Какая-то мысль мерцала в глубине ее глаз. Она стояла совсем тихо, все еще вцепившись в Моргона, и не произносила ни слова. Он чувствовал себя так, словно оборачивался перед ней чем-то древним, как сам мир, вокруг чего, словно бесценные, позабытые сокровища, скопились загадки и предания, все цвета ночи и зари. Тут ему вдруг захотелось проникнуть в ее мысли, чтобы выяснить, что в ее суровом и смятенном прошлом побуждает ее так на него смотреть. Но она выпустила его и сказала:
— Возьми у моей земли и у меня все, что тебе нужно.
Он стоял на месте, следя, как она удаляется, держа под локоть Ирта. Явились слуги и вывели его из задумчивости. Пока они разводили огонь и ставили подогреваться воду и вино, он негромко сказал Рэдерле:
— Оставлю тебя здесь. Не знаю, как надолго я исчезну. Ни один из нас не будет в полной безопасности, но здесь хотя бы Ифф с Иртом. Притом Ирт… Ирт не желает моей смерти. Уж это-то я понял.
Лицо Рэдерле выразило нескрываемую тревогу.
— Моргон, ты попал под его чары, когда вы летели. Я это почувствовала.
— Знаю. — Он прижал ее руку к своей груди. — Знаю. — Он не мог выдержать ее взгляд и отвернулся. — Он подстрекает меня забираться все дальше. Я же говорил: если бы я с ним играл, то проиграл бы.
— Возможно.
— Позаботься о Моргол. Я не знаю, что принес в ее дом.
— Он ее пальцем не тронет.
— Он лгал ей и однажды уже предал ее. Одного раза достаточно. Если я тебе понадоблюсь, спроси Моргол, где я. Она будет знать.
— Хорошо. Моргон…
— Что?
— Не знаю, — ответила Рэдерле, как уже было несколько раз за последние дни. — Я только вспоминаю иногда слова Ирта о том, что огонь и ночь — совсем простые вещи, если ясно их видишь. И все думаю, что ты не знаешь, кто такой Ирт, потому что не видишь его, а видишь только темные воспоминания…
— Во имя Хела, что я, по-твоему, должен увидеть? Он больше, чем арфист, больше, чем волшебник. Рэдерле, я пытаюсь увидеть. Я…
Она прикрыла его рот ладонью, так как на них стали оборачиваться слуги.
— Знаю. — Внезапно она крепко стиснула его, и он почувствовал, что дрожит. — Я не хотела тебя расстроить… Но… Успокойся и выслушай. Я пытаюсь думать. Нельзя постичь огонь, пока не позабудешь о себе и сам не станешь огнем. Ты научился видеть в темноте, когда стал великой горой, в сердце которой была тьма. Так, может быть, единственное, что даст тебе понять арфиста, — это позволить ему настолько вовлечь тебя в его власть, чтобы ты стал частью его сердца и начал видеть мир его глазами.
— Как бы я при этом не сокрушил Обитаемый Мир.
— Это вполне возможно. Но если он так опасен, как ты можешь бороться с ним, при этом еще и не понимая его? А вдруг он и не опасен вовсе?
— Если он не…
Моргон осекся. Ему показалось, что мир вокруг него странным образом смещается — весь Херун, все горные королевства, южные земли — и все это становится на место под взглядом сокола. Он увидел тень птицы, вовлекающей Обитаемый Мир в свой мощный, бесшумный полет, и ощутил, как эта тень падает на его спину. Видение длилось долю секунды, затем тень стала лишь смутным воспоминанием, и пальцы Моргона сами собой сжались в кулаки.
— Он опасен, — прошептал Моргон. — И всегда был опасен, с самого начала… Но почему я так привязан к нему?
В тот вечер он покинул Город Кругов и провел бессчетные дни и ночи, скрывшись от всех и едва ли не от себя самого, — скрылся в землезаконе Херуна.
Он беспрепятственно вплывал в туманы, просачивался в тихие гибельные болота, чувствовал, как утренний иней серебрит его лицо, проносящееся над кустами, тростниками и болотными травами. Он кричал одиноким криком болотной выпи и взирал на звезды из равнодушных каменных глыб. Он бродил по низким холмам, устанавливал мысленные связи со скалами, деревьями, ручьями, разыскивал обильные залежи железа, меди и самоцветных камней, таившиеся в глубине холмов. Его мысли, словно тончайшие нити, вплетались в обширную паутину над задремавшими полями и сонными, окутанными туманами пастбищами, связывая его со стерней, отмершими корнями, замерзшими бороздами и спутанными травами, которые щипали овцы. Доброта этой земли напоминала о Хеде, но обитала в ней и темная, беспокойная сила, которая порой возносилась в образах скалистых вершин и одиноких каменных глыб.
Исследуя эту силу, он подплыл очень близко к душе Моргол и чувствовал, что бдительность и осведомленность правительницы подтверждены необходимостью, ибо она унаследовала землю, весьма опасную для всех, кто ее заселил. Тайна была в этих чудных камнях и богатствах, спрятанных глубоко под землей. Когда Моргон глубоко погрузился в здешний закон, разум его стал почти безмятежным, подвластным требованиям предельной ясности осознания и видения. Наконец, когда он начал видеть все так, как видела правительница Херуна, проникая в вещи и за них, он вернулся в Город Кругов.
Моргон пришел, как и ушел, — бесшумно, точно клок тумана, выплывший из холодной и тихой херунской ночи. Когда он снова принимал свой естественный облик, то следовал за голосом Моргол и очутился среди отсветов пламени в ее небольшом нарядном зале. Через легкую мысленную связь он беседовал с Иртом, по-прежнему ощущая спокойствие его мыслей. Он не предпринял усилий, чтобы разорвать звено, связывающее его с Моргол, и дышал ее внутренним миром. Лира сидела рядом с матерью; Рэдерле придвинулась поближе к огню. Они только что закончили ужин, и на столе остались только бутылки и кубки с вином.
Рэдерле повернула голову и увидела Моргона; улыбнулась чему-то в его глазах и не стала тревожить расспросами. Тогда его вниманием завладела Лира. Она была одета для ужина — в легкое, струящееся, огненного цвета платье; заплетенные в косу волосы лежали под тонкой золотистой сеточкой. Лицо девушки утратило привычную гордую уверенность; глаза казались старше и печальней, их не покидала память о том, как стражи, которых она вела, погибли в Лунголде. Она сказала что-то, но Моргон не расслышал, и Моргол кратко ответила Лире:
— Нет.
— Я отправляюсь в Имрис. — Ее темные глаза упрямо смотрели в лицо матери, но говорила она спокойно. — Если не со стражами, то вместе с тобой.
— Нет.
— Мама, я больше не в страже. Я покинула ее, когда вернулась домой из Лунголда, и ты не вправе ожидать, что я стану повиноваться тебе не рассуждая. В Имрисе идут ужасные бои — почище, чем тот, в Лунголде. И я собираюсь…
— Ты моя земленаследница, — напомнила Моргол.
Ее лицо по-прежнему было спокойным, но Моргону передался страх, передались неумолимость и холод, подобный холоду херунских туманов, передались истинные чувства, охватившие Моргол при этой короткой беседе.
— Я беру всю стражу из Херуна на Равнину Ветров, — продолжила Моргол. — Вести их будет Гох. Ты говорила, что никогда больше не притронешься к копью, и я была благодарна тебе за это решение. Совсем не нужно, чтобы ты билась в Имрисе, и крайне нужно, чтобы ты осталась здесь.
— Не понимаю, почему ты вообще туда идешь, — напрямик сказала Лира, — но если тебе суждено погибнуть, я хочу быть рядом с тобой.
— Лира…
— Мама, таково мое решение. Повиноваться тебе больше не дело чести. Я сделаю все по-своему, а мне угодно ехать туда с тобой.
Пальцы Моргол небрежно заскользили по поверхности тяжелого кубка.
— Что же, — заметила она с неожиданным спокойствием. — Раз нет чести в твоих действиях, не будет и в моих. Ты останешься здесь. Не мытьем, так катаньем.
Веки Лиры затрепетали.
— Мама, — неуверенно возразила она, но Моргол прервала ее:
— Я, помимо прочего, Моргол. Херун в немалой опасности. И если падет Имрис, ты должна быть здесь, чтобы защитить его чем и как сможешь. Если мы вместе найдем свой конец в Имрисе, это будет страшным бедствием для Херуна.
— Но почему идешь туда ты?
— Потому что идет Хар, — мягко ответила Моргол. — И Данан. И Мэтом. Землеправители Обитаемого Мира, вынужденные биться в Имрисе за спасение Обитаемого Мира.
Или даже есть какая-то более веская причина. Целая головоломка из загадок лежит в сердце нашей земли. И я хочу увидеть, как она будет разгадана. Даже ценой жизни. Мне нужны отгадки.
Лира молчала. Лица — ее и Моргол — в мягком свете были почти неотличимы — утонченные, четко очерченные, прекрасные. Но золотые глаза Моргол скрывали ее мысли, глаза же дочери были открыты каждой вспышке огня и любой боли.
— Арфист мертв, — прошептала она. — Если это та разгадка, которую ты ищешь.
Моргол опустила глаза. Миг спустя она пошевелилась и быстро потянулась, чтобы коснуться щеки дочери.
— В мире куда больше неразрешенных вопросов, чем этот, — тихо сказала она. — И почти все они куда важнее.
Брови на ее лице сошлись, словно от внезапной необъяснимой боли.
— Загадки без разгадок могут оказаться поистине ужасны, — добавила она миг спустя, — но с некоторыми из них можно жить. Другие же… Ирт считает: то, что совершит на Равнине Ветров Звездоносец, жизненно важно.
— И он считает, что тебе тоже нужно быть там? И если Равнина Ветров так важна, то где же сам Высший? Почему ему безразлична судьба Звездоносца и всего нашего мира?
— Не знаю. Может быть, Моргон и ответит на некоторые из этих вопросов…
Внезапно она подняла голову и увидела его, тихо стоявшего в тени, в то время как собственные его мысли были далеко.
Она улыбнулась и протянула руку в знак приветствия. Ирт чуть сдвинулся в сторону, видя, возможно, ее глазами, как Моргон неспешно подходит к столу. На миг Звездоносец увидел старого чародея как нечто сродни туманам и каменным кладбищам Херуна, которые его разум смог исследовать и постичь. Он сел, и тут лицо старого волшебника словно само стало исследовать его глаза. Моргон молча склонил голову перед Моргол.
— Ты нашел там то, что искал? — спросила она.
— Да. Столько, сколько смог вынести. Как долго я отсутствовал?
— Около двух недель.
— Две… Так долго. Были новости?
— Очень мало. Торговцы из Хлурле попросили все оружие, которое мы только можем отдать, чтобы везти его в Кэруэддин. Я наблюдала за туманом, движущимся на юг из Остерланда. И наконец сегодня поняла, что это такое.