— Тебе не уцелеть, — сказал он. Этот голос прозвучал в ее мозгу. Тут же она увидела неровный алый рубец у его горла. Он стал проклинать ее хриплым завывающим голосом, основательно и последовательно, с головы до ног, на языке, какого она отродясь не слыхала.
Лицо ее пылало, когда он закончил. Она покачала свой трофей над пламенем, подцепив его одним пальцем за глазницу, и строго сказала:
— Так нужен он тебе или нет? Или пусть горит в моем костре?
— Ты изведешь все свои запасы до зари, — сказал неумолимый голос. — И тогда я заберу его.
— Не видать тебе его. — Ее голос, окрашенный гневом, зазвучал с неколебимой уверенностью, которую она почти что чувствовала. — Поверь мне. Твои кости гниют в полях человека, который поклялся в верности Ану, и только ты помнишь, какие берцовые кости и шейные позвонки твои… Если ты получишь эту корону, она может придать тебе достоинство как воспоминание, но ты ее у меня не отберешь. Если я сама пожелаю, я отдам ее тебе. За разумную цену.
— Я ни с кем не торгуюсь. Я никому не подчиняюсь. И меньше всего — женщине, отродью королей Ана.
— Я отродье кое-кого похуже. Я отдам тебе твой череп только за одну цену. Если ты в ней откажешь, череп будет уничтожен. Мне нужно, чтобы короли сопровождали через Хел в Ануйн одного человека…
— В Ануйн! — Это название болезненно отдалось в ее собственном черепе, и она содрогнулась.
— Я никогда…
— Я прошу только один раз. Этот человек не здешний. Он Меняющий Обличья. Он движется через Ан, и жизнь его в опасности. Я желаю, чтобы он был укрыт и защищен. Его преследует величайший из волшебников Обитаемого Мира; он попытается остановить вас, но вы не подчинитесь ему. Если по пути в Ануйн чародей чем-либо повредит моему подопечному, твой коронованный череп пропал. — Она выждала и страстно добавила: — Все прочее, что вы совершите, проходя через Ан, — ваше дело до тех пор, пока он защищен. Я отдам тебе череп в доме королей Ана.
Он хранил молчание. Внезапно она заметила, что кругом стало очень тихо; умолкли даже псы Халларда Черной Зари. Она подумала: а живы ли они? А затем подумала ни с того ни с сего: а что скажет Дуак, когда увидит призраки хелских королей в своем доме? Голос Фарра проник в ее мысли.
— А потом?
— Потом?
— После того, как мы прибудем в Ануйн? Чего ты потребуешь, какие ограничения наложишь на нас в своем доме?
Она набрала побольше воздуху и почувствовала, что у нее нет храбрости еще чего-то требовать.
— Если он будет в безопасности, то никаких. Если вы обеспечите ему безопасность. Но его свита должна быть только из королей Хела, не нужно собирать войско мертвецов.
Наступило новое долгое молчание. Рэдерле подтянула к огню ветку и увидела по глазам Фарра, что он что-то прикидывает. Затем он вдруг спросил:
— Кто этот человек?
— Если ты не будешь знать его имени, никто не сможет получить его от тебя. Ты знаешь все образы Хела: деревья, зверей, землю; ты — от них, среди них — твои корни. Отыщи странника, наружность которого — от Ана, а сущность не имеет с Аном ничего общего.
— Если он не имеет с Аном ничего общего, что тебе в нем?
— А как ты думаешь? — устало спросила она. — Почему я сижу здесь одна в недоброй хелской ночи и торгуюсь с мертвым королем из-за его черепа?
— Потому что ты дура.
— Возможно. Но ведь и ты со мной торгуешься.
— Я не торгуюсь. Ан лишил меня короны, Ан вернет ее мне. Так или иначе. Я дам тебе ответ на заре. Если до того твой огонь погаснет, берегись. Я обойдусь с тобой столь же немилосердно, сколь со мной — Эн из Ана.
И он расположился, намереваясь ждать. Его лицо, злобное, с немигающим взглядом, поднималось из тьмы над полыхающими шарами. Ей вдруг захотелось крикнуть ему, что она не имеет никакого отношения к его распрям, к его гибели, что он мертв уже несколько веков и его месть ничего не значит в водовороте событий, бушующих за пределами Ана. Но сознание его жило только прошлым, и долгие столетия казались ему единственной ночью, минувшей над Хелом.
Рэдерле села перед огнем, задалась вопросом: а как намерен он поступить, когда займется заря: убьет ее или станет торговаться из-за нее с Дуаком, как она торговалась с ним из-за черепа. Дом Халларда Черной Зари, где, несмотря на поздний час, горели все окна, за двумя полями и за рекой, казался далеким, как сновидение. Она сокрушенно глядела на этот дом, а между тем в полях опять поднялся шум — на этот раз новый: холодный лязг оружия в ночной битве на Халлардовом коровьем пастбище. Почуяв беду, вновь хрипло и требовательно, как боевые рога, завыли псы. Глаза короля встретились с глазами Рэдерле над мнимым огнем: безжалостные, уверенные. Она перевела взгляд с Фарра на огонь и увидела в нем маленький ослепительный кружок: стеклянные бусины, основа наваждения, медленно трескались от жара.
Крики угасли в уголке ее разума. Она слышала пощелкивание сучьев, шипящую речь пламени. Открыв ладонь, она коснулась кончика огненного языка и сосредоточилась на его отражении у себя в мозгу. Он потянулся к образу, который она держала в уме, — и к ее руке. Она велела своим мыслям онеметь и вызвала из самых глубин своей души молчание, которое принялось медленно клубиться и собираться. Она позволила ему собираться долгое время, неподвижная, как вековые деревья вокруг, с рукой, приподнятой и развернутой к пламени, которое непрестанно следовало двенадцатигранному рисунку на ее ладони. Густая тень упала на ее разум, гася в нем огонь: иной разум, пронизывая ночь, втягивал в свой водоворот сведения о живых и мертвых Ана. Он пролетел, словно огромные черные крылья, заслонившие луну, и оставил Рэдерле в ночи, дрожащую и беззащитную. Она быстро сомкнула ладонь над маленьким огоньком и подняла взгляд, чтобы не упустить то, что мелькнет сейчас в глазах Фарра.
— Что это было? — Его голос врезался в ее мысли, словно иззубренный нож.
Неожиданно она соприкоснулась с его разумом и поняла, что он начинает ее бояться. Она сказала:
— Это то, от чего ты должен защитить Звез… Странника.
— От этого?
— От этого. — Миг спустя она добавила: — Он задует твой призрак, будто свечу, если поймет, что ты делаешь, и от тебя ничего не останется, кроме костей и памяти. Тебе и теперь все так же нужен твой череп?
— Нужен, — хмуро подтвердил он. — Здесь или в Ануйне, ведьма. Выбирай.
— Я не ведьма.
— Кто же ты тогда, если твои глаза полны огня?
Она призадумалась. Затем бесхитростно сказала:
— Я безымянная. — И нечто слишком горестное даже для самой скорби коснулось ее. Она опять оборотилась к огню, добавила сушняка и проследила за полетом каждой искры до точки ее исчезновения. Она снова собрала огонь, на этот раз — обеими руками, и медленно начала придавать ему форму.
Ей много раз мешали в ту бесконечную ночь: то пшеничными полями пробежал в ужасе, с ревом, похищенный Халлардов скот; то собрались вокруг ожидающего Фарра вооруженные воины, и в ее сознание ворвался его яростный вопль, когда они позволили себе насмехаться над ним; то вслед за этим завязалась схватка на мечах. Один раз она подняла голову и увидела верхом на коне только его кости, помутневшие от огня; в другой раз она увидела, что он держит свою голову, словно шлем, на сгибе локтя. Незадолго до рассвета, когда зашла луна, Рэдерле забыла о нем и обо всем на свете. Что она только не ваяла из пламени — цветы, которые раскрылись и вскоре растаяли, ослепительных птиц, которые взлетели с ее ладони. Она забыла даже собственный облик; ее руки, сновавшие то сквозь огонь, то вокруг, казались еще одной из его форм. Нечто неопределенное и неожиданное совершалось в ее душе. Проблески мощи, знания, неуловимые, как пламя костра, промелькнули перед ее внутренним взором, как будто она пробудила в своих воспоминаниях древнее наследие. Лица, тени, протянувшиеся за пределы ее понимания, возникали и пропадали во время этого движения на ощупь; загадочные растения, разговоры моря, раздававшиеся за пределами слуха. Нечто грозное, придя то ли из глубин моря, то ли из сердца мира, пробило брешь в ее сознании; она заглянула туда без страха, с любопытством, слишком погрузившаяся в свою работу, чтобы задаваться вопросом, чья это мрачная мысль. И даже в этой голой пустыне она развела огонек, подобный далекой звезде. И тогда почувствовала, ибо пустыня пришла в движение, что это — не бездна, а сумятица воспоминаний и могущества на грани определяемого. Новое знание побудило ее срочно прощупать хаос, царивший в Ане. Она расположилась на отдых внутри своего «я», как усталый путник. На Халлардовых полях лежали рассветные туманы. Пепельное утро повисло среди деревьев, и ни один голос его не приветствовал. О ее ночном костре напоминали только обуглившиеся сучья. Она шевельнулась, скованная и сонная, затем уголком глаз увидела руку, потянувшуюся к черепу.
Она тут же зажгла вокруг черепа мнимый огонь. Фарр отпрянул. Она подхватила череп и поднялась, лицом к призраку. Он прошептал:
— Ты сотворена из огня…
Она и впрямь чувствовала огонь в своих пальцах, в корнях волос, огонь бежал ручейками под ее кожей. Она произнесла надтреснутым от усталости голосом:
— Ты принял решение? Ты вовеки не найдешь здесь Эна. Его кости покоятся на Поле Королей близ Ануйна. Если ты в состоянии вынести путешествие, можешь свершить отмщение там.
— Ты предаешь своих родных?
— Так ты дашь мне ответ? — вскричала ока, уязвленная. А он молча боролся с собой. Она почувствовала, что он сдается, прежде чем он заговорил, и прошептала:
— Поклянись твоим именем. Поклянись короной королей Хела. Поклянись, что ни ты, ни кто-либо другой не коснется ни меня, ни этого черепа, пока ты не пересечешь порог моего дома.
— Клянусь.
— Что ты соберешь королей по пути через Хел, чтобы разыскать и защитить от всего живого и от всего мертвого Странника в чужом обличье, идущего в Ануйн.
— Клянусь.
— Что ты не обмолвишься никому, кроме королей Хела, в чем мне поклялся.
— Клянусь. Моим именем, именами королей Хела и этой короной.