И воцарилась тишина.
Усатый капитан сделал несколько быстрых шагов и встал перед Фильшем. Так близко, что между их лицами осталось пространства не более чем на ширину ладони.
– Фамилия! Должность! – каркнул капитан.
– Первый номер истребительно-противотанкового расчета… – бойко начал Фильш, но потом запнулся, глянул куда-то в сторону и не по-военному устало произнес: – Все, капитан. Надо как-то кончать с этим…
Новый комбат внимательно смотрел в лицо Фильшу. Тот сначала буровил взглядом воздух, потом – землю под ногами, а затем уставился на самого офицера.
– Неповиновение в условиях боевых действий. Ты у меня дерьмо жрать будешь, солдат, и просить добавки, – спокойно, без нажима сказал коротышка в глаза Фильшу.
Тот не выдержал и заорал что есть мочи:
– Кончилась твоя власть, капитан! Иди на хрен!!!
«Какой идиот! – безнадежно подумал Рэм. – Ну надо же быть таким идиотом…»
Все произошедшее после выкрика Фильша заняло несколько мгновений. Многие просто не успели понять, какая муха укусила хорошо знакомых людей, и даже не сдвинулись с места. Шеренга безмолвно следила за действиями нескольких человек.
Новый комбат впечатал кулак в левую скулу Фильша. Костяшки пальцев громко чвакнули, соприкоснувшись с плотью лица. Фильш рухнул и завыл, корчась на земле.
– Я такое уже видел, – объявил капитан остальным солдатам. – И я не позволю тут бунтовать!
С этими словами он расстегнул кобуру. Дэк выскочил из строя, сдергивая с плеча винтовку и крича.
– Огонь! Огонь по нему, кретины!
Стрелок из роты поддержки, назначенный депутатом на ночном сборище, затеял какую-то длинную невнятную фразу:
– Именем солдатского совета… я вас… призываю я вас… не поддаваться… у нас совет!.. никаких провокаций…
Бухнул выстрел. Фильш изогнулся от боли, словно от сильнейшего оргазма, и схватился за голову.
– А-а! Ухо!
Из-под его ладони хлестала кровь.
Капитан хладнокровно прицелился Фильшу в голову, но не успел нажать на курок. Козел коротким ударом вогнал штык новому комбату в солнечное сплетение. Офицер дернулся на стальном стержне, дал Козлу пощечину левой рукой и выронил револьвер.
– Стоять! Всем стоять! – заорал командир первой роты, хватаясь за кобуру. Рванув застежку, он неудачно поднял клапан, и тот вновь опустился вниз. А пока прим-лейтенант поднимал его по второму разу, Толстый и Дэк успели передернуть затворы. Дах! Дах!
Комроты-1 падает. Одна пуля выбила ему глаз, вторая ударила в кадык, офицер умер мгновенно.
– Ротмистр Чачу! – вопит Дэк. – Предлагаю вам добровольно отдать оружие и выйти из машины!
В то же мгновение усатый комбат соскальзывает со штыка и ложится под ноги Козлу.
– Провокации для нас недопустимы… – все тянет и тянет стрелок.
На ротмистра Чачу направлены три винтовки – Дэка, Толстого и Козла. Он укоризненно качает головой.
– Посмотрите, солдаты, что вы сделали со своим командиром. Как же не стыдно вам, медведи! Взгляните на дело рук своих…
Все трое машинально, по привычке, выработанной двумя годами на фронте, переводят взгляды на мертвое тело нового комбата Подчиняясь инстинкту, проснувшемуся на мгновение раньше здравого смысла, Рэм толкает Толстого и вместе с ним летит наземь. Выстрел! Еще! Еще!
Дэк скрючивается, закрыв лицо руками, между пальцев текут алые струйки. Винтовка валяется у его ног. Толстый откатывается в сторону. Пуля, предназначенная для его башки, пролетела мимо. Козел, не целясь, жмет на спусковой крючок. Дах! Священник медленно сползает по борту машины. Пуля разворотила ему подбородок.
– Гони, дурень! – кричит ротмистр.
Мотор взревывает.
Чачу спокойно, как в тире, всаживает две тяжелые револьверные пули в грудь Козлу. Они отшвыривают солдата назад, словно два мощных кулачных удара. Козел падает навзничь, раскинув руки. Голова его, ударившись оземь, подскакивает, будто глиняный шар.
Толстый рвет на себя затвор. Дах! Поздно. Ушла машина с Чачу, со штабным шофером и незакрытым поповским чемоданом. Только пыль из-под колес…
Рэм вскакивает и бежит к Дэку. Тот стоит на коленях, страшно размазывая кровь по лицу. «Мас-с-саракш…» – шипит он.
– Ты жив? Да что там с тобой? – спрашивает Рэм.
Поднимаются Фильш и Толстый. Первый направляется к трупу бритого капитана, второй идет к Рэму. Ток! – падает на землю револьвер, брошенный молодым прапорщиком.
– Да нормально все, царапина… Водой промыть надо, от заразы. А потом самогоном. Осталось у тебя, Рэм? Я пустой…
Рэм промывает его рану.
– Повезло тебе, Дэк. Чиркнула пуля над правой бровью. Промазал ротмистр. Может, рука дрогнула ведь ты ему жизнь спас.
– Не промазал, – доносится голос Толстого. – То есть первой, может, и промазал, а вторая точно в тебя, мужик, летела, только попала вот сюда.
И он показывает винтовку Дэка с разбитым цевьем.
– Он хороший стрелок, капрал. Просто тебе подфартило. Козлу вот, видишь, не повезло, а тебе повезло. Пользуйся, жучина, живи долго.
– Вот с-сука! Найду – убью… – бормочет Дэк.
Рэм накладывает везунчику пластырь. Толстый кладет руку ему на плечо.
– За мной должок, Рэм. Если б ты меня не пихнул, лежать бы мне с Козлом рядом.
– Сочтемся…
Пока Рэм обрабатывает рану, Фильш с деловитой монотонностью спортсмена, повторяющего полезное упражнение, вонзает и вонзает штык в распростертое тело командира первой роты. Десять дырок, двенадцать, пятнадцать… Верхушка левого уха отстрелена у хонтийца напрочь. Кровь широкой лентой спадает по шее на плечо и грудь, свиваясь в сложный узел на погоне. Никто не останавливает Фильша. На него поглядывают с интересом и без осуждения. Милый чудак, чего ты там затараторил своим штыком? А впрочем, наше дело сторона.
Вместе со всеми Рэм оцепенело наблюдал за свихнувшимся Фильшем. Он с ужасом почувствовал, как стихия безумия овладевает батальоном, волнами распространяясь от Фильша «Да в него словно древний дух вселился. Из тех, что водились раньше в горах Пандеи, – отрешенно размышлял Рэм – Был шестьсот шестьдесят с чем-то лет назад поход Гая III Прыгуна против горных духов Пандеи…» За два года в голове бывшего студента истаяли связи между событиями, людьми, законами и текстами. Но сейчас из глубин памяти всплыл один древний бестиарий, а особенно – роскошная гравюра с изображением горного духа. Вот же страшилище с дворянскими мечами вместо зубов и крестьянскими косами вместо когтей!
При Гае III составили этот бестиарий или раньше? Это очень, очень важно, но почему-то никак не вспоминается!
Лишь одним способом Рэм мог защитить себя от волны сумасшествия, накрывшей всех и каждого: отстраниться, не участвовать! На большее воли недоставало. В нем росло желание кого-нибудь пристрелить или пырнуть штыком – так же, как Фильш, но только направить удар в живую плоть, а не в мертвую. Всех душевных сил Рэма едва хватало, чтобы сдерживать безумное стремление. Он бы сейчас и шага не сделал, даже если потребовалось бы защищать собственную жизнь, да он бы руку не смог поднять, пошевелить языком…
Огнеметчик, склонившись над священником, подпалил ему бороду зажигалкой и, глядя на пламя, засмеялся. Двое или трое солдат издали в ответ нервное хихиканье.
Фильш утер лоб и опять воткнул острие в живот офицеру. Нажал на ребра сапогом, вынул стальной стержень и примерился к горлу. Тут его схватил за руку Дэк.
– Рядовой Гай Фильш!
– Чего тебе?
– Отставить!
– Ты мне не командир, Дэк. А если метишь в командиры, то я и тебя между ребер этой штукой пощекочу… – он повернулся, направляя штык капралу в грудь.
Рэм увидел глаза Фильша Это были глаза человека, перешагнувшего через разум Но Дэк не отпускал его.
К ним подошел Толстый, глянул оценивающе и без раздумий въехал Фильшу в подбородок. Когда Фильш упал, он отшвырнул сапогом его винтовку, а потом еще разок влупил – ногой по больной скуле.
– Ты что? Ты что? – взмолился Фильш. – Я же свой!
– Сука ты. Инородец сраный. Ясно тебе было сказано: после того, как Чачу уедет. Из-за тебя Козел погиб.
– Да я же… Нельзя же терпеть…
– Заткнись, гнида трепливая!
– Рядовой Фильш, вы нарушили волю солдатского совета! – загрохотал Дэк.
– А ну отпустили его! Живо! – заорал огнеметчик. – Он тут один среди вас, девки, настоящий мужик.
– И тебе хлебало свернуть? – осведомился Толстый.
– Ти-ихо! – для Рэма собственный вопль прозвучал словно чужой.
Это было очень громко – аж глотка села – и очень странно. Наверное, просто дико. «Пусть думают, что это я рехнулся, а не все они».
– Ты… зачем это? Ты… – испуганно просипел огнеметчик, глядя на винтовку Рэма, направленную на него.
– Ма-алчать!
Огнеметчик заткнулся. Воцарилась тишина.
– Здесь будет порядок. Ясно? Среди нас будет порядок! – хрипло объявил Рэм Голосовые связки едва слушались его. – У нас есть совет солдатских депутатов, теперь он тут всем распоряжается. Ясно? Старший в совете – капрал Потту. Хотите жить, так слушайте Дэка.
Должно быть, от его голоса исходила какая-то магнетическая сила: весь батальон покорно посмотрел на капрала Потту. А тот произнес спокойно, деловито:
– Насчет совета всем встать в строй, сейчас узнаете о совете, кто еще не знает.
Хотя говорил он негромко, но услышал его каждый. Распавшаяся было шеренга восстановилась. Даже огнеметчик, и тот подчинился Дэку. Одному только Фильшу Дэк жестом запретил возвращаться в строй.
– Что сделано, то сделано. Ты нарушил волю совета Ты виновен. Но друг в друга стрелять мы не станем. Твое наказание, Фильш: лично, один, прямо сейчас, на этом месте, ты выроешь могилу для Козла, офицеров и попа. А потом забросаешь их землей, чтобы по-людски. Подчеркиваю: один. Ясно?
– Да. Но я… Я же раненый…
– Выполнять!
Фильш склонил голову.
– Хорошо. Я все сделаю.
– А теперь обращаюсь к вам, братья… – заговорил Дэк, повернувшись к батальону.
И он коротко, ясно и просто разъяснил: у нас бунт, мы убили офицера и собираемся дезертировать с фронта; еще у нас есть совет, и если кто хочет сам о себе позаботиться – скатертью дорога, а остальным совет теперь будет вместе комбата, комроты, а заодно и мамы с папой. Вопросы есть?