– В моей сумке баклажка. Пей, потом еще наполню.
– Да мне бы побольше. Ополоснуться охота.
– А. Тогда подожди немного. Колодец за соседним домом. Сейчас закончу, помогу тебе воды натаскать.
– Да больно надо! – фыркнула поляница. – Сама справлюсь.
– Как знаешь. Ведро в сенях стоит.
Колодец она нашла сразу, но дальше возникла заминка – если одной рукой управляться с журавлем было не так сложно, то вылить воду на себя раненое плечо уже очень мешало. Несмотря на это, Настасья скинула с себя почти всю одежду, кроме нижней рубахи. Чуть постанывая от боли, приподняла ведро над собой и наклонила. Студеная колодезная вода потекла по волосам и телу, смывая грязь и усталость. Показалось, что даже раны стали ныть поменьше. Настасья аж взвизгнула от удовольствия.
Поляница опрокинула на себя еще несколько ведер воды. Потом стряхнула влагу с рубахи, тщательно выжала волосы. А оглянувшись, увидела на коньке дома силуэт Арсентия на фоне заходящего солнца. Настасья уже хотела было высказать ему, что она думает о тех, кто подглядывает за моющимися женщинами. Но разглядела, что на самом деле послушник сидит к ней спиной, а в руках держит лук с натянутой тетивой.
– Случилось что-то? – встревожилась поляница.
– Да, – подтвердил Арсентий, не оборачиваясь. – Кое-кто так громко плескался, что на весь лес было слышно. Вот я и решил, что стоит на всякий случай побыть настороже. Чтобы тебя мокрой врасплох не взяли.
– Не так уж шумно я и плескалась.
– Думаешь? Ну лады, – он перекинул ногу, съехал вниз по склону крыши, ловко спрыгнул на землю, – тогда пошли поснедаем.
Внутри дома потрескивал огонь в печи, пахло дымом и свежесваренной кашей. Арсентий вновь спустился в подпол, вернулся с небольшим кувшином, в котором плескался холодный квас. Положил еды себе и Настасье и заговорил, только когда доел и облизал ложку.
– Вот что я думаю. Радмила и близнецы, раз тут их нет, могли податься либо на заставу неподалеку, либо в село за рекой. И то и другое так себе, потому что и Валдай это же самое прикинул. Он всегда быстро соображал.
– И что делать будем?
– Утром с села начнем. Оно и ближе, и там проще конями разжиться. А потом, если их там нет, и на заставу двинем. – Он отпил из кувшина и протянул ей: – Как раны?
– Лучше. Завтра уже буду быстрее двигаться, – почти не соврала она. – А можно тебе вопрос задать?
– Давай! – Арсентий пожал плечами, не поднимая голову.
– Ты как в послушники угодил? Вообще не похож.
– Это, Настасья, долгая и грустная история. Потом как-нибудь. Ты лучше о себе расскажи.
– Что рассказать?
– Ну, не знаю. Например, как так получилось, что у тебя до сих пор нет мужа, который бы тебя из дому не выпускал? Не маленькая девочка, чай, давно пора семью и детей завести.
– Потому что я обет дала. Что только тот сможет стать моим мужем, кто меня победит на мечах один на один. Пока я такого человека не встретила.
– Странный обет. – Арсентий склонил голову набок. – Хотя, надо признать, я и более странные встречал.
– Ничего странного. Я не хочу, чтобы рядом со мной был тот, который меня привяжет к одному месту. Только такой же, как я.
– Хочешь сказать, тебе нравится такая жизнь? Носиться по степи, биться с половцами, ночевать в поле, положив седло под голову?
– Не поверишь – нравится! Разве может что-то сравниться с ветром, который бьет в лицо во время скачки?
– Ты очень странная женщина, Настасья. И очень необычная!
– Эй, послушник, это что, сейчас в твоем голосе восхищение прозвучало? – засмеялась поляница. – Поосторожнее, а то еще захочешь со мной мечи скрестить, чтобы в жены взять.
– Как бы нам с тобой по другой причине не пришлось мечи скрестить, – грустно ответил Арсентий и встал. Запалил лучину, воткнул в щель между бревнами, бросил возле печи плащ, указал на него: – Спать ложись. Я постерегу.
Настасья послушно легла, прижавшись к теплой печи. И с удивлением увидела, что послушник развязывает сумку и достает из нее свирель – меньше всего она могла бы подумать, что этот человек умеет играть. Но Арсентий, не глядя на поляницу, тихонько повел печальную мелодию, неторопливо перебирая по отверстиям пальцами, которые казались созданными для меча и копья, а не для музыкального инструмента. И под звуки этой тягучей песни Настасья сама не заметила, как провалилась в глубокий сон.
Проснулась она от того, что Арсентий мягко и даже нежно прикасается к ее щеке. Распахнула глаза, собираясь возмутиться, но в слабом свете лучины увидела, как он прикладывает палец к губам, и услышала тихое шипение. Сон смахнуло как рукой.
– Кто там? – прошептала Настасья, садясь.
– Пока не знаю, – ответил послушник, натягивая тетиву на лук. – Не менее пяти коней слышно.
Они тихонько прокрались к заколоченному крест-накрест окну, замерли. Арсентий вложил в руку Настасьи свой меч, а перед собой рассыпал несколько стрел, чтобы не искать колчан во время боя. Замер, вглядываясь в темноту, поглаживая ладонью спинку лука, в полушаге от девушки.
И, несмотря на их тревожное положение, Настасья вдруг почувствовала себя очень спокойно, оттого что рядом этот человек, что ей приятно вдыхать его запах и слышать негромкое дыхание. Это ощущение ей не понравилось настолько, что поляница поспешила отодвинуться подальше от Арсентия.
Вскоре гости показались на глаза – коней действительно было пять, но всадников только двое. То ли остальные спешились чуть раньше и теперь подкрадывались, обходили хутор кругом, то ли…
– Дядька Арсентий, не стреляй! – раздался знакомый звонкий голос. – Это мы, Гриня с Федькой! А на крыше три сойки сидят.
– Нашлись, туесы, – засмеялся послушник и крикнул, вставая: – Здесь мы, в избу двигайте!
– При чем тут сойки? – не поняла Настасья.
– У нас с ними знак такой на всякий случай, – пояснил Арсентий. – Если трех соек упоминаем в разговоре, значит – все спокойно. А если осеннюю дубраву – стало быть, беда. Порой помогает.
Вскоре внутри дома стало очень шумно. Двое молодых парней с ходу с радостными криками бросились обнимать наставника, несмотря на его протесты, а потом и вовсе, сжав его с двух сторон, подняли в воздух, благо сил и дури хватало.
– Так, успокоились! Быстро сели и рассказываем все в подробностях!
– А ты, дядька Арсентий, я смотрю, неплохо так устроился, – подмигнул Гриня, указывая головой на Настасью. – Заночевал в пустом доме с красивой девкой.
– Ты давай полегче. Это я к твоим дурацким шуткам привык, а она тебе за них и в глаз дать может. Причем права будет, – улыбнулся Арсентий. – Молодцы, догадались, что сюда приехать надо.
– Да это, если честно, не мы догадались, – смущенно хмыкнул Федька. – Нас твой ворон привел.
– Я же говорил, что он умнее некоторых людей, – улыбнулся Настасье послушник. – Ладно, сказывайте. Радмилу удалось вчера догнать?
– Тут мы обмишурились, дядька Арсентий, – нахмурился Гриня. – Погоню увели, все как ты и велел. А княжну упустили. Когда нашли, она уже к смолянам в лапы угодила.
– Как так?
– Она в село направилась, а оттуда как раз смоляне выдвигались. Когда мы подъехали, ее уже повязали.
– Только повязали? В живых оставили?
– Мало того, они еще и с большим уважением с ней обращаются.
– Странно, я думал, у них приказ рубить ее на месте. По уму, живая она Смоленску не нужна.
– Тут мы ничего тебе сказать не можем, дядька Арсентий. Мы проследили, куда они двинули, поэтому сюда днем и не заезжали. Можем показать, где они сейчас.
– А вот это молодцы, хвалю! – Арсентий хлопнул Гриню по плечу. – Далеко отсюда?
– Верстах в десяти стоят. Если сейчас выдвинемся, к утру будем.
– Много?
– Копий десятка с три.
– Многовато. Но, с другой стороны, они нас не ждут…
– Думаешь отбить Милку? – Настасья посмотрела на послушника, прищурив левый глаз.
Арсентий в задумчивости прошелся из угла в угол, потом тряхнул головой.
– То, что они ее вчера оставили в живых, не означает, что сегодня не передумают. – Он посмотрел на братьев и добавил: – Хвалю, что коней привести догадались. И давайте-ка поторопимся, ночи нынче короткие.
То, что перед рассветом больше всего хочется спать, известно всякому. Но это не делает службу караульщика легче. Молодой смоленский дружинник, чтобы не задремать, прохаживался, положив копье на плечи, вдоль края поляны, на которой гридни остановились на ночь. Может быть, если бы он стоял и смотрел на лес, то успел бы заметить, как от деревьев отделяется тень и подкрадывается к нему сзади. Короткий и быстрый взмах мечом, шлепок плоской стороной клинка по затылку, и ноги дружинника подогнулись. Гриня, выскочивший из леса вслед за братом, подхватил бесчувственное тело, чтобы шум падения не разбудил остальных, осторожно положил на землю.
– Давайте! – зашипел Федька, махнув рукой. Арсентий с Настасьей так же беззвучно последовали за близнецами.
– Второго возьмите! – зашептал старший послушник, указывая еще на одного караульщика, замершего на другой стороне поляны. – Мы пока с последним разберемся.
К сидящему возле костра стражнику Арсентий подобрался со спины. И уже было замахнулся, чтобы врезать по голове, но в последний момент остановился. Прислушался, потом ухмыльнулся и покачал головой – оказалось, что этот гридень просто спал сидя, нарушая все правила охранной службы. Поэтому послушник не стал на него тратить время, взмахом подозвал к себе близнецов, уже скрутивших своего.
– Княжну видели? – еле слышно спросил он у них, когда братья приблизились.
– Вон лежит, – Федька указал головой на одно из спящих тел, накрытое дорожным плащом.
– Тихонько берите. Рот не забудьте прикрыть, чтобы не закричала от испуга. И в лес ходу.
Братья быстро, но тихо двинулись туда, где лежала Радмила.
– Я сейчас! – прошептала Настасья на ухо Арсентию.
– Что задумала?