будь, брат Арсентий! – пробасил незнакомец. – Поговорить бы надо.
Неожиданное вежливое обращение удивило и заинтересовало послушника. Поэтому он натянул поводья, останавливая лошадь.
– И тебе не хворать! – ответил Арсентий, смотревший на чужака с легким прищуром. – Ну, давай поговорим, раз надо. Только побыстрее, а? Очень есть хочется, а до постоялого двора еще ехать и ехать.
– Так это мы зараз, – еще шире улыбнулся незнакомец, достал из-за камня наплечный мешок, вынул из него краюху хлеба и большой шмат ветчины, положил на расшитое полотенце, которое заботливо расстелил на валуне. – Вот и не надо спешить никуда.
– Ладно, уговорил. – Послушник спрыгнул с лошади, подошел поближе к незнакомцу, по прежнему держа руку на оружии. – Давай поснедаем. Только один вопрос – откуда ты знаешь, как зовут меня?
– Описали. – Здоровяк вынул из-за пояса длинный нож, принялся резать ветчину. – Одет как монах, но с мечом на поясе. Глаза темно-серые, волосы и борода рыжие, половина морды сожжена. Да и поодиночке сегодня здесь еще никто не проезжал.
– И кто же меня тебе так точно описал, а, дядька лесной? – Арсентий привычно потер пальцами шрам от ожога.
– Быстро сообразил, догадливый.
– Так а что тут соображать? Вот моя лошадка, например, – послушник указал вначале на кобылицу, а потом ей под ноги, – а вот тень от моей лошадки. Вот я стою, а вот моя тень на дороге. Даже у камня этого есть. А где твоя тень, спрашивается? А? Ну про то, что у тебя одежда на другую сторону запахивается, уже и говорить незачем.
Здоровяк расхохотался, закинув голову назад, даже слезы из глаз потекли.
– Да, так мне про тебя и сказали. – Леший вытер глаза рукавом косоворотки. – Что ты глазастый и сообразительный не в меру. Поэтому постоянно в неприятности и попадаешь.
– Кто это такое сказал?
– Было кому. Ты вот что, человече, – сейчас либо поворачивай назад, либо вперед поспешай. Но на постоялом дворе, куда путь держишь, не останавливайся на эту ночь. – Леший протянул Арсентию большой кусок хлеба с мясом, и у послушника даже слюни потекли от вкусного запаха.
– А что же так?
– Не надо тебе туда, не будет там добра. – Лесной дядька отстегнул от пояса берестяную сулею[29], положил на камень и пояснил: – Свежий, березовый, сам добывал.
– Ты загадками заканчивай говорить, дядька! Кто послал, зачем, почему?
– Вот же ты любопытный! – Леший забросил в рот еду, пожевал и шумно проглотил. – Одно тебе скажу – есть вещи, которые ты не в силах изменить никаким способом. А вот голову сложить можешь вполне.
– И какое же тебе дело до моей головы?
– Знаешь, послушник, на тебя, надо признать, очень многие из наших зуб имеют. У кого-то ты родню пожег и порубил, кого-то с насиженных мест согнал. Но также многие тебе благодарны, потому что в обиду не дал. Вот и я тебе благодарен.
– И за что же?
– А помнишь, как три года назад одного лешего крестьяне поймали да к попам свели? Те его сжечь хотели, а ты не дал?
– Было дело. Он ничего плохого им не сделал, свой лес берег от вырубки. И попался по глупости.
– Вот! Это был мой родной брат. Он и рассказал про тебя, и описал, как ты выглядишь.
– Ладно, одной загадкой меньше. А то, что я тут поеду сегодня, тоже он тебе сказал?
– А вот это уже совсем другое дело. Тут я тебе больше ничего сказать не могу, кроме того, что нельзя тебе там ночевать.
– А если я с тобой не соглашусь, силой будешь удерживать? – Арсентий указал на дубину лешака.
– Да больно надо! – опять засмеялся лесной дядька. – Я тебя предупредил, дальше твое дело, как ты с моим советом поступишь. Если человек неглупый – а про тебя и такое говорят, – послушаешься.
– Спасибо за угощение, хозяин! – Арсентий стряхнул крошки с бороды и повернулся к лошади. – Только вот не обессудь, не послушаюсь. Я от беды и опасности никогда не бегал, а твое предупреждение меня уж очень заинтересовало.
– Смотри сам, Арсентий. – Леший убрал в суму остатки еды, забросил ее на плечо, взял в руки дубину. – Есть в этом мире силы, с которыми даже у тебя тягаться никак не получится.
Лесной хозяин исчез в одно мгновение. Не было ни хлопков, ни всполохов – просто только что стоял рядом, и вот уже нет никого. Только ветер резко хлестанул Арсентия, поднял дорожную пыль – и всё.
К постоялому двору послушник подъехал, когда уже начало смеркаться. Ненадолго замер перед воротами, колеблясь, не стоит ли последовать предупреждению лешего, но потом все-таки решился, двинулся к дому. Навстречу сразу же выбежал парнишка-конюший, подхватил под уздцы лошадку. Арсентий спрыгнул с седла, бросил парнишке пару монет на уход за кобылой, а сам пересек большой двор и направился к трапезной.
За последние годы он сотни раз останавливался на ночлег на постоялых дворах, расположенных на больших дорогах, и все они были во многом похожи друг на друга. Этот не был исключением. Рядом с конюшней стоял большой гостевой дом, в котором могли с условными удобствами переночевать три десятка путников, к нему примыкала трапезная зала, которую порой грубо называли едальней, чуть в стороне размещались хозяйственные постройки.
Входя в трапезную, Арсентий уже примерно представлял себе, что увидит, и не ошибся. Просторное помещение, в котором большую часть пространства занимали столы на шесть – восемь человек, освещалось в основном берестяными лучинами, закрепленными на специальных светцах в разных концах залы – от этого пахло тут в первую очередь именно горелой березой. По летнему времени печи не топили, но за годы бревна прокоптились, стали почти черными от дыма. Посередине с потолка свисало на цепи большое тележное колесо, уставленное восковыми свечами.
– Будьте здоровы, люди добрые! – перекрестился Арсентий, входя в помещение.
– И ты здравствуй, божий человек! – махнул рукой в ответ хозяин, крепкий еще мужчина лет сорока пяти, с длинной бородой, до этого о чем-то споривший с хмурым широкоплечим человеком, который посмотрел на нового гостя недоверчивым взглядом, развернулся и вышел через боковую дверь.
– Мне бы переночевать. Найдется комната? – спросил послушник, подходя к стойке. – Заплатить есть чем.
– Чем накормить и напоить, сообразим, а вот с ночлегом беда, – пожал плечами хозяин. – Сегодня у нас боярыня со свитой остановилась, все комнаты заняты. Разве что на сеновале, если не побрезгуешь.
– Не побрезгую, – пожал плечами Арсентий. – А пока плесни-ка кваску.
– Это всегда с удовольствием, – улыбнулся хозяин, поставил на стойку большую глиняную кружку и наполнил до краев. – Куда путь держишь, божий человек?
– На богомолье, – отпив, ответил Арсентий уклончиво. – А что за боярыня у тебя гостит?
– Есислава Вадимовна, жена воеводы Льва Коловрата из Переславля. В монастырь направляется, – ответил словоохотливый хозяин, а потом доверительным тоном добавил: – Непраздна[30] боярыня, уже родит вот-вот, видать, едет молиться за здоровье будущего первенца.
– Дело доброе, – согласился Арсентий, а потом аккуратно спросил: – А все ли спокойно у тебя на дворе? Не было ли необычностей в последнее время?
– Божьей милостью все хорошо. – Хозяин перекрестился, а потом еще и сплюнул три раза через левое плечо. – А почему спрашиваешь?
– Так, на всякий случай. Я, с твоего позволения, когда боярыня вечерять будет, тут, в уголке, посижу. Не каждый день живых бояр видеть доводится.
– Да мне не жалко. Главное, к уважаемым гостям с разговорами не приставай, а так сиди сколько хочешь. Особенно если за ужин заплатишь.
– Нет, спасибо, я уже по дороге поснедал. – Арсентий подвинул к хозяину пустую кружку. – А вот от кваску не откажусь, знатный у тебя квасок. И заплачу́, знамо дело.
Ждать в углу пришлось не очень долго. Вскоре двое помощников хозяина сдвинули несколько столов в один большой, накрыли скатертью, и в трапезную стали спускаться люди из свиты боярыни. Первыми ввалились полтора десятка шумных молодых парней под руководством того самого хмурого мужчины. В них Арсентий опытным взглядом сразу узнал дружинников во главе со старшиной – сам когда-то таким же был. Хмурый вновь посмотрел на него недоверчиво, а когда парни расселись за столом, подошел и опустился на скамью напротив послушника.
– Кто такой будешь? – спросил он без лишних церемоний.
– Мирный путник, послушник из Богоявленского монастыря, – скромно ответил Арсентий.
– А лицо тебе так в монастыре спалило?
– Нет, на пожаре. До монастыря.
– Ты больше на лесного татя смахиваешь, чем на послушника. – Старшина наклонился чуть вперед: – Если что дурное попытаешься сделать против боярыни, враз в капусту порубаю. Усек?
– Усек, – подтвердил Арсентий. Хмурый молча встал и вернулся к общему столу.
Чуть погодя в трапезную вошла и боярыня Есислава в сопровождении женской части свиты – пяти молодых девушек-подружек, перед которыми тут же начали красоваться дружинники, а также трех женщин старшего возраста. Одна из них, самая старая, тут же уставилась на Арсентия очень странным взглядом, словно пыталась насквозь просверлить. Он от этого почувствовал себя несколько неуютно, но глаза прятать не стал, внимательно смотрел за всем, что тут происходит.
Конечно, не мог он не обратить внимания и на боярыню. Есислава была очень и очень красива – высокая и статная, с глазами цвета летнего неба. Правда, какая-то очень грустная и даже, подумал Арсентий, испуганная. Пожалуй, это можно было объяснить тем, что, судя по размеру живота, ее ожидания подходили к концу, со дня на день разродится, а это неопытную женщину вполне может не только радовать, но и пугать.
Он пытался понять, от чего же его предостерегал леший на дороге, но все было так мирно и обыденно, что Арсентий даже засомневался, не ошибся ли тот. Гости ужинали разнообразными яствами, которые на больших блюдах подносили служки (судя по обилию снеди, хозяин выставил для высоких гостей все самое лучшее из запасов), мужчины потягивали пьяный мед – правда, в меру, чтобы не слишком захмелеть и не забыть об обязанностях. Парни перекидывались шутками, над которыми смеялись девушки. Даже боярыня, несмотря на грусть, время от времени присоединялась к веселью.