Кроме собственных ног и портянок, Рэм выгреб из сапожных труб два кома бурой грязи. Вони-то!
Мемо! Любимый мой Пестрый Мудрец! Как бы ты решил сложную философскую задачу: где достать сухие чистые портянки, когда ты обретаешься на острове посреди болота? Тебе, наверное, такие задачи решать не приходилось. Не подсуропила тебе судьба такой вот пакости… Ты – счастливчик!
Дэк, с сумрачным видом исследовав свои тряпицы, повернулся к нему и сказал:
– Есть у меня, рядовой Рэм Тану, боевой приказ для тебя…
– А?
– Не «а», это не по уставу, а «готов к службе»!
– Угу.
– Короче говоря, посиди тут, посмотри за моими сапогами с мочалками с этими вонькими, да еще за сапогами и теми же причиндалами моих трех ребят. Эй, пересядьте сюда! Ближе! Вот так. А мы, брат, сходим, соберем щепочек, костерок нам нужен для просушки. Сейчас щепочки всем понадобятся, так что в самый раз поторопиться, а не быть тупыми резцами. Тупые резцы ни к какому делу не пригодны, верно? Давай, брат.
Рэм состроил ему гримасу, мол, посижу, не беспокойся. Он до того устал, что даже говорить не хотелось.
Полчаса спустя солдат Рэм Тану уже располагал сухими портянками. Хотя бы сухими, о чистых и речи заводить не стоит…
Незадолго до наступления полной темени к их костерку подошел ротмистр Шекагу.
– Чачу! Лейтенант Чачу! Ты здесь?
Солдаты обозначают попытку вскочить и вытянуться в струнку, но ротмистр машет им рукой, мол, сидите, не дергайтесь.
– Я ранен, Амо. И я не могу встать.
– Передвигаться можешь?
– Самостоятельно – нет.
– Так. Вот это херня.
Ротмистр обходит костер и усаживается на ствол поваленного дерева рядом с лейтенантом Чачу. Он говорит приглушенно, и даже Рэм, сидящий ближе прочих к офицерам, разбирает едва ли половину сказанного. Но даже от тех обрывков, что ему удается понять в их беседе, на Рэма веет смертной тоской. Ни сейчас, в сумерках, ни потом, ночью, на них не пойдут. А утром – одно из двух: либо накроют бомбами, либо выждут часа, когда остатки бригады пойдут в атаку, и перестреляют, как мелкую охотничью дичь. Еще до того, как им удастся нанести удар. Ноль шансов. «Ты понимаешь, о чем мы… да, либо геройски… либо в плен, Амо, это ж понятно… и как ты?.. я?.. кроме меня, офицеров в бригаде?.. ты и я… убит… убит… тяжело ранен и бредит… без вести пропал».
Лейтенант Чачу приподнялся на локтях.
– Ясно! – голос его зазвучал громче. – Ни то, ни другое. У нас есть шанс.
Бу-бу-бу? Рэм не разобрал, что именно спросил Шекагу, но по смыслу ясно. Какой такой шанс? А по тону яснее ясного: ротмистр недоволен был, что теперь их слышат нижние чины.
– Мы устали, Амо. Мы выдохлись. У нас полно раненых. От бригады остался в лучшем случае батальон. Верно?
– Полтора Если считать тех, кто прибился уже в «котле». А без них – меньше батальона.
– Сколько у нас истребительно-противотанковых ружей?
– Осталось три.
– Да не важно, сколько именно. Важно, что ерунда у нас осталась. Важно, что они там… – Чачу продырявил пальцем воздух в том направлении, где до федератов было ближе всего, – …ждут нашей слабенькой атаки либо после полуночи, либо под утро. Мы отоспимся, отожремся, а уж потом заглянем смерти в очи. Вот чего они ждут. А через час, по первой темноте, нас еще ждать не будут. Расслабятся они там И если бросить нас в прорыв через час, едва живыми, то… есть шанс. Передай там… в штаб бригады.
– Передавать некуда. Мы – штаб бригады.
– Как так? Ты же начштаба университетского полка?
– В бригаде осталось два офицера выше взводных по должности. Ты и я.
– Тогда проще. Отдай правильный приказ, Амо.
– Они не поднимутся, – тихо-тихо сказал Шекагу. – Они сдохли сегодня, лежат едва живые. Их не поднять.
– Они поднимутся, Амо, – громко, во весь голос ответил Чачу. – Даже не потому, что хотят жить. Просто ты прикажешь, и они поднимутся. Ты офицер, они – солдаты. Брось их в прорыв, половина ляжет, а другая половина выйдет с честью. Сделай их героями, Амо.
Рэм слушал раненого лейтенанта со все возрастающим ужасом. Каждая мышца в его многострадальном теле кричала «Нет!» Каждая кость вопила «Я не хочу двигаться!» Все существо Рэма надрывалось: «Надо поспать! Я просто умру без сна! Я умираю!» Как это так: подняться и идти по болоту, опять по грязи, в сырых портянках, не разбирая пути, в кровь сбивая ноги? Да как это так? Ведь никаких сил нет! Откуда он взялся на наши головы, тварюга эта, лейтенант Чачу? Гадина! Всего три недели с нами, а уже угробить норовит!
– Я уже побывал в «котле», Амо, – негромко добавил лейтенант. – Даже не думай сдаваться в плен. Во-первых, позор на всю жизнь. Во-вторых, пока нас доведут до тех мест, где пленных кормят, с голоду падет все та же половина, что и на прорыве. Это федераты, Амо. Свиньи, падаль.
Ротмистр не отвечал ему. А Рэм думал, до чего же хорошо было бы сейчас отоспаться. Какая, массаракш, разница, чем их встретит утро? Убьют – ладно, отдохнем еще дольше, отдохнем как следует! В плен возьмут? Он не спал третьи сутки: пока они блуждали по тылам федератов, спать вообще доводилось лишь урывками, по часу, в лучшем случае по два. И Рэм готов был стать пленником, если бы ему за это подарили хотя бы шесть-семь часов нормального спокойного сна Плен? Да хрен с ним, плен так плен… Плен будет потом. А сейчас – спать.
– Хорошо, – ответил ротмистр. – Через час. Хотя бы портянки обсушат недоноски мои… академические.
– Вот это – дело!
Теперь оба говорили тихо, и опять их мог расслышать один только Рэм.
– Сейчас распоряжусь… А пока скажи мне, что делать с ранеными? С тобой, например?
– Сколько тяжелых?
– Считая тебя, человек тридцать.
– Ясно. Всех оставить. Чтобы остальные могли выйти. И меня – оставить. Я офицер, буду вести переговоры. А когда нас придут брать, распоряжусь как-нибудь своими потрохами.
– Заткнись. Ты точно не можешь передвигаться?
– Исключено. Полное дерьмо у меня с ногой.
– Так. Тебя понесут на носилках.
– С ранеными должен остаться хотя бы один офицер. Если я не останусь, это бесчестье. Ты сам офицер, ты должен пони…
– Отставить! – Шекагу зашипел, словно рассерженный кот. – Сопли! Душ-ша гимназическая! Это приказ.
Чачу ответил ему спокойно:
– Здесь ты можешь приказать солдатам А мне – нет.
Сказал так, будто констатировал простой и ясный факт…
Пауза.
– Ты мне нужен, Чачу. Я командир бригады, и ты мне нужен. На прорыв пойдут четыре сотни бойцов, у них пулеметы, знамя, истребительные ружья с боезапасом, полковой огнемет… А обстановка – сам видишь какая. Если меня подстрелят, они просто разбегутся. Бригада перестанет существовать. Ясно тебе? Им нужен кто-то из офицеров. Кто-то, способный отдавать приказы, если меня убьют.
И только тут Рэм почувствовал – не осознал, а именно почувствовал, как близко к нему подобралась смерть. Все эти дни он бегал, стрелял, даже убил одного федерата в стычке при переходе шоссе, таился от бомб и пуль, прижимаясь к земле, но на то, чтобы как следует испугаться, ему просто не хватало времени. Сначала – боялся. Потом ощущение страха притупилось. И вот оно опять подняло голову, вот оно опять ковырнуло кишки холодным лезвийцем. Прорыв… а там пулеметы… хаос… куда бежать? Офицеров перебьют, мясо в мундирах ляжет на дно этого болота, никто не скажет потом, кто у какой кочки подох! В темноте, ночью, командиров нет, никто не покажет, куда бежать, куда стрелять, как спасаться…
Лейтенант Чачу долго не отвечал. Потом огорченно произнес:
– Выходит, так и так – бесчестье. Останусь – брошу тебя и студентиков с винтовками. Пойду в прорыв – брошу раненых. Сволочь ты, Амо. Не дал мне помереть, как человеку.
– Идешь со мной?
– Иду. Вернее, несут меня…
– От этого бревна пять костров – все твои. Сверим часы.
Негромкое звяканье отщелкиваемых крышек. У ротмистра играет мелодия «Танец с девушкой из провинции». Приглушенная ругань.
– Массаракш, никак не могу отключить! Ровно через час поднимаешь своих. Ждешь. Сигнал к прорыву – две зеленые ракеты. Ясно?
– Так точно.
Ротмистр Шекагу встал и огляделся. Ближе всех лежал Рэм, чуть поодаль, рядом с костром, – Дэк. Офицер встряхнул одного, другого…
– Встать!
Оба со скрипом подняли кости с земли, подобрали оружие, приняли подобие стойки «смирно».
– Сонные мухи! Ветошь! Хотите по куску торта, девочки?
– Никак нет, ваше благо… – забурчали Дэк с Рэмом, но Шекагу жестом велел им заткнуться.
– Ваша задача: за полчаса соорудить носилки для лейтенанта Чачу. Видите молодые деревца у воды? Сруби́те. Или просто сломайте, если рубить нечем. Добавьте плащ-палатки. Приложите мозги. И чтобы носилки через полчаса были! Я проверю. Как только сделаете носилки, можете отдыхать. Приказ ясен?
– Так точно, ваше бла… – еще один нетерпеливый жест.
– Потом понесете лейтенанта через болото. Есть вопросы?
– Никак нет, ваше…
Ротмистр ушел, не дожидаясь полного уставного ответа.
Дэк спросил, сонно потирая глаза – Рэм, какую-то херь я пропустил… Может, ты знаешь, куда мы тащим лейтенанта?
– Отставить, капрал! – донесся до них раздраженный голос раненого. – Отставить носилки! Я отменяю приказ ротмистра Шекагу. Офицер на носилках – дерьмо свинячье. Возьмете меня под плечи, тогда на одной ноге я как-нибудь удержусь.
– Спасибо, господин лейтенант.
– В жопу спасибо. Отдыхайте оба Сегодня еще постреляем.
Дэк поманил к себе Рэма:
– Давай, брат, поближе к костру. Холодает. И портяночки сюда, к теплу, иначе сам знаешь.
А когда Рэм устроился рядом, капрал осторожно, стараясь не привлекать внимания остальных, спросил у него:
– Я тут вздремнул… Рэм, дружище, в кого нам еще пострелять придется? Что за шпиндель с шестернями? И почему – сегодня? Или я уже проспал полночь, и лейтенант про утро нам говорил?
– Нет, Дэк. Полночь еще не скоро. И до полночи мы с тобой на бережку не досидим. Придется опять лезть в болото.