— Надеюсь, вы сознаете, что обладаете даром расследования, не так ли? — спросила она.
Я вцепился в поручень. Странно, почему ей в голову пришло льстить мне?
И тут до меня дошло:
— Вы знаете, кто убил Чена…
— Да, — призналась она, но тут же нахмурилась: — Нет. То есть, может, и да. Смерть посчитали случайной. Его раздавило, когда тест на гравитацию не сработал. У Чена была просто страсть вторгаться в районы испытаний. Он любил одиночество, и его не раз ловили там, где ему быть не полагалось. Но пострадал он впервые.
— Мне казалось, вы говорили, что он погиб.
— Вы понимаете, о чем я, — отмахнулась она. — Но вряд ли кто-то считал, что он нечаянно забрел туда. Вот не уверена, додумался ли кто-то до той версии, что гравитация была повышена намеренно.
— Если не считать вас, — догадался я.
Ее улыбка стала еще шире.
— Мне требовалось подтверждение.
— Потому что вы уже знали: привлечь кого-то к ответственности будет невозможно.
Она кивнула и на этот раз заколыхалась от резкого движения, как шлюпка в бушующем море.
— Одно дело расследовать преступления, и совсем другое — привлечь к ответственности преступников.
Мне казалось, что эту фразу только что произнес я. Но ничего не сказал ей. Не осмелился.
— Мне требовалось смоделировать ситуацию, — пояснила она. — Показать руководству, что хотя наши следователи способны сделать все при наличии времени и ресурсов, все же необходима поддержка с Земли. А лунные колонии не имеют этой поддержки. Я даже представить не могу, что будет твориться на фронтире, если первые поселенцы отправятся на Марс.
Не то чтобы среди этих поселенцев можем оказаться мы. Нам предстоит только наблюдать за ними со стороны. А потом будем иметь дело с самыми мрачными сторонами их душ.
— Так это все было имитацией, — протянул я. — Приказы, которые я отдавал роботам, все, что видел. Вы устроили декорацию, чтобы было с чем идти к важным шишкам.
Ее улыбка померкла.
— Положим, имитацией было не все, — вздохнула она. — Чен Проктор мертв. И на кучу вопросов по поводу его смерти мы никогда не найдем ответа.
— Я мог бы заняться расследованием, — выпалил я, не успев сообразить, что делаю. Но мне хотелось немного загладить тот вред, который я успел нанести своим резким тоном.
— Парень умер два года назад.
А вот этим объясняется, почему меня снабдили самым нехитрым оборудованием.
— Два года, — повторил я. — Полагаю, самого тела давно не существует.
— На Луне не хоронят мертвых, — сказала она. — Кремация более эффективна.
— И никто не раздобыл необходимой информации.
— А кому это нужно? — усмехнулась она.
— Так кто же пытался нанять нас? Это, случайно, не «Проктор Майнинг»?
Райя не ответила. Возможно, не могла. Потенциальным нанимателем мог оказаться любой конкурент «Проктор Майнинг». Или один из правительственных чиновников, сторонник объединения из партии, желавшей централизованного управления Луной.
— Мне нужен ваш полный отчет, — объявила она. — И полный список того, что нам необходимо сделать для успешных поисков убийцы мальчика — если убийца действительно существовал.
— Даже если убийца — один из родителей, — обронил я.
— Да.
Я глубоко вздохнул. Меня не вышлют. Не понизят в должности. Я сделал работу, которую от меня требовали. Прошел чертово испытание, даже не осознав, в чем оно заключается.
— Значит, жизненно необходимо составить программу действий нашего отдела на расстоянии на основе этого расследования, — заключил я.
— Я бы так не сказала, — поморщилась Райя.
— Потому что, — разошелся я, — если бы вы это сказали, значит, должны были бы мне компенсацию. Я бы продвинулся из следователей в руководители.
Райя нервно зацепила пальцем плавающее ожерелье.
— Вы однажды утверждали, что не хотите руководить.
Я рисковал целый день, поэтому решил снова попробовать.
— Если собираетесь использовать меня в качестве руководителя, придется выдать компенсацию как руководителю.
— Без официальной должности? Ни в коем случае.
— Не нужна мне официальная должность. И я сделаю всю работу, если мне гарантируют пожизненную крышу над головой, повышение пособия на еду и такое же медицинское обслуживание, как у старожилов.
— Вы слишком много хотите, — возразила она.
— Не забудьте, я разрабатываю новую дистанционную программу для вас.
— Пока что вы только предложили.
— И все же.
— А если дать вам больше свободного времени?
Я покачал головой и почувствовал, как качнулось мое тело. Пришлось крепче сжать поручень.
— Пожизненная крыша над головой, питание поприличнее и медицинское обслуживание на уровне старожилов. Не больше и не меньше.
Она поморщилась. Я снова почувствовал, как нарастает напряжение. Но тут Райя протянула руку:
— Заметано.
Я с облегченным вздохом пожал ей руку.
— Прекрасно. Как только подпишем контракт, я представлю вам отчет.
— Вот уж не думала, что вы так здорово умеете торговаться.
Я и не умею, разве что когда на карте стоит чья-то жизнь. На этот раз жизнь была моей. Но с такими гарантиями можно не сдерживать себя. Я спокойно смогу высказываться в процессе своих расследований. И больше не нужно беспокоиться каждый раз, когда говорю правду.
И отныне мне не придется тревожиться насчет ссылки на Землю. Я останусь здесь, пока не перестанет биться сердце.
Я могу делать все, не боясь лишиться этого великого приключения. Жить полной жизнью, вместо того чтобы ждать смерти. Плавать в невесомости, вместо того чтобы сидеть в крохотной, пропахшей мочой комнатушке и корчиться под гнетом безжалостного мира и отсутствия будущего.
— Иногда, — сказал я вслух, — приходится упорно торговаться. Это единственный способ добиться цели и получить все, чего желаешь.
— А вы хотите остаться здесь, — заключила Райя.
— Да, — признал я.
— Думаю, об этом не стоит волноваться, — улыбнулась она.
Больше никогда, подумал я с таким облегчением, какого мне до этого не доводилось испытывать. Больше никогда.
+ + +
ШЕСТНАДЦАТОЕ ИЮНЯ У АННЫРассказ
Kristine Kathryn Rusch. June Sixteenth at Anna’s. 2003.
«Шестнадцатое июня у Анны. Для знатока разговорного языка это выражение означает самый кардинальный день в истории развлечений. Случилось это в начале двадцать первого века. Не известно, почему из тысяч других записанных и каталогизированных разговоров были выбраны именно эти.
Предположений существует множество. Кое-кто говорит, что в тот день было отмечено необычайное разнообразие разговорных типажей. Другие утверждают, что этот день можно сравнить с джазовыми импровизациями и экспромтами — пункты и контрапункты по своей красоте выше самих слов. Третьи же выдвигают гипотезу, что наличие свободного стула у стены позволяет гостю присоединяться к разговору, не ощущая при этом, что он вторгается на чужую территорию…»
Заметки на полях специального шестичасового выпуска
«Шестнадцатого июня у Анны»
Вечером после похорон жены Мак поставил стул перед тем самым книжным шкафом, который он сделал для Леты более сорока лет назад, и зажег лампочку, закрепленную на верхней полке. На полках стояли по две копии всех когда-либо выходивших изданий «Шестнадцатого июня у Анны» (одна копия для чтения, вторая нераспечатанная). Все они словно подмигивали Маку.
Кроме них вразброс стояли другие книги, электронные переплеты, ОУО, вышедшие из моды мини-компьютеры — все они сохранили память о Лете и о том дне ее жизни, который она считала самым важным.
Запах сирени, перезвон золотых браслетов, и вот в поле зрения Мака попала женская рука с кольцами, она протянулась к выключателю и погасила свет.
— Не мучай себя, папа, — сказала его дочь Шери. Лет ей было больше, чем шкафу, лицо с возрастом стало мягким, как у матери. Еще один перезвон браслетов, и включилась настольная лампа, а Шери села на диван напротив отца. Подростком она любила прыгать на этом диване, а отцу казалось, что все это происходило всего лишь несколько недель назад. — Мама бы не одобрила.
Мак сцепил пальцы, упер локти в колени и уставился в пол, чтобы дочь не заметила, как в его глазах блеснул злобный огонек. Лета больше уже ничего не одобрит. Она умерла, а он остался один, и из этого самодельного книжного шкафа на него потоком обрушились воспоминания.
— Со мной все будет в порядке, — сказал он.
— Я немного боюсь оставлять тебя тут, — призналась Шери. — Почему бы тебе не поехать со мной? Поживешь несколько дней у меня. Я буду кормить тебя обедами, а спать станешь в комнате для гостей. Будешь ходить в парк, мы сможем поговорить.
Он уже разговаривал с Шери, с ее будущим вторым мужем, с почти взрослым сыном, со всеми сестрами, кузинами и друзьями Леты — одному богу известно, сколько у них было друзей. И еще с репортерами. Даже удивительно, что смерть одной женщины и довольно-таки непримечательная жизнь ее привлекли столько репортеров.
— Я хочу спать в своей постели, — ответил он.
— Замечательно. — Шери встала, словно не слышала его слов. — Когда наступит пора возвращаться домой, вызовем тебе такси. Папа…
— Шери. — Он взглянул на дочь. У нее тоже от слез распухли глаза, волосы немного растрепаны. — Я не перестану скучать по ней из-за того, что перееду жить к тебе. Траур по человеку не заканчивается сразу после похорон.
Нос у Шери покраснел, с ней всегда такое происходило, когда она считала себя обиженной.
— Мне просто показалось, что так будет лучше.
Лучше кому, девочка? Но он не стал ничего говорить, просто повторил:
— Со мной все будет в порядке.
«Путешествование во времени развивалось медленно. Но один успех закреплял другой, и постепенно в начале тридцатых годов ученые заявили, что к концу десятилетия люди спокойно смогут навещать сами себя в прошлом.