– Это ты сейчас так говоришь, – сказал Эхо. – Еще недавно ты ведь была так уверена.
– В жизни ни в чем нельзя быть уверенным. Тем более что мы имеем дело с Айспином. Батюшки, во что я только впуталась? Мы оба закончим свою жизнь на ужасковом гриле. – Ицануэлла нервно потрясла ушами.
– Ты действительно умеешь подбодрить, – сказал Эхо. – Будь наготове и не выходи из дома! Я понятия не имею, когда вернусь. Это может произойти через час, а может, лишь вечером. В самом худшем случае – никогда.
И он побежал к двери.
Когда Эхо сворачивал из Ужаскового переулка на другую улицу, он неожиданно решил на сей раз сократить путь. Длинная дорога по оживленным улицам была, правда, более безопасной, потому что там обычно не бродили дикие собаки, но трубка с вином была очень тяжелой и бросалась в глаза. Из-за этого кому-нибудь могла прийти в голову идея его поймать. Так что он побежал задворками Больничной улицы, где так отвратительно пахло болезнями, что там вряд ли мог кто-то задержаться.
То, что это было его ошибкой, Эхо понял, только свернув с Больничной улицы на соседнюю аллею. Он забежал за угол и увидел их, этих диких уличных псов, за которыми он гнался, будучи кожемышью. Они были здесь все, кроме того, который тогда врезался в стену. Наверное, он после этого прекратил охоту на маленьких животных.
– Смотрите-ка, парни! – сказал вожак своры. Это был черный как смоль бультерьер массивного телосложения. – Наш ужин принес еще и подходящее вино. – Остальные псы одобрительно залаяли.
Эхо не стал медлить ни секунды. Он развернулся на месте и помчался назад на Больничную улицу.
– Вперед, за ним! – скомандовал черный пес. Собаки погнались за царапкой.
Эхо показалось, что он уже потерял винопровод. Он был удивлен, насколько легко ему было бежать, в какой хорошей форме он был. Тренировки явно не прошли даром. Ему не нужно было теперь представлять себе, как он убегает от диких псов – он реально сбегал от них.
Он большими скачками мчался вниз по крутой улице, потом на секунду остановился, набрал в легкие воздуха и в три прыжка, преодолев бордюрный камень, мусорный контейнер и низкую каменную стенку, оказался в заросшем саду. Собаки остановились перед стеной, лая и кружась на одном месте. Потом они решили найти другой путь.
Эхо огляделся. Это был больничный сад. В высокой траве стояли мусорные контейнеры, полные кровавых бинтов. Вокруг гуляли несколько больных, опираясь на костыли. Перед ним был задний вход в больницу. Он был закрыт. Эхо попал в ловушку.
Псы нашли другую дорогу в сад и с шумом неслись через подлесок. Они попали в гущу колючих растений, что еще больше усилило их ярость. Эхо услышал скрип и голоса. Он оглянулся и посмотрел на входную дверь. Двое санитаров выносили кого-то на носилках. Дверь была раскрыта настежь. Это был шанс!
Двумя мощными прыжками Эхо выпрыгнул из травы на дорожку, усыпанную гравием, и, пробежав под носилками, между ногами санитаров, вбежал в здание больницы. В лицо ему ударил тот знакомый запах, который он испытал однажды, будучи кожемышью. Сейчас он побуждал его к тому, чтобы повернуться на своих лапах и бросить себя на растерзание собакам. Кровь, эфир, йод, нашатырь, гной. Отвратительно! Крики и стоны доносились из больничных палат. Но Эхо бежал дальше, вглубь больницы, лавируя между людьми на костылях.
Собаки продолжали преследовать свою жертву. Они мчались, сбивая с ног санитаров с носилками, на которых лежал тяжелобольной, потом с лаем ворвались в коридор, как орава пьяных мужиков. Пациенты в панике бросались в стороны, медсестра звала на помощь.
Эхо взбежал по лестнице вверх, преследуемый сильным запахом крови. Собаки гнались за ним, сбив с ног больного, который шел им навстречу, опираясь на трость. Эхо остановился. Из двери вышла медсестра, и он, проскользнув между ее ногами, вбежал в просторное помещение.
Как он и предполагал, это оказалась операционная больницы. Эхо остановился. Прежде чем его заметил один из врачей и медицинская сестра, которые как раз проводили операцию, произошла страшная суматоха.
Собаки сбили с ног медсестру в дверях и ворвались в святая святых больницы. Разве они не видели табличку у входа, которая строго воспрещала им вход в здание? Или, может быть, они вообще не умели читать? Эхо ухмыльнулся.
Собаки неожиданно стихли. Они увидели перед собой нескольких врачей с окровавленными ножами, скальпелями и ножницами. Прежде чем они осознали степень своей ошибки, во все три двери операционной ворвались санитары с вениками и дубинками. У одного в руках был даже топор.
Эхо воспользовался суетой, проскользнул между ногами вбежавших санитаров и выбежал в ближайшую дверь. Он слышал, как собаки скулили от боли, потом сбежал вниз по лестнице, которая вела к широко открытой двери главного входа больницы.
Он оказался на улице. Осмотрев себя, он обнаружил, что винопровод с любовным напитком, кажется, был цел. И он сам тоже.
Красное вино
Айспин был в лаборатории и изучал одновременно несколько старых фолиантов. Он возбужденно бегал между раскрытыми на столах книгами, бормоча при этом какие-то числа и алхимические формулы. Царапка наблюдал за ним, стоя у двери и никак не проявляя себя. Вино Айспин не пил, для этого было еще неподходящее время.
Эхо отправился в отдаленную комнату, в которую Айспин редко заходил, и улегся на старый ковер. Ему надо было набраться терпения и дождаться подходящего момента. Преследование его утомило. Он закрыл глаза и через минуту уснул.
Ему снилось, что он – дом мастера ужасок и в него вселились все ужаски Цамонии. Они отмечали необычайный праздник и танцевали в коридорах, которые казались Эхо его кишками. Они начали срывать с себя свои пелерины и щекотать его своими танцующими ступнями по желудку и кишкам, пока он не проснулся от собственного смеха.
Солнце уже зашло.
«Батюшки мои, – подумал он. – Я проспал полдня, сулящего столько возможностей для того, чтобы подлить мастеру ужасок любовный напиток!»
Он побежал в лабораторию и заглянул туда. Мастера ужасок там не было. В воздухе стоял неприятный запах серы и фосфора. А на столе, рядом с раскрытой книгой, стоял наполненный наполовину бокал с красным вином.
Что делать? Было уже поздно. Может быть, это сегодня последняя возможность. Но, может быть, Айспину не понравилось вино, и он к нему больше не притронется. Где вообще был старик? И когда он вернется? Через час? Через минуту? Сотни вопросов проносились в голове Эхо. Что бы сделала ужаска на его месте? Но кого это сейчас интересовало? Он сам должен сейчас принять решение. Почему только Ицануэлла так мало приготовила этого напитка? Ведь можно было бы сделать несколько попыток. Сейчас будет все или ничего!
Эхо прыгнул на стол и нерешительно обошел бокал. Выглядело ли вино застоявшимся? Вообще-то нет. Он подошел ближе и понюхал его. Гм, приятный запах. Или нет? Он не обладал способностями Айспина, позволявшими определять разницу, а также не имел такого же, как у него, вкуса и опыта в отношении благородных напитков. Может быть, это была настоящая бурда. Или, наоборот, вино высшего сорта. Он этого не знал.
Эхо сел на задние лапы, поднял верхнюю часть тела и положил лапы на край бокала. Этот акробатический трюк они тренировали множество раз. Так. Теперь нужно вытащить пробку из винопровода… Осторожно, зубами… Раз! Готово!
Мощное действие любовного напитка проявилось совершенно неожиданно. Он абсолютно забыл об этом! Эхо испытывал необычные ощущения. И эти драгоценные капли он должен потратить на это старое пугало? Об этом не может быть и речи! Это все принадлежит ему одному!
У Эхо кружилась голова, его шатало, бокал качался, вино плескалось, и он чуть было не упал вместе с бокалом и открытой трубкой. Он опустился на лапы, и драгоценный любовный напиток немного выплеснулся на скатерть.
«Хорошее начало! – подумал Эхо. – Я чуть было все не погубил. Надо взять себя в руки! Этот напиток только для Айспина и ни для кого больше!»
Вот! Грохочущие шаги мастера ужасок! Он уже на лестнице. Надо все повторить! Быстро! Сесть на задние лапы, поднять верхнюю часть тела, положить лапку на край бокала, а другую на винный провод. Теперь нажать. И прозрачная жидкость тонкой дугой уже полилась в вино.
«Но это еще не все, – подумал Эхо. – Могу я сделать один глоточек? Всего лишь одну каплю?»
Он высунул язык, вытянул вперед голову – и все опять зашаталось. Сам Эхо. Бокал. Весь такой блестящий план. Он оттолкнулся, и остаток любовного напитка расплескался. Бокал, дребезжа, закрутился на своей круглой ножке, вино плескалось в нем, доходя до самого края. Наконец бокал остановился.
Эхо прислушался, сердце его неистово колотилось. Мастер был уже возле самой двери. Миссия завершена. Пролилось лишь немного любовного напитка. Он не оставил никаких следов. Но для побега было слишком поздно. Но с винной трубкой на теле он тоже не мог показаться. Ему оставалось только одно – спрятаться в лаборатории. Эхо спрыгнул со стола и побежал к тому стеллажу, с которого, насколько ему было известно, Айспин лишь изредка брал книги. Он пролез в щель между двумя толстыми томами, улегся за ними и стал осторожно наблюдать из-за книг за происходящим. Мастер ужасок вошел в комнату, держа в руке бутылку вина.
«Черт возьми! – подумал Эхо. – Вино ему не понравилось. Я так и думал! И он принес другую бутылку».
Мастер подошел к бокалу с вином, поднес его к свету, бросаемому болевыми свечами, понюхал вино.
«Он все равно не унюхает любовный напиток своим чувствительным шнобелем! – подумал Эхо. – Только бы не унюхал!»
На физиономии Айспина не отражалось никакой реакции. Он поставил бокал, поднял бутылку и стал читать на ней этикетку. Поставив бутылку рядом с бокалом, он направился прямиком к стеллажу, в котором скрывался царапка.
«Он меня заметил!» – подумал Эхо. С большим трудом он подавил желание просто убежать.
Айспин нагнулся, взялся за толстую книгу, которая стояла прямо перед царапкой, и вынул ее. Если бы он наклонился чуть ниже, их глаза встретились бы. Но Айспин отвернулся и стал читать старый лексикон.