— Как? — изумился Марк и принялся шептать мне на ухо вещи, от которых я краснела, и без конца приговаривал: — И этого не помнишь? И этого? И даже вот этого?
— Ничего я не помню, — зло выпалила я, выпутываясь из объятий одеяла и Марка. — Как гадко. Ты воспользовался тем, что я нализалась в стельку и...
— Ты мне разрешила, — стоял на своем Марк.
— Не могла я тебе такого разрешить. Я мастер фэн-шуй. У меня дар. Особый. Был. А теперь его нет из-за какого-то сомнительного коитуса!
Марк мрачно поглядел на меня и, вздохнув, сказал:
— Успокойся, Нила. Ничего не было. Повторяю, на самом деле ничего не было. Хотя я предпочел бы, чтоб было.
— Ты правду говоришь? — подозрительно сощурилась я.
— Правду, — мрачно ответил Марк. — Я уже хотел было, ну, ты понимаешь... Перед такой женщиной и святой не выдержит. Но что-то меня как будто остановило.
— Голос совести? — язвительно спросила я.
— Нет, наверное, твой ангел-хранитель, — сказал Марк и встал с кровати. Хм. Если он тем самым хотел произвести на меня впечатление своими статями и намекнуть на то, как много я потеряла, что этими статями не воспользовалась, то это он зря. Марк кузену Го и в подметки не годился.
— Кузен Го! — вскричала я и победоносно взмахнула подушкой. — Вот кто мой хранитель, хотя и не ангел. Вот! Это он! Спасибо, кузен, спасибо!
— Какой еще кузен? — удивился Марк. Понял, что не впечатлил меня своим обнаженным торсом, и принялся одеваться.
— Мой китайский кузен, — доступно объяснила я. — Он погиб и стал небожителем. И теперь меня защищает. Он мне приснился. Он часто мне снится.
— Видимо, ты его любишь, этого кузена.
— Люблю.
— Нила, если б я был к тебе равнодушен, я сказал бы, что ты абсолютно сумасшедшая. Какие-то кузены-небожители... Отказ от секса только потому, что можно утратить некий непонятный дар... Да тысяча женщин на твоем месте умоляла бы меня о любви.
— Ну и обращайся к этой тысяче, — безапелляционно заявила я, обнаружила в окрестностях постели свою одежду и начала одеваться. Хотелось принять ванну, но только не в квартире Марка. А то с него станется привести-таки свой развратный план в действие. Он вообще как-то неправильно меня понимает. Думает, что если женщина осталась у него на ночь, то это уже законный повод с ней переспать. Ненормальные мужики здесь, в этой России! Сколько раз я ночевала у кузена Го, и он никогда себе не позволял...
Кузен Го...
Сон...
Каллиграфическая кисть, щекочущая мою щеку...
— Марк, — одевшись, я сочла своего визави менее опасным и доступным к общению, — Марк, посмотри вот здесь, на щеке, у меня ничего нет?
Марк придирчиво осмотрел мою щеку:
— Нет, все чисто.
— И все-таки... Можно, я воспользуюсь твоей ванной?
— Конечно.
Я вошла в ванную, включила свет и внимательно разглядела обе свои щеки. Ничего. Но почему у меня еще осталось ощущение щекочущей мои щеки кисти?
Чтобы избавиться от этого ощущения, я пустила воду в раковине и принялась умываться. Умылась, потянулась за полотенцем и, мельком взглянув на себя в зеркало, ахнула.
На моих мокрых от воды щеках сверкали золотом два искусно начертанных иероглифа: «крепость» и «защита». Не знаю, сколько времени я простояла перед зеркалом, рассматривая чудесные иероглифы и понимая, что встреча с кузеном не была по-настоящему сном. На лице высыхала вода, и я заметила, что иероглифы тускнеют, становясь прозрачными и незаметными. Когда лицо высохло окончательно, никаких иероглифов на моих щеках видно не было. Но едва я плеснула в лицо водой, как они проступили снова. Чудеса, да и только! Чудеса от моего милого кузена Го...
— Нила, ты уже закончила? — раздался голос Марка. — Тебе сварить кофе?
— Нет, я буду чай! — крикнула я, торопливо вытирая лицо полотенцем. Ни к чему сердцееду Марку видеть эти иероглифы на моих щеках. Ему этого не понять.
Когда я вышла на кухню, Марк уже приготовил кофе и чай. И — о чудо из чудес! — он сменил одежду. Сегодня вольный художник выглядел прямо-таки парадно: костюм-тройка, жемчужно-серая рубашка, галстук в строгую узенькую полоску. Дипломатический корпус, да и только. Я в своем свитере и джинсах смотрелась совсем непрезентабельно.
— Какие у тебя планы на сегодня, Нила? — спросил Марк.
— Разумеется, ехать в «Кардиосферу», проверять вчерашний звонок от доброжелателя. Я должна знать, жива или нет моя подруга. Должна знать, как все произошло. И кроме того, высказать доктору Саблиной все, что я думаю о врачебной этике.
— Что ж, планы солидные. Ты не против, если я буду тебя сопровождать?
— Не против. Марк, не смотри на меня букой. За исключением некоторых моментов ты хороший человек, и с тобой можно иметь дело. Пожалуй, я смогла бы даже тебе довериться. В некоторых вопросах.
— Это мне льстит, — сказал Марк.
И мы отправились проторенной тропой в клинику «Кардиосфера».
В холле дежурила уже другая медсестра — постарше и ликом помрачнее. Вчерашнего небесного создания с хрустальным голоском и помину не было.
— Могу я видеть доктора Саблину? — бросаясь с места в карьер, спросила я у мрачной леди в медицинском облачении.
— А по какому вопросу? — помрачнела та еще больше.
— По личному, — встрял Марк. Видимо, он полагал, что его костюм, галстук и шарм свежевыбритого мужчины растопят сердце даже такой горгульи.
Подействовало. Горгулья смешалась и бросила затравленный взгляд на монитор компьютера:
— Доктор Саблина сейчас на обходе...
— Ничего, мы подождем. Ведь ее кабинет, кажется, на пятом этаже? — рассиялся улыбкой Марк.
— Да, но у нас так не положено.
— А это ничего, — сказал Марк, продолжая сиять улыбкой. — Для нас вам придется сделать исключение. Если вы хотите, чтобы клиника с красивым названием «Кардиосфера» и дальше продолжала свое безбедное существование.
И Марк (вот артист!) достал из кармана некое удостоверение в красной корочке и выразительно помахал им перед носом горгульи. Та спала с лица и сказала:
— Пройдите к лифту, пожалуйста. В лифте я спросила Марка:
— Это что за волшебная красная книжечка? Ты что, помимо того что вольный художник, еще и являешься сотрудником правоохранительных органов? Какой ужас!
Марк продемонстрировал мне книжечку. Это было удостоверение местного Союза художников.
— Марк, иногда мне нравится, как ты действуешь, — задумчиво проговорила я.
— Мерси, — надменно ответил Марк.
Мы снова оказались на пятом этаже. Тишина, дезинфекция, медицинская благодать. Только в этой благодати почему-то не смогли спасти мою подругу. Или все-таки сумели?
И кто был тот доброжелатель, что позвонил вчера вечером и сообщил о смерти Сони?
Я стояла, растерянно оглядываясь.
— Марк, здесь никого нет, — прошептала я, и собственный шепот показался мне громче, чем крик.
— Может быть, это и хорошо? — тоже прошептал Марк. — Как ты думаешь, в какой из этих палат лежала Соня?
Мы шли полутемным коридором с рядами бесконечно уходящих вдаль одинаковых белых дверей.
И тут я замерла. Потому что перед дверью одной из палат стояли две ярко-алые собачки-фу с золотыми разинутыми пастями.
— Марк, — прошептала я, — они все-таки выполнили мою просьбу! Смотри!
— И что? — возразил Марк. — Думаешь, какие-го игрушки оживят твою подругу? Сони давно нет здесь, Соня в морге.
— Нет, — сказала я и толкнула дверь.
Она легко подалась, и взору моему предстала небольшая уютная палата с единственной кроватью. Все было светлым, каким-то ирреальным, так что я не сразу увидела, что на кровати кто-то лежит. А когда увидела...
Это была Соня. Моя дорогая подруга собственной персоной.
И вовсе она была не мертва. Она лежала и спала, а кардиомонитор отмечал ровный стук ее сердца. Игла от капельницы с каким-то лекарством уходила в вену Сониной руки, и это еще сильнее убедило меня в том, что Соня жива — мертвым капельниц не ставят.
А еще...
На тумбочке рядом с Сониной кроватью стояли три звездных старца, три куклы-божества, и таинственно улыбались чему-то. И черная с позолотой черепаха была тут же. И хрустальная пирамидка.
Соня дышала, тихо-тихо, и мне этот звук дыхания показался райской музыкой. Значит, меня обманул телефонный звонок и Соня жива!..
— Что вы тут делаете?!
На этот грозный шепот мы с Марком обернулись, как два застигнутых врасплох гангстера. И взгляды, и выражения лиц у нас были, соответственно, совершенно гангстерские. Эх, нам бы в вестернах сниматься. Или в триллерах...
Я отбросила прочь дурацкие мысли, потому что перед нами стояла доктор Саблина и никто иной.
— Я прошу вас выйти из реанимационной палаты, — шепотом отчеканила Саблина. — Иначе я вызову охрану.
Мы выйти-то вышли, но гангстерское выражение лиц сохраняли.
— Зовите охрану, зовите, — сказала я. — Только сначала объясните мне, почему вчера моя подруга оказалась в состоянии клинической смерти! И почему вы мне об этом не сказали?!
— Откуда вы знаете? — побледнела Саблина. И тут же, настойчиво: — Пройдемте ко мне в кабинет. Нам нужно объясниться.
Мы проследовали за Саблиной в ее кабинет. Сели в уютные кресла и смотрели на несчастную докторшу весьма неласковыми глазами.
— Итак, — сказала я. — Слушаем вас.
— Вы должны понять, — заговорила доктор Саблина. — Мы сделали все возможное. Операция прошла успешно, и мы уже не переживали за состояние здоровья Софьи Вязовой, но вчера, буквально перед вашим приходом, случилось неожиданное. Пациентка впала в состояние клинической смерти. Мы ничего не могли с этим сделать. Когда вы разговаривали со мной в кабинете, Софья Вязова уже была мертва три с половиной часа.
— Но вы решили это скрыть, чтобы я продолжала выкладывать солидные суммы за ее как бы лечение, да? — спросила я.
— Нет, нет, дело совсем не в деньгах! — воскликнула доктор Саблина. — Все дело в репутации.
— То есть?
— Софью Вязову оперировал доктор Гостьин. Он талантливый врач, но молодой, еще не наработал достаточно опыта... Поэтому он очень переживал за исход операции. Мы даже отправили его в незапланированный отпуск. Понимаете, мы не были уверены, что операция на самом деле прошла успешно, что не будет... негативных последствий.