— Для того чтобы их уломать, — усмехнулся Моргон, — потребуется небольшое состояние.
Дуак только пожал плечами.
— Мертвецы и так уже обошлись в изрядное состояние — сколько посевов и скотины погубили. Моргон, как ты справишься с ними у себя на острове?
— Они не захотят воевать со мной, — бесхитростно ответил он, а Дуак некоторое время молчал, устремив на Моргона свои ясные, цвета моря, глаза.
— Хотел бы я знать, кто ты, — медленно произнес он. — Человек с Хеда, который может управиться с мертвецами Ана… Звездоносец.
Моргон взглянул на него с любопытством и признательностью.
— Для меня было бы невыносимо слышать мое имя в этом зале, но ты — другое дело. — Он встал, обдумывая самое неотложное. — Дуак, мне нужно знать их имена. А не то я стану тратить день за днем, обшаривая мыслью каменные курганы, не ведая, кого поднимаю. Мне известно множество имен государей трех уделов, но я не знаком с мертвецами попроще.
— Я тоже, — вздохнул Дуак.
— А, знаю, где можно найти нужных тебе, — заговорила Рэдерле. — Там, где я в детстве едва ли не ночевала. В отцовской библиотеке.
Остаток дня и вечер они с Моргоном провели среди древних книг и пыльных пергаментов, Дуак же послал в порт за Бри Корбеттом. К полуночи Моргон уже основательно набил себе голову именами знатных воителей, их сыновей и неисчислимых родичей, сказаниями о любви, кровавых распрях и войнах за объединение страны, из которых сплеталась вся история Ана. Тогда он покинул дом, прошел в поля за королевским жилищем, где нашли последний приют многие павшие у стен Ануйна. И там он начал призывать их.
Он произносил имя за именем, добавляя обрывок сказания или песни, которые ему удавалось вспомнить, вслух и мысленно. Мертвые пробуждались, слыша свои имена, выходили из садов и лесов, из самой земли. Некоторые мчались верхом прямо на него — мчались с жуткими, неистовыми криками, и броня их доспехов холодно полыхала в свете луны поверх голых костей. Другие являлись молча, темные и угрюмые, и показывали ему страшные смертельные раны. Они пытались навязать ему бой, но Моргон раскрыл им свой разум и намекнул на свое могущество. Он осаживал всех, кто вызывал его, пока мертвецы не построились перед ним, заполнив целое поле; любопытство и благоговение вынудили их отвлечься от воспоминаний и заглянуть в неведомый мир, открывшийся перед ними.
Тогда он объяснил, что ему нужно. Он не ожидал, что они поймут Хед, но они поняли Моргона, его гнев и его отчаяние, поняли и его любовь к родной земле. И они принесли ему присягу, совершив обряд, древний, как сам Ан; их залежавшиеся в земле клинки вспыхивали под луной. Затем они медленно разбрелись в ночи и вернулись в землю, чтобы ждать, когда он призовет их снова.
И он опять стоял среди мирного поля, не сводя глаз с кого-то, неподвижного и темного — единственного не вернувшегося в свою могилу мертвеца. Он рассматривал неизвестного с любопытством, затем, видя, что тот не двигается с места, прикоснулся к его душе. И мысли его мгновенно наполнились живым землезаконом Ана.
Сердце его быстро заколотилось. Король Ана медленно зашагал к нему — высокий человек в длинном одеянии с капюшоном, точно Мастер или привидение. Когда он приблизился, Моргон смутно увидел в лунном свете его лицо — темные брови вразлет, усталые и горестные глаза, в которых, как и у Руда, проступало нечто отчаянно знакомое.
Король остановился перед Моргоном и принялся молча изучать его. Неожиданно он улыбнулся, и горечь в его глазах уступила место странному изумлению.
— Я видел тебя в своих снах, Звездоносец, — произнес он.
— Мэтом. — В горле князя Хеда пересохло. Он склонил голову перед королем, которого сам призвал сейчас в Ан. — Ты наверняка… Наверняка ты не можешь понять, что я делаю.
— Почему же. Ты очень хорошо все объяснил, когда обращался к войску, которое собрал. Ты так спокойно совершаешь самые поразительные вещи в моей стране.
— Я спросил разрешения Дуака.
— Дуак, вне сомнений, был благодарен тебе за подобное предложение. И ты собираешься плыть с ними на Хед? Я правильно расслышал?
— Я не… Я думал поскакать с Рэдерле в Кэйтнард и встретить корабли там, но, наверное, мне самому следует плыть с мертвецами. Живым на кораблях будет куда легче, если я останусь с ними.
— Ты берешь Рэдерле на Хед?
— Она не… Не желает слушать разумных доводов.
Король крякнул.
— У нее всегда были странные идеи. — Взгляд его проникал глубоко за слова Моргона, он был острым и любопытным, как у птицы.
— Что ты видел обо мне в своих снах? — спросил Моргон.
— Обрывки. Осколки. Мало того, что поможет тебе, и куда больше того, что полезно для меня. Давным-давно мне приснилось, что ты вышел из башни с короной в руке и тремя звездами на челе… Но имени не было. Я видел тебя с молодой красавицей и знал, что она — моя дочь, но я по-прежнему не знал, кто ты. Я видел… — Он покачал головой, словно отводя взгляд от некоего опасного, смущающего его видения.
— Что?
— Я не уверен.
— Мэтом… — Моргон внезапно почувствовал, что мерзнет в этой теплой летней ночи. — Будь осторожен. В твоем разуме есть вещи, которые могут стоить тебе жизни.
— Или моего землеправа? — Худая рука короля легла на плечо Моргона. — Возможно. Как раз поэтому я редко кому что-то объясняю. Войди в мой дом. Когда я опять появлюсь, будет небольшая буря, но если у тебя хватит терпения ее переждать, у нас найдется время побеседовать. — Он сделал шаг, но Моргон не двинулся. — Что еще?
Моргон откашлялся.
— Я должен тебе сказать кое-что, прежде чем я войду с тобой в твое жилище. Семь дней назад я вошел туда, чтобы убить арфиста.
Он услышал, как король сделал глубокий вдох.
— Дет приходил сюда?
— Я не убил его.
— Признаюсь, меня это не удивляет. — Голос Мэтома прозвучал глухо, точно из могилы. Он повлек Моргона вперед, к большому, залитому лунным светом дому. — Рассказывай.
Прежде чем они достигли порога зала, Моргон успел многое рассказать королю. Он обнаружил, что проговорился даже о последних семи днях, которые были так дороги для него, что он спрашивал себя — уж не привиделись ли они ему. Король почти все время молчал, только изредка бурчал что-то нечленораздельное.
Вступив во внутренний двор, они увидели коней, дрожащих и потных, которых охрана вела в стойла. Чепраки у них были пурпурными с синим — цветов королевской стражи. Мэтом тихо выругался.
— Не иначе как вернулся Руд. С пустыми руками, разъяренный, замученный призраками и немытый.
Они вступили в зал, где полыхали факелы, и Руд, обмякший перед кубком вина, воззрился на отца. Дуак и Рэдерле сидели рядом и сразу же повернули головы, но Руд первым вскочил на ноги и вскричал, перекрыв их голоса:
— Где тебя носило, во имя Хела?!
— Не ори на меня, — раздраженно ответил король. — Если у тебя только и хватает ума, чтобы разъезжать в подобном хаосе, ища арфиста, мне тебя не жаль. — Он посмотрел на Дуака, когда Руд с открытым ртом рухнул обратно в кресло.
Дуак холодно глядел на короля, но отменно управлял своим голосом.
— Что привело тебя домой? Ты сваливаешься с неба, словно колдовское заклятье. Уж, верно, не для того, чтобы сокрушаться над развалинами, в которые ты обратил мое землеправление.
— Нет, — невозмутимо подтвердил Мэтом и налил себе вина. — Вы с Рудом очень хорошо справились без меня.
— С чем мы очень хорошо без тебя справились? — процедил сквозь зубы Руд. — Ты понимаешь, что мы на грани войны?
— Да. И Ан вооружился для нее в примечательно короткий срок. Даже ты менее чем за три месяца превратился из книгочея в воина.
Руд шумно втянул носом воздух, собираясь ответить. Дуак стиснул его запястье, призывая к молчанию.
— Война. — Лицо его стало бесцветным. — С кем?
— А кто еще вооружился?
— Имрис? — И Дуак с недоверием повторил: — Имрис?
Мэтом отхлебнул вина. Лицо его теперь выглядело старше, чем под луной, оно было хмурым и утомленным долгими странствиями. Он сел рядом с Рэдерле.
— Я видел войну в Имрисе, — негромко сказал он. — Мятежники удерживали половину прибрежных земель. Это непонятная, кровавая и безжалостная война, и очень скоро она лишит сил Хьюриу Имриса. Ему не удержать ее в пределах своих границ, если те, с кем он воюет, решат расширить область военных действий. Я это и раньше подозревал, но даже я не мог бы призвать три удела к оружию без повода. А дать повод могло бы внезапное нападение.
— Ты сделал это умышленно? — ахнул Дуак. — Ты покинул нас для того, чтобы мы вооружились?
— Это была крайняя мера, — признал Мэтом, — но она оказалась действенной.
Он снова бросил взгляд на Руда, когда тот подавленно произнес:
— Где ты был? И собираешься ли хоть немного пожить дома?
— Я был и тут и там, везде, куда влекло меня любопытство. И все же, думаю, теперь я останусь дома. Если вы постараетесь на меня не кричать.
— Если бы от тебя не отскакивало все, как от стенки горох, я бы и не кричал вовсе.
Мэтом поглядел на него с сомнением.
— Тебе недостает даже нехитрой смышлености воителя. Что ты, собственно, намеревался делать с арфистом, попадись он тебе?
Воцарилось недолгое молчание. Нарушил его Дуак, который, не мудрствуя, сказал:
— Я бы в конечном счете послал его в Кэйтнард на корабле с вооруженными воинами и предоставил Мастерам вершить над ним суд.
— Кэйтнардское училище — это все-таки не верховный суд.
Дуак возразил ему с редкостным самообладанием:
— Тогда скажи мне сам. Что бы ты сделал? Если бы ты оказался здесь, на моем месте, и видел, как Моргон… Как Моргон был вынужден сам вершить суд над человеком, не подвластным ни одному закону в Обитаемом Мире, который предал в этом мире всех и каждого, что бы ты тогда стал делать?
— Поступил бы как должно, — тихо ответил Мэтом. Моргон смотрел на него, ожидая пояснений. И видел в темных, усталых глазах отдаленную и загадочную муку. — Он арфист Высшего. Я бы предоставил Высшему судить его.