– Полоцк, славный город! – громким сильным голосом заговорил князь Василий, вскинув над собой руку. – Мне не хватит слов, чтобы рассказать о злодеяниях, которые задумали эти двое. По сговору с нашими врагами из соседних княжеств они совершили грех, который камнем должен лечь на их души – убили одну за одной моих беззащитных дочек, полоцких княжон. Как отец, потерявший детей, как князь, утративший продолжательниц рода, я спрашиваю вас всех, честные люди, – прав ли я, приговорив их к казни?
– Прав, княже! Прав! – завопила толпа. – Смерть убийцам княжон!
Возможно, среди горожан кто-то и кричал что-то другое, но их голоса тонули среди десятков других.
– Тятенька, а зачем дяденьки княжон убили? – послышался звонкий детский голос. Настасья, стоявшая неподалеку с близнецами, опустила голову и увидела девчушку лет семи, дергавшую за руку отца, судя по одежде – купца среднего достатка.
– Ш-ш-ш! – приложил мужчина палец к губам. – Потом объясню. Тихо.
– Ну вот… – обиженно протянула девчушка.
– Спасибо, славный город Полоцк! – Князь приложил правую руку к сердцу, склонив голову. – Значит, так тому и быть!
– Лжу речешь, княже! – прохрипел Валдай, повернув к Василию Дмитриевичу изможденное лицо. – Сам знаешь, нет вины на нас.
– Мне врать смеешь, так хоть честных людей постыдись, душегуб! – рявкнул в ответ князь. Махнул головой, и двое гридней, ударив древком копий по ногам, поставили Валдая на колени.
– Не по Правде[32] это! – зарычал в ответ Валдай. – Я требую божьего суда! Дай мне меч и сам выходи с оружием, посмотрим, на чьей стороне истина!
– Не будет тебе поединка! Умрешь как собака! – выкрикнул Василий.
– Князь, прав Валдай, – тихонько проговорил воевода, но правитель даже не посмотрел на него.
– Когда вы княжон губили, разве же по Правде делали это? Вот и сейчас не просите милостей! Не будет их!
Эти слова князя заставили толпу зароптать. Защитить свою правоту с мечом в руках – древнее право, идущее от предков. Никто не должен отказываться от такого вызова. И, судя по лицу князя, Василий Дмитриевич понял, что перегнул палку, поэтому он вновь вскинул к небу руку и громко, перекрикивая гомон толпы, воззвал:
– Добро! Если есть тут кто-либо, кто может доказать, что не могли эти двое быть душегубцами, пусть выйдет вперед и скажет!
– Стой, Настасья! – Тонкие пальцы Весняны сомкнулись на локте рванувшейся вперед поляницы. – Не сейчас.
– Он же…
– Не сейчас! – повторила рязанка жестче.
Половчане оглядывались, с любопытством ожидая, не выйдет ли кто на призыв князя. Сам же Василий Дмитриевич смотрел на толпу, не скрывая превосходства и уверенности в своей правоте. А ярко-алые губы княгини Василины, сидевшей позади него, сложились в ироничную улыбку.
– Вот видишь, славный город Полоцк… – продолжил было князь, но звонкий девичий голос, раздавшийся над площадью, прервал его.
– Я могу доказать их невиновность!
– Радмила! Ну зачем? – тихонько застонала Настасья, глядя на княжну, которая, взобравшись на забрало стены, хотя и смотрела вокруг с испугом, но тем не менее стояла прямо, высоко вскинув голову.
– Я, Радмила Васильевна, дочь князя Василия Дмитриевича, при всем честном народе говорю, что эти двое мужчин невиновны! И что тот, кто себя называет… – Она не успела договорить, потому что Василина, резко вскочившая с места, указала на нее тонким пальцем.
– Морок! – закричала княгиня. – Злое ведьмовство! Хватайте оборотня!
И через мгновение площадь превратилась в кипящий котел. Княжьи гридни, послушные воле князя, проталкивались через толпу в сторону стены, на которой стояла Радмила. Испуганные горожане, не ожидавшие такого, устремились в сторону ворот, еще больше увеличивая беспорядок. Кто-то пятился, крестясь на ходу, кто-то вытаскивал из-под одежды языческие обереги от дурного глаза и темной воли. Завопили от страха бабы, заплакали испуганные дети.
– Вот теперь пора! – выдохнула Весняна. – Мы за Арсентием. Мои защитят пока Радмилу.
Настасья на миг задумалась, оценивая происходящее, потом протянула в сторону Грини руку, в которую близнец без разговоров вложил рукоять меча. И вчетвером – поляница, близнецы и сын сотника – они, размахивая клинками, взбежали на лобное место. А вокруг Радмилы, послушные указанию Весняны, стеной встали рязанцы со щитами. Не для победы – при таком соотношении сил победить не стоило и надеяться, – а только чтобы задержать прибывающих полоцких гридней.
Разметав дружинников, стоявших вокруг пленников, – те не ожидали такого натиска, поэтому не сообразили быстро собрать строй, – близнецы подняли на ноги Арсентия и Валдая, разрезали веревки на их руках, освобождая. И уже не четыре, а шесть мечей смотрели в разные стороны. Правда, против них стояло в разы больше противников, но последний бой, подумала поляница, он на то и последний, что в нем думают не о том, чтобы свою жизнь сберечь, а лишь о том, чтобы побольше чужих с собой забрать.
– Настасья, – прохрипел Арсентий, на плечо которого в это мгновение с шумом опустился ворон. – Мы ошиблись. Не Василина князя околдовала. Это он сам.
– Как так? – удивилась поляница.
– Да как и другие до него. Сильным стать захотел, непобедимым. И не оказалось рядом никого, кто бы подсказал, что за все платить надо, особенно если с темными силами торгуешься.
– А она тогда кто?
– Ночная кобылица.
– Кто?
– Не суть сейчас. Главное – она ему служит, а он через нее силу черпает.
Словно в ответ на его слова, княгиня Василина вышла вперед, глядя на стоявших с мечами людей почти не мигая. Холодная улыбка скользнула по ее губам. Быстрым движением вскинула она над головой руки, подняв к небу ладони. И солнце, до этого ярко светившее над городом, начало затягиваться и темнеть. Совсем скоро на площади, по которой продолжал метаться испуганный народ, стало темно. Не так, как ночью, а скорее как в поздние сумерки, когда светило уже скрылось за горизонтом, но звездам слишком рано выходить на небосклон.
– Вы умрете все! – произнесла княгиня, и голос ее звучал глухо, словно из глубокого колодца. А очи вспыхнули ярким пламенем.
Стоявший рядом с ней князь Василий на глазах стал меняться. Размывались его черты, тело перестало быть плотным, превратилось в клубы дыма – именно так описывала Радмила чудище, гулявшее по ночам в кремле.
– Вы умрете все! – повторил князь слова Василины. – А потом все те, кто встанет на моем пути!
– Ночная дева! Ты не обязана ему служить! – Весняна поднялась на помост и пошла навстречу Василине. – Ты всегда была свободна!
– Я была свободна, но он нашел способ заставить меня служить, – покачала головой та. – Сейчас я не могу противиться его воле, ведьма.
– Понятно. – Весняна вскинула над головой руки, так же, как ее противница до того, а потом резко выбросила ладони в сторону княгини. – Тогда прости меня, Ночная дева!
– Ты это всерьез? – Брови княгини взлетели вверх. – Думаешь, что у ведьмы-недоучки достанет сил победить ночной кошмар?
– Я все же попробую!
Весняна и Василина стояли, направив друг на друга ладони, и огромная сила толчками перетекала от одной женщины к другой – окружающие могли это понять по тому, как колыхался воздух между ними. То рязанка, то княгиня покачивались, но тут же еще тверже упирались ногами в землю, склоняясь вперед. Время от времени то с одной, то с другой стороны била яркая молния, а в воздухе запахло, как после летней грозы. С каждым ударом Ночная дева понемногу теснила противницу, заставляла отступать к краю помоста.
– Давайте уже! – выкрикнула в отчаянии Весняна, лицо которой заливал пот, словно вокруг стояла нестерпимая жара. – Князя! Князя бейте!
Этот ее вскрик вывел окружающих из оцепенения. С гортанными криками Арсентий и его маленькая ватага бросились на чудовище, в которое превратился князь, вскинув над головой мечи. Гридни в растерянности замерли в стороне. Только воевода стоял рядом, сжимая в ладони рукоять меча Арсентия, отобранного у того перед заключением в поруб. Строг быстро переводил взгляд с князя на послушника и обратно, словно пытался судорожно сообразить, как сейчас поступить. Потом он решительно шагнул вперед, оказываясь между Арсентием и князем.
– Лови, послушник! – Воевода бросил меч хозяину, а сам подхватил копье, оброненное одним из дружинников, повернулся к чудовищу: – Эх, зря ты так, княже!
Чудовище оказалось слишком сильным даже для них всех. Струи дыма, окружавшие его фигуру, длинными щупальцами выстрелили в разные стороны. Арсентий и близнецы, привычные к подобным вещам в сражениях с другими тварями, ловко увернулись, другим повезло чуть меньше. Левая рука Мишани, пронзенная насквозь, повисла как плеть. Настасья успела отдернуться, поэтому не лишилась глаза, а только получила рваную рану на скуле. А вот Строг, отяжелевший с годами, не смог показать такую прыть – и один из острых отростков пробил ему грудь вместе с кольчугой и вышел со спины.
– Руби! – закричал Арсентий, пытаясь подобраться к князю.
Они пробивались сквозь щупальца, которые с частотой летнего ливня лупили по окружающим. Рубили отростки мечами, но те, соприкасаясь со сталью, превращались в дым, чтобы потом вновь обрести крепость и остроту копейных наконечников.
– Ты не прав, княже! – зарычал воевода, с трудом поднявшийся на ноги. Не обращая внимания на удары отростков по лицу и телу, он приблизился к Василию. Вложив все оставшиеся силы в удар, старый воин вонзил копье в тело своего недавнего правителя, зарычавшего в ответ от боли. И тут же упал навзничь, заливая помост темной кровью.
– Его можно ранить! – Арсентий еще быстрее заработал мечом, стараясь пробиться сквозь дым, окружавший князя. Остальные последовали его примеру, даже Мишаня, рана которого не позволяла ему двигаться так же легко, как остальным. Верный ворон пытался сверху упасть на тварь, в которую превратился полоцкий правитель, но дымные отростки били и вверх.