И он получил то, что хотел. В тот момент, когда машина Эмберли подъехала к двери, шофер Мэттьюза вел Волка с вечерней прогулки. Волк подпрыгнул, чтобы поприветствовать приехавших. Билл не стал дожидаться, пока откроют дверцу. Он сиганул из машины прежде, чем Эмберли успел удержать его. Билл понимал, что находится на территории Волка. Если бы он не встречал Волка прежде, то, конечно, поступил бы в соответствии с собачьим этикетом, который требовал воздерживаться от драк на чужой территории. Но Билл терпеть не мог незаконченных дел.
Поднялась ужасная суматоха. На шум из дома вышел сэр Хэмфри, ставший свидетелем удаления со сцены Волка, который бессильно рычал в объятиях шофера. Сэр Хэмфри приказал запереть этого негодного пса и спросил у жены, где она намерена разместить второе чудовище.
Ширли крепко держала Билла за ошейник. Стараясь придать голосу как можно больше твердости, она попросила извинения, и сэр Хэмфри, вспомнивший свои обязанности хозяина дома, возложил всю вину на Волка.
Ширли, продолжая удерживать Билла, сказала, что хотела бы оставить пса при себе.
Хэмфри был давно и твердо убежден, что большим собакам не место в доме. Он уже собрался было сообщить об этом своей гостье, как вдруг его супруга произнесла:
— Конечно, моя дорогая. Так намного безопасней. Пойдемте наверх. Пусть кто-нибудь найдет для собаки подстилку. Фрэнк, ты всегда так хорошо все находишь. Какой-нибудь коврик. Посмотри-ка в дубовом сундуке.
Она повела Ширли вверх по лестнице, оставив мужа в негодовании. Когда через некоторое время она спустилась вниз, сэр Хэмфри заявил, что чрезвычайно недоволен всем происходящим. Все ведут себя неправильно, особенно Фрэнк. Он постоянно сует нос в дела, которые его не касаются. И вот к чему это привело. Собаки в спальнях. Никто не счел нужным посоветоваться с ним прежде, чем привозить в дом эту молодую даму. А если бы с ним посоветовались, то он категорически возражал бы. Никто ничего не знает об этой девушке, хотя он, естественно, сочувствует ей, но не понимает, почему его жена считает необходимым вмешиваться.
Леди Мэттьюз, совершенно спокойно выслушав эту тираду, легонько похлопала мужа по руке и сказала:
— Все это ужасно, мой дорогой. Но совершенно невозможно было оставить ее одну на ночь в том коттедже.
— И тем не менее я не думаю, что это наше дело, — сказал сэр Хэмфри, несколько смягчившись.
— Совершенно не наше, дорогой. Но, видишь ли, у нее здесь нет никаких друзей. Такая незадача. Очень славная девушка, я уверена. Она мне кого-то напоминает, хотя я не могу вспомнить, кого именно.
— Тебе каждый кого-то напоминает, Марион, — сказал сэр Хэмфри. — Я пошел спать, а ты предупреди ее, чтобы не позволяла собаке забираться на мебель.
Утром к нему вернулась его обычная учтивость, и он оттаял настолько, что предложил Ширли оставаться в «Грейторне» до судебного следствия, после которого, как он предположил, она, видимо, вернется в Лондон. Он даже назвал бультерьера хорошей собакой и дал ему кусок печенки, который Билл принял без колебаний.
Ширли отказалась от предложения. Темные круги у нее под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Она была очень тиха. Леди Мэттьюз больше не уговаривала ее остаться и просила мужа также не настаивать на приглашении.
— Лучше всего предоставить людям делать то, что они сами хотят, — сказала она. — Я попрошу кого-нибудь заказать для вас комнату в «Кабаньей голове», милочка.
Едва они окончили завтрак и вышли из-за стола, как вошел Дженкинс и сообщил, что в библиотеке находится мистер Фаунтин, который прибыл, чтобы поговорить с мистером Эмберли.
Это известие немного испортило хорошее настроение сэра Хэмфри. Он неодобрительно отозвался о людях, которые приходят в неурочное время, и внезапно вспомнил, что его ожидает большая неприятность. На этот день был назначен званый обед.
— Учитывая, что сегодня вечером к нам должны приехать брат и сестра Фаунтины и этот нелепый молодой человек, который живет у них, я совершенно отказываюсь понимать, что за необходимость посещать нас еще и в десять часов утра, — выразил недоумение сэр Хэмфри.
Его недовольный взгляд упал на племянника. Фрэнк сказал с усмешкой:
— Знаю, дядюшка, знаю. Я виноват во всем. Даже в званом обеде.
Не дав дяде времени ответить, Фрэнк удалился в библиотеку.
Фаунтин стоял у окна, глядя на улицу. Когда Эмберли вошел, он повернулся и направился ему навстречу, протягивая руку. Вид у него был очень озабоченный. Он сказал без всяких предисловий:
— Я приехал сюда поговорить с вами о вчерашней трагедии. Я узнал об этом, когда вернулся из города.
— Да? — удивился Эмберли. — Вы имеете в виду то, что Марк Браун свалился в реку? Думаю, половина жителей округа ожидала, что рано или поздно произойдет нечто подобное.
— Но ведь вы установили за ним наблюдение, не так ли?
— Установил. К сожалению, как оказалось, недостаточно пристальное.
Фаунтин с любопытством посмотрел на него.
— Но теперь, когда бедолага мертв, я хотел бы знать, почему вы решили взять его под наблюдение. Я не могу понять этого. Вы полагали, что он имел какое-то отношение к убийству Доусона?
— Когда человек, даже если это пьяный человек, вламывается в незнакомый дом и достает пистолет, я полагаю, что всегда разумно держать его под наблюдением, — ответил Эмберли.
— Понятно, — рассмеялся Фаунтин. — А я-то думал, может быть, вы докопались до какого-то мрачного заговора.
Он снова посерьезнел.
— Послушайте, на самом деле я приехал узнать, каково было участие Коллинза в этом деле? Он, естественно, немного взволнован, поскольку вбил себе в голову, что полиция подозревает его, предполагая, что он столкнул Брауна в реку.
— О нет. Я так не думаю, — ответил Эмберли.
— Что ж, рад это слышать. По-моему, эта мысль абсурдна. Зачем ему сталкивать парня в воду? Он говорит, что пошел за ним в реку, чтобы вытащить его. Я думаю, это правда.
— Меня там не было, — сказал Эмберли. — Но выглядит это правдоподобно. На первый взгляд.
Фаунтин нахмурился.
— Я хочу, чтобы вы были откровенны со мной. — В его голосе послышалось легкое раздражение. — Коллинз состоит у меня на службе, и поэтому я имею право знать правду. Прямо напасть какая-то: сначала застрелили моего дворецкого, а теперь моего камердинера подозревают в том, что он столкнул в воду совершенно не знакомого ему человека. Правда ли, что он пытался спасти его? Конечно, нельзя верить всему, что рассказывают слуги, но, мне кажется, вряд ли он придумал такую историю. Как вы считаете?
— Вряд ли, — сказал Эмберли. — Никто не отрицает, что он вытащил тело на берег и пытался делать искусственное дыхание.
— Что ж, я рад это слышать, — с облегчением произнес Фаунтин. — Я по горло сыт загадочными преступлениями, которые имеют отношение к моим домочадцам, доложу я вам. Все это чертовски неприятно. Так у меня вся прислуга разбежится! Разом. Но отчего Коллинз думает, что полиция подозревает его? Ерунда какая-то. Зачем ему было убивать парня?
— Незачем, насколько я знаю, — ответил Эмберли. — Возможно, полиция считает недостаточно удовлетворительным данное им объяснение его присутствия на месте происшествия.
Об этом Фаунтин, видимо, не задумывался. Он сказал:
— Да, действительно. Как он там оказался? Я забыл спросить его об этом.
Эмберли без комментариев пересказал объяснения, представленные Коллинзом полиции. Фаунтин выслушал с мрачным выражением лица и заметил, что история Коллинза настолько незатейлива, что, возможно, окажется правдивой. Но он не удивлен, что полиция засомневалась.
— Лично я, — сказал он, — не был бы изумлен, если бы узнал, что за этим кроется нечто большее. От прислуги никогда не знаешь, чего ожидать. Всегда что-нибудь скрывают. Я думаю, что между ним и Брауном что-то было. По-моему, они как-то вечером поссорились в «Голубом драконе», и один из них затаил обиду. А когда Браун явился в «Мэнор», чтобы прикончить Коллинза, тот струсил и решил пойти с парнем на мировую.
— Да, — задумчиво сказал Эмберли. — Неплохое объяснение.
Фаунтин был польщен.
— Мне кажется, что скорее всего так оно и было, — проговорил он. — Я только не могу понять, почему полицейские предполагают, что он столкнул Брауна в воду, если они видели, как он его вытаскивал.
Эмберли рассматривал свои ногти.
— Видите ли, — медленно произнес он, — ведь можно сделать и то, и другое. Если ты достаточно умен.
— Боже праведный! — озадаченно сказал Фаунтин. — Какая невероятная, какая ужасная мысль! Нет, Эмберли, как хотите, но это уж слишком! Честное слово, от ваших предположений кровь стынет в жилах!
Эмберли вскинул брови.
— Прошу прощения. Я не хотел вас шокировать. Но я, несомненно, спланировал бы дело именно так.
— Ужаснее не придумаешь! — воскликнул Фаунтин. Он посмотрел на часы. — Я, пожалуй, пойду. Кстати, как его сестра? Джоан говорит, что у него осталась сестра. Как это все кошмарно для бедной девушки.
— Да, — сказал Эмберли. — Она сейчас здесь. Вчера ночью моя тетушка доставила ее сюда.
— Леди Мэттьюз! Что за прекрасная душа! — восхитился Фаунтин. — Настоящая добрая самаритянка. Полагаю, она поживет у вас до судебного следствия, не так ли?
— Она не может вернуться в Лондон до судебного следствия. Тетушка была бы рада, если бы она пожила здесь, но, к сожалению, мисс Браун не хочет оставаться у нас. Очень независимая натура. Я надеюсь, мы с вами еще увидимся на сегодняшнем обеде?
— Да, конечно, жду его с нетерпением, — сказал Фаунтин и откланялся.
Не кто иной, как мистер Эмберли заказал для Ширли комнату в «Кабаньей голове». Он же вызвался отвезти ее туда. Она избегала общения с Эмберли и предпочла бы услуги Лудлоу, но в присутствии леди Мэттьюз и Фелисити не решилась открыто высказать свое пожелание. Ширли достаточно хорошо знала характер мистера Эмберли и понимала, что деликатный намек не произведет никакого эффекта.