– Отлично. Тогда едем в Розеград за Дарьей, – Нортон энергично поднялся из-за стола.
– Скажите… а откуда вы вообще на площади то взялись? – спросил Дэйв.
– Да, кстати… – Роджер с интересом посмотрел на товарища.
– Так Дарья твоя и навела. Заявилась ко мне на тайную квартиру. О ней вообще кроме двух моих замов никто не знал. «Унюхала», – говорит. Ну и рассказала, что ты в одиночку Орден громить отправился. Мы все руки в ноги и в столицу. Огонь девка. Если бы не она, то… короче скажи ей спасибо, когда увидишь.
***
Дарья так и ждала их на конспиративной квартире Нортона. Тогда Дэйв не придал этому значения, только обрадовался, что девушку не придется искать по всему городу.
Она безошибочно вывела отряд к небольшому строению, спрятанному в лесу в километре от развалин замка Ирисов. Вход в лабораторию был не больше сарая, да и на вид не сильно от него отличался. Место выглядело совершенно заброшенным, если бы не примятая в траве колея от периодически приезжавших к ней экипажей.
Нортон показал пальцем в небо. Дэйв, поднял голову и разглядел в вышине блестящую точку, кружившую над поляной.
– Она точно здесь! – сказал он отцу, – Это ее птица ждет.
Закрытый черный экипаж без окон подъехал к сараю. Из него выбрались трое мастеров и вытащили наружу мужчину и юношу, со связанными за спиной руками.
Стражники в сарае кивнули вошедшим, равнодушно выслушали легенду про срочную доставку важных пленников и открыли тяжелую внешнюю стальную дверь. Основной их задачей было контролировать тех, кто хотел выбраться наружу.
В тусклом свете светящихся мхов, уложенных вдоль ступеней, Дэйв с отцом и с троицей сопровождающих спустились на несколько этажей, и оказались перед второй дверью.
Один из солдат Нортона ударил по железной двери кулаком, начиная отбивать выученный ритм пароля, но от первого же удара сталь внезапно порвалась, как бумага.
Роджер и остальные переглянулись и, ударив вместе, разорвали остатки похожей на металл тонкой ткани. Дэйв проскочил в образовавшийся проем первым.
Внутри светлого помещения из белого кафеля, прямо рядом с входом на полу сидела закутанная в испачканную кровью белую простыню Ирма. У нее были синяки под глазами, словно она не спала несколько дней. Вся правая сторона лица была испачкана в крови. В такой же бурой запекшейся крови были и свалявшиеся когда-то белоснежные волосы.
Ирма подняла на него уставшие глаза. Абсолютно черные. Даже белков не было видно. Просто два черных провала в бездну. Нетвердо, заплетающимся языком, как будто она была слегка пьяна, сказала:
–Дэйв… ты все-таки пришел за мной…
Она попыталась встать, опершись на руку, но та предательски подогнулась, и Ирма упала лицом на кафельный пол.
***
Из дневника Ирмы дэ Клэр.
17 Пожнеца
Я с трудом вспоминаю этот день. Да и один ли день это был… я не знаю. Я пишу это уже спустя двое суток, когда мне наконец разрешили читать и писать, и многое уже трудно вспомнить.
Странный, вязкий, тошнотворный сон. Я была мухой, завязшей в смоле. Я стремилась вынырнуть на поверхность, но липкая масса не пускала меня и только засасывала глубже и глубже, куда-то в самую тьму. Сил бороться уже не было. И вдруг чей-то знакомый голос: «Проснись!». Как шилом в сердце. Остро, больно, но… сердце мое дрогнуло и забилось иначе.
Я пришла в себя на холодном столе в белой комнате. Голова была пустая и ватная, мысли разбегались и никак не собирались в единое целое. Все вокруг было как в тумане. Даже взгляд не получалось сфокусировать. Я не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Не получалось сконцентрироваться чтобы додумать даже самую простую мысль. Рядом со мной стойка с подвешенной на ней прозрачной бутылкой с какой-то мутной жидкостью. Из бутылки по прозрачной трубке эта жидкость течет куда-то в область моей правой руки.
Я тупо смотрела как эта муть капает в меня. Кап… кап. С огромным трудом осознала, что именно из-за нее я ничего не соображаю. Эту мысль мне удалось ухватить за самый кончик, и я начала ее думать. Думать и думать! Моя голова могла лопнуть как арбуз от перенапряжения! Какая-то мутная жидкость. В моей крови. Не дает мне думать. Жидкость в моей голове. Жидкость в моей крови.
Я доводила себя до бешенства повторением этой единственной мысли. От этого сердце стучало все чаще. Где-то на краю сознания всплыли слова бабы Яжинки о том, что я тоже могу творить свой собственный мир. Это была даже не мысль, а как будто голос извне. Она мелькнула и пропала, а я в ярости твердила про себя: «Жидкость в моей крови не дает мне думать! Да как она посмела! Не должно быть таких жидкостей! Я сильнее этого! Я сильнее ее! Я не верю, что меня можно заставить прекратить думать с помощью каких-то мутных капелек!»
Сердце мое застучало еще чаще, но от перенапряжения я тут же потеряла сознание.
Сейчас это сложно вспоминать. Я выныривала в реальность на короткие секунды, делала усилие, от которого тут же проваливалась обратно в сон, как в болото.
Я снова прихожу в себя. У меня берут кровь из вены. Человек в белом халате не смотрит на меня и не замечает, что я смогла приоткрыть один глаз. Думается уже чуть легче, но в голове все еще туман. Я смотрю на трубочку с мутной жидкостью. Она ведь такая узкая и гибкая. Она ведь может изогнуться так, что станет еще уже. В этом мягком материале может спрятаться пузырек воздуха, который сделает стенку трубки толще в том же месте. Проход для жидкости станет еще уже. Совсем малюсеньким. В этой мутной жидкости обязательно должны быть какие-нибудь кристаллики или мусоринки, которые застрянут в этом сужении и совсем перекроют поток жидкости… я уверена, что так оно и произойдет…
Я снова прихожу в себя. Я не знаю сколько прошло времени. Жидкость из бутылки перестала капать. Путь для нее перекрыт. Сейчас это заметит человек в белом, поправит или заменит трубку, и я опять не смогу думать. У меня мало времени. Надо сделать так, чтобы жидкость текла, но не в меня. У меня нет Силы… тут ее почему-то нет совсем. Хотя нет. Есть! Совсем крохи.
Если раньше я могла черпать ее неограниченно, то сейчас поток Силы перекрыт. Скорее всего я под землей. Но я же не одна! Эти люди в белых халатах верят в мои способности. Они знают, что я намного сильнее их. Страх – самая сильная вера. Они боятся меня и этим дают мне Силу. Совсем крохи, но их достаточно, для перемещения капельки воды на несколько метров.
Я представляю, как с тем же ритмом, что и ранее, жидкость капля за каплей перемещается в артерию этого в белом халате. Я слышу как еще двое переговариваются в дальнем углу помещения. И им по капле. Каплю одному, каплю второму, каплю третьему. И так по кругу. Составить правило. Повторять без конца, даже если я отключусь. Выполнять…
Я снова проваливаюсь в забытье. Когда я прихожу в себя, то опять вижу бутылку с трубкой. Муть исправно капает, но я могу думать! Мне уже легче. Я еще не могу повернуть голову, но уже могу связывать мысли воедино.
Я не знаю, что с моими мучителями и сколько их вообще. Они еще могут быть опасны. Надо их обездвижить. Это непросто, когда не знаешь где они, но вокруг снова есть накопившиеся капли Силы. Их опять хватит для создания правила перемещения молекул.
Белая хлопковая ткань халата. Она есть у всех людей в комнате. Я вижу стальную дверь. Железо. По молекуле, по домену, по небольшой железной занозе – на что хватит Силы – дверь начинает обмениваться с хлопковыми волокнами, спаиваясь в единое целое. Я представляю весь этот процесс, ускоряю… и опять теряю сознание.
На сей раз прошло много времени, потому что бутылка пуста, а я могу приподнять и повернуть голову, чтобы осмотреться. Мои руки привязаны к столу. В правой капельница. В левой тоже игла с каким-то утолщением. На сгибе локтя огромный синяк. Здесь все время брали кровь.
Я поворачиваю голову. Храпящий железный кокон на соседнем стуле. Это тот, кто брал у меня анализы. Глаза его закрыты. Из уголка рта спускается вниз нитка слюны.
Если еще никто не поднял тревогу, то значит, что я обездвижила всех. Теперь надо освободить себя. Но Силы больше нет. Люди в белых халатах без сознания, и больше не дают мне даже тех крох, что были до этого. Придется выбираться без использования Силы.
Рядом я вижу столик с медицинскими инструментами. Там лежат скальпели, какие-то иглы и ножницы.
Я мотнула головой из стороны в сторону и почувствовала, что стол подо мной пошатнулся. Я изо всех сил начала раскачивать его, насколько это было возможно со связанными руками и ногами, стараясь, чтобы он опрокинулся в нужную сторону – туда, где инструменты.
Стол переворачивается, и я падаю лицом на кафельный пол…
Когда я пришла в себя, то вижу красное. Я лежу в небольшой лужице крови. Не знаю откуда она —из разбитого носа или я голову раскроила.
Голова, кстати, ужасно болела и кружилась от каждого движения. Но двигаться надо. Кое как я поползла по полу, волоча на себе весь привязанный ко мне стол. По чуть-чуть. Четыре движения, и я сместилась на одну кафельную плитку. Потом еще на одну плитку. Рассыпанные по полу инструменты совсем рядом…
Наконец моя рука порезалась о какое-то лезвие. Держать скальпель получалось только двумя пальцами. Пилить так ремни, которые держали руки, очень сложно. Пару раз я сильно порезала кожу на руке, вместо ремня, но дело продвигалось. Кровь остановлю потом, когда выберусь.
Наконец я почувствовала, что рука свободна. Дальше дело пошло легче. Я перерезала ремни на второй руке и ногах. К этому времени я уже вся перепачкалась в собственной крови. Попыталась встать, но голова закружилась, и я упала. Меня била крупная дрожь. То ли от кровопотери, то ли от того, что пол был ледяной и пока я лежала на нем раздетая, то совсем замерзла. Я подняла с пола перепачканную в крови простыню и закуталась в нее. На четвереньках подползла к каким-то шкафам и села, привалившись к ним спиной.