— Я бы с удовольствием послушал. Вы считаете, что он совершил убийство?
— Напротив, я считаю это совершенно невероятным. Инспектор зарделся.
— Не знаю, что у вас на уме, сэр, но если Браун не замешан в убийстве, то мне он неинтересен.
— В это я готов поверить. Вы никогда ничего не видели дальше собственного носа. Мне уже не первый раз приходится говорить, что убийство, видимо, наименее интересная часть всего дела.
— Вы так полагаете, сэр? Надо же! А я вот считал, что убийство как раз составляет все дело.
— Что ж, постарайтесь избавиться от этой ложной идеи. Похоже, я столкнулся кое с чем более значительным, чем кажется на первый взгляд. Все гораздо серьезнее, чем вы думаете.
Инспектор выпрямился на своем стуле.
— Вы что, разыгрываете меня? — возмутился он. — Что это все значит?
Эмберли встал.
— Боюсь, не смогу объяснить вам это, инспектор, — сказал он. — Но полиция, видимо, ничего тут не сделает.
— Хм-м! Может быть, она все-таки попытается?
— Этого-то я и опасаюсь, — в тон ему ответил Эмберли. — Не хочу, чтобы единственное свидетельство было уничтожено.
— Послушайте, сэр! Вы все же кое-что раскопали, иначе вряд ли бы стали так разговаривать.
Эмберли улыбнулся.
— Кое-что, инспектор. Важный ключ, — он сделал паузу и улыбнулся еще шире, — который в теперешних условиях совершенно бесполезен.
— Не могу похвалиться, что я понимаю вас, мистер Эмберли. Мне кажется, что вы говорите чепуху.
— Этого и следовало ожидать, — согласился Эмберли. — И, кроме того, вы мне не доверяете. Теперь скажите, вы собираетесь выделить человека для наблюдения за Брауном или же предпочитаете, чтобы сначала я поговорил с начальником полиции?
— Полагаю, мы можем взять его под наблюдение, если уж вы так настаиваете, — не очень любезно сказал инспектор.
Эмберли кивнул головой.
— Подойдет любой из ваших многообещающих людей. Чем заметней он будет, тем лучше. И еще, инспектор, с Брауна нельзя спускать глаз. Мы с вами увидимся через день или два. Мое почтение полковнику Уотсону. Всего хорошего.
На обратном пути в Верхний Неттлфолд он остановился у железнодорожной станции, чтобы купить газету. Пока он стоял у газетного киоска, к платформе подошел лондонский поезд, прибывший по расписанию в 10.30. Эмберли окинул рассеянным взглядом выходящих из поезда пассажиров.
Из последнего вагона вышел худощавый человек средних лет с двумя чемоданами. Одет он был респектабельно и неброско и походил на старшего слугу аристократического дома. Он сразу же заметил мистера Эмберли и, ища в жилетном кармане билет для предъявления на выходе, незаметно поглядывал на него.
Глаза Эмберли, блуждавшие по лицам пассажиров на платформе, остановились на этом человеке, и их взгляды на мгновение встретились. Человек с чемоданами шел по платформе к турникету. Поравнявшись с Эмберли, он искоса глянул на него. Но мистер Эмберли уже развернул газету, которая скрыла его лицо.
Увидев нового дворецкого Фаунтина, Эмберли подумал, что он как нельзя лучше вписывается в уклад «Мэнора». Это был вежливый человек со скромными карими глазами и лысиной на макушке. С точки зрения Энтони Коркрена, он вполне годился для своей роли, но был, пожалуй, чересчур любезен и услужлив. Энтони считал нормальным его явное стремление ладить с другими слугами, не одобряя лишь знаки дружелюбия к Коллинзу.
Зная мнение Коркрена, Эмберли при первой встрече удостоил нового дворецкого долгим пристальным взглядом. Бейкер вежливо улыбнулся и пошел к двери в гостиную доложить об Эмберли.
Эмберли остановил его.
— Мое имя — Эмберли, — мягко произнес он.
Бейкер метнул на него быстрый взгляд и сказал извиняющимся тоном:
— Да, сэр. Благодарю вас.
— Вы ведь не могли это знать, правда? — еще мягче сказал Эмберли.
— Конечно, сэр. Вы совершенно правы.
Мистер Эмберли неторопливо проследовал за ним в гостиную.
В отличие от Коркрена Фаунтин был в восторге от нового дворецкого. О, этот человек знает свое дело, старается и к тому же со всеми ладит. Возможно, он немного туповат, но идеальных людей не бывает. Даже с Коллинзом он, похоже, нашел общий язык, а это не всякому удавалось.
Поговорив о новом дворецком, Фаунтин поинтересовался, не приехал ли Эмберли с какой-нибудь особой целью. Как выяснилось, специальной цели не было. Эмберли задал Фаунтину два-три незначительных вопроса и собрался уезжать. На вопрос Фаунтина, как продвигается расследование, он лишь неопределенно пожал плечами.
— Я договорился с Фрейзером, чтобы он приставил кого-нибудь следить за Марком Брауном, — сказал Эмберли.
Забавно было видеть, как изменилось лицо Фаунтина, только что выражавшее интерес и уважение. Похоже, он вдруг усомнился в интеллектуальных способностях своего гостя.
Мистер Эмберли усмехнулся.
— Кажется, ваша вера в меня начинает потихоньку развеиваться, не так ли, Фаунтин?
Фаунтин поспешно запротестовал. У Эмберли наверняка есть свои резоны, но все же не будет ли это, так сказать, напрасной тратой времени? Нельзя же серьезно предположить, что Браун может иметь какое-нибудь отношение к убийству Доусона — это просто невероятно!
Мистер Эмберли усмехнулся еще раз и заметил, что мистер Фаунтин не единственный, кого он разочаровал этим первым ходом в игре.
Оставив Фаунтина в полном недоумении, Эмберли сел в машину и направился в Верхний Неттлфолд навестить своего друга сержанта Габбинса.
Если Фрейзер и Фаунтин были явно разочарованы, то сержант, напротив, встретил Эмберли с распростертыми объятиями и заявил, что полностью ему доверяет.
— Я знаю вас, сэр, уже около трех лет, а может, даже дольше, — пустился он в воспоминания. — Два раза я делал вам предупреждения за опасное вождение, три раза штрафовал за стоянку в неположенном месте, и один раз мы вместе принимали участие в расследовании. И поэтому если уж я вас не знаю, то кто же тогда вас знает? Нет, все равно, что бы там кому ни казалось, я говорю: мистер Эмберли наверняка…
— Вы так меня захвалите, сержант, — прервал его Эмберли. — А сами-то вы что думаете по этому поводу?
Сержант приосанился.
— Марк Браун, сэр. А? Что вы скажете? Здесь мы с вами кое-что знаем. Инспектору все это не очень-то нравится. Не по душе ему это. Он тут много распинался о том, что какие-то дилетанты вмешиваются в дела полиции; нет нужды все это пересказывать. Но он не видел, как Альберт Коллинз выходил из «Плющевого коттеджа». — Он сделал паузу и почесал в затылке. — Правда, если уж на то пошло, я тоже этого не видел, но для меня достаточно того, что вы это видели.
Мистер Эмберли спросил, не говорил ли сержант инспектору о визите Коллинза в «Плющевой коттедж». Сержант заговорщицки подмигнул.
— Нет, сэр. Не говорил. Как-то, знаете, не вспомнилось про это.
Эмберли улыбнулся.
— Удобная у вас память. И впредь не нужно рассказывать ему об этом.
— Да, сэр, конечно. Я не буду рассказывать, — заверил он, не сводя с Эмберли своих колючих голубых глаз. — Если бы я видел это своими глазами, то другое дело. Но у меня нет никаких причин пересказывать инспектору всякие слухи.
— Абсолютно никаких, — согласился Эмберли. — Скажите, а парень взят под наблюдение?
— Да, сэр, все в порядке, — ответил сержант. — Наблюдение поручено молодому Такеру. Но если бы меня спросили, я сказал бы, что его с таким же успехом можно было поручить молодому слону — более заметную фигуру найти трудно.
— Это ничего, — произнес Эмберли. — Самое главное, чтобы кто-нибудь ходил за ним по пятам; большего я не желаю.
Сержант кашлянул.
— Я не сомневаюсь, сэр, что у вас на это есть свои основания, — бросил он пробный шар.
— Нет, — искренне ответил Эмберли. — У меня пока только подозрения, которые могут оказаться притянутыми за уши. Слежка за Брауном — это предосторожность, и, возможно, излишняя.
— Мне все же кажется, что это дело весьма любопытное.
— Я тоже так считаю, сержант. Весьма любопытное.
— Но я не думаю, — продолжал сержант, — что этот молодой выпивоха имеет отношение к делу. Кто он такой, сэр, если разобраться? Обыкновенный молодой пьяница. Пожалуй, слишком скандальный для своего возраста. Из вечера в вечер одна и та же картина; он идет в «Голубой дракон», накачивается до одурения и сидит там, пока его не выставят за дверь при закрытии заведения. Мне жаль молодую леди, но, я думаю, почему бы ей не определить его в одну из тех лечебниц, о которых везде пишут, где лечат людей, злоупотребляющих спиртным? Конечно, может быть, там не такое нежное обхождение, к которому он привык, но что делать. Как иначе поступать с этим молодым алкоголиком? Если она думает, что сама справится с ним, то, я считаю, это напрасные надежды. Миссис Джонс, которая прислуживает им в «Плющевом коттедже», говорит, что если что-нибудь втемяшится Брауну в голову, так его не сдержит даже полк солдат.
— Так он каждый вечер посещает «Голубой дракон»? — задумчиво переспросил Эмберли.
— Как часы. Это все знают, и даже старый Уогг, который не раз сиживал за нарушение общественного порядка в пьяном виде, был потрясен тем, как фамильярно обходится с бутылкой такой зеленый юнец.
— Не ведет ли он каких-нибудь разговоров?
— Нет, я не слышал. Если ему задают какой-либо общий вопрос, пытаясь завести разговор, он реагирует на это глупейшим образом, заявляя, что никто ничего у него не выпытает. Я знаю много пьяниц, которые после четвертого или пятого стаканчика держатся так, будто они владеют невероятными секретами, а все якобы пытаются вытянуть из них эти тайны.
— Он так говорит?
— Говорит. Правда, в более кратких выражениях. Он просто сидит и пьет, а если иногда развязывает язык, то просто несет всякую чепуху. Но быстро замолкает; в противном случае мистер Хокинс просто выставляет его за дверь. Поэтому он сидит очень тихо и смотрит безумными глазами куда-то в пространство перед собой. Очень неприятная картина, как я слышал. Я не хочу утверждать, что когда он пьян, то способен пойти и убить кого-нибудь. Наоборот, если бы он сделал это, я был бы очень удивлен. Я удивляюсь даже, как ему удается в таком состоянии добираться до дома, не попадая под машину. А когда он бывает трезв, то превращается в ягненка, который не способен выпустить кишки из кого-либо, то есть, извините за выражение, сэр, совершить убийство. По крайней мере я не могу себе такого представить. Однако я полагаю, сэр, что вы лучше меня знаете, что вам делать. Во всяком случае, от того, что парня взяли под наблюдение, вреда никому не будет.