— Прощайте, мои брови, — вздохнул Хэнк.
— Готово, — резко сказал Питер. — Но больше я не сниму с него ни кусочка пластыря. Уж лучше пусть ты меня убьешь, чем он.
— Правда? — спросила Джин голосом, в котором не прозвучало ни капельки свойственной ему мелодичности.
— Правда, — сказал Питер, сердито глядя ей в глаза. — А ты перестань ухмыляться, мерзкая тварь! — взорвался он, снова посмотрев на Хэнка. — Джин, ради Бога, приди в себя! Неужели ты не понимаешь, что этот негодяй уже убил сегодня пятерых твоих друзей?
— Что? — удивился Хэнк, переводя взгляд с Питера на неподвижную фигурку Джин. — Знаешь ли, довольно нелепо обвинять человека в убийстве, когда ты сам его чуть не убил.
— Ты…
— Помолчи, Питер, — оборвала его Джин. — Хэнк, ты уверен, что все, что произошло сегодня вечером, — дело рук Питера?
— Да. Я не знаю, как он все это сделал, но я только что понял, как он убил доктора Рида.
— Довольно, — сказала Джин. — Что ты на это скажешь, Питер?
— Разумеется, все эти убийства совершил Хэнк. Это дошло до меня примерно в то время, когда был застрелен доктор Рид. Мы этого не понимали, потому что были слепыми дураками. Именно поэтому я не хотел идти в патио на поиски мифического хозяина. Именно поэтому я настаивал на том, чтобы Хэнк пошел сюда для перевязки головы. Я не слышал, как Маргарет говорила о том, что в ванной комнате есть липкий пластырь, и хотел разорвать простыню, чтобы связать его, но когда ты упомянула о пластыре, я подумал, насколько лучше он подойдет для этой цели, чем что-нибудь другое.
— Ты можешь все это доказать?
— Не все, но я могу сказать достаточно, чтобы убедить тебя в том, что виновником не мог быть никто, кроме Хэнка.
— Ну, хорошо. Хэнк, ты сейчас пока не опасен. Питер, я собираюсь стоять около тебя с рапирой наготове, и если ни один из вас не докажет мне, что все сегодняшние ужасы задумал и осуществил другой, я буду стоять здесь до тех пор, пока не очнется прислуга или кто-нибудь не прорвется сюда с улицы. Хэнк, докажи мне, что все это — дело рук Питера.
— Джин, по-моему, он сумасшедший. Весь вечер я никак не мог понять, кто же творит весь этот кошмар. Не могла понять этого и ты да и все остальные тоже, потому что мы пытались судить об этой безумной твари по себе.
Питер и Джин внимательно слушали его. На лице Питера было написано безграничное презрение. Джин не отводила своих холодных глаз от Питера. Хэнк продолжал:
— Мы пытались выяснить, что же могло подтолкнуть одного из нас к таким ужасным вещам и каким образом все это можно было совершить. Мы и представить себе не могли, что никто из нас, кроме него, не в состоянии совершить ничего подобного. Ведь известно же, что сумасшедшие отличаются особой изобретательностью. Вот почему для нас все это оставалось непонятным. Кажется, я могу сказать, каким образом он изобразил этот голос. Какая-нибудь внешне безобидная штуковина в гостиной, замаскированная под украшение интерьера, служила микрофоном, который он время от времени включал и начинал в него шептать. Радиоприемник усиливал его голос. Вот почему он звучал так неестественно. Возможно, в комнате была целая дюжина таких замаскированных микрофонов, так что он мог говорить, находясь в любом углу. Звук гонга он изображал, слегка ударяя по микрофону стальной пластинкой, а то и просто ногтем. Напомню, что он объяснил причину всех сегодняшних смертей, кроме смерти доктора Рида. Он просто не мог найти подходящего объяснения. Он хотел, чтобы мы подумали, что доктор Рид был убит кем-то, кто находился за пределами комнаты. Мы подошли к окну и решили, что хозяин, по-видимому, прячется в патио. Испугавшись, что там, за окнами, скрывается некая таинственная личность, я пришел сюда и, как последний глупец, угодил прямо в ловушку, приготовленную Питером. Если бы ты сейчас не вошла сюда, не исключено, что меня бы уже не было в живых. Я ни в чем не подозревал Питера до тех пор, пока он не залепил мне глаза этим чертовым пластырем. Тогда-то, разумеется, я понял, что он хочет попытаться убить меня, и вдруг догадался, каким образом Питер убил доктора Рида.
— И каким же образом? — спросила Джин.
Хотя она изо всех сил старалась сохранять хладнокровие, в голосе ее чувствовалось волнение.
— В комнате было совершенно темно, — сказал Хэнк. — Шторы были задернуты, а ночь сегодня безлунная. Питер неслышно проскользнул к окну позади моего кресла, слегка приподнял раму и сел на подоконник. В руке он держал пистолет. Усевшись на подоконник, он опустил окно перед собой так, что рама легла ему на колени, откинулся назад и выстрелил сквозь стекло. Затем он бесшумно поднял окно, слез с подоконника и снова опустил окно, после чего спрятал пистолет и начал на ощупь двигаться по комнате, пока не натолкнулся на тебя. Правда, я не помню, чтобы я слышал какой-нибудь шум от его возни с окном, но ведь нервы у меня были в таком состоянии, что я вряд ли мог бы вообще что-либо заметить.
— Боже мой, Хэнк, и это все, на что ты способен? — Питер рассмеялся с видимым облегчением.
— Что? Что ты хочешь этим…
— Не прерывай меня: теперь моя очередь. Я не прерывал тебя во время твоего представления, но теперь пора и тебе меня послушать. Видишь ли, я знаю, что эту жуткую вечеринку задумал ты. Я знаю, что это ты довел сегодня пятерых моих друзей до смерти. И я знаю, что ты собирался убить меня и Джин.
— Продолжай, Питер! — едва дыша, сказала Джин. Она по-прежнему не отводила от него рапиру, но звучавшая в его голосе торжествующая уверенность несколько успокоила ее.
— Начну сначала. Будь поосторожней с рапирой, Джин. Вначале у меня были сомнения относительно того, мог ли быть хозяином особняка, намеревавшимся всех нас весело перебить, один из участников нашей вечеринки. Ведь я всех их знал и не мог поверить, чтобы кто-то из моих друзей был способен задумать такой кошмар. Но затем в самом начале того, что он называл нашей игрой, я вдруг подумал, что тот, кто решил испытать дьявольский восторг от убийств, не может отказаться от возможности присутствовать здесь и наблюдать за тем, как гибнут его жертвы. Таков склад ума садиста: ему недостаточно знать, что кто-то страдает. Он должен видеть эти страдания, наблюдать за тем, как его жертвы корчатся в агонии. Я не мог понять, каким образом все это происходит, но я знал, что негодяй, скрывающийся за этим ужасным голосом, наверняка находится в одной комнате с нами. Вот почему я настойчиво утверждал, что его тут нет. Я надеялся, что убийца, пытаясь усыпить мое внимание, согласится со мной, но Хэнк поступил умнее: он не задумываясь стал всех уверять, что убийца находится среди нас. Первым прямым подтверждением правильности моей версии о том, что убийца один из нас, был тот факт, что в патио стояли восемь гробов. Если бы убийца действительно собирался уничтожить всех нас, гробов должно было бы быть девять, потому что в этом случае было бы девять трупов, а события сегодняшнего вечера были слишком тщательно спланированы, чтобы оставлять одно из тел без гроба. Очевидно, кто-то собирался уйти отсюда живым, чтобы прислуга засвидетельствовала, что ужин был на восемь персон и в подтверждение их слов было бы найдено восемь мертвых тел. Очевидно также, что человек, который собирался уйти отсюда, был мужчиной. Никто из прислуги не видел нас достаточно близко, чтобы потом официально нас опознать. И вот я стал внимательно следить за тем, не допустит ли убийца какой-нибудь промах. Если бы только я не терял головы, я уже давно понял бы, что за всем этим стоит Хэнк. Но я слишком запаниковал, чтобы вовремя понять это. Хэнк весь вечер выдавал себя, но я очень долго этого не замечал. Но вдруг совсем недавно я понял…
— Что? — вырвалось у Джин.
Хэнк внимательно слушал, и на губах его играла загадочная улыбка.
— Что все это дьявольское представление поставлено Хэнком Абботом! Меня внезапно осенило, что Хэнк был единственным среди нас, кому голос отвечал напрямую. Ты помнишь, Хэнк вскочил с места, изображая приступ страха, и закричал: «Но мы все сидим!» Голос ему тут же ответил: «Сидите не двигаясь, друзья мои». Больше никому из нас он так не отвечал. В тот момент у меня еще не возникло никаких подозрений. О, если бы только они возникли! Именно Хэнк усадил Маргарет в кресло, где был спрятан миниатюрный громкоговоритель. Ты помнишь, когда мы после гибели Осгуда вернулись из патио в дом, как заботливо он подвел тебя к софе и поставил кресла для Сильвии и Маргарет? Хэнк был во Франции с полком майора Чизолма, когда Чизолм так странно погиб в бою, хотя на его участке фронта не было никаких боев. Если Гейлорд Чизолм узнал тогда правду и застрелился, мог узнать об этом и Хэнк. Если бы я только не был так испуган, я мог бы об этом догадаться. Между тем голос продолжал отвечать ему и больше никому из нас. Мои подозрения обрели отчетливую форму, когда Хэнк выстрелил в себя. Тогда ты решила выйти и поискать хозяина особняка в патио. Подумать только: вложить клинок в руку этому негодяю и выйти вместе с ним в темноту! Я сказал, что боюсь выходить из дома, и это было правдой. Именно тогда Хэнк бросился к радиоприемнику с прямым вопросом: «Ну, скажи нам тогда, отчего умер доктор Рид?» Голос немедленно ответил: «Причиной его смерти, друг мой, был выстрел из пистолета». В то время я уже был уверен, что это он, но чтобы окончательно убедиться в своей правоте, я тоже задал вопрос — спросил первое, что пришло мне на ум, но голос ничего не ответил. Вместо этого Хэнк застонал и сказал: «Перестань, мы уже достаточно его наслушались», — или что-то в этом роде. В этот момент я понял, что Хэнк заранее приготовил записи этого жуткого голоса. Тогда я посмотрел на Хэнка и увидел у него на лбу следы порохового ожога, который он ни за что не получил бы, если бы в него стреляли из-за окна. Ты сама стирала порох ему со лба. И вот я уговорил его войти сюда и достал липкий пластырь, который намного лучше подходит для того, чтобы связать преступника, чем носовые платки и разорванные простыни. Хэнк, ну что ты теперь скажешь?