— Вы были совершенно правы, мой дорогой, — сказал Фаунтин. — Он звонил своей бабенке! Какая наглость! Спасибо, что сообщили.
В семи милях от этого места мисс Ширли Браун с торжествующим блеском в глазах вышла из телефонной кабины гостиницы «Кабанья голова». К ней подошел швейцар и доложил, что ее хочет видеть джентльмен по фамилии Эмберли. Выражение ее лица сразу изменилось. Она попросила швейцара сказать мистеру Эмберли, что ее нет. Чтобы у швейцара не возникли вопросы, Ширли сказала, что ей нужно срочно выгулять собаку.
Она выждала минут десять, а затем спустилась вниз в сопровождении Билла. Мистер Эмберли уехал, не оставив записки. Со вздохом облегчения, к которому, правда, примешивалась небольшая доля разочарования, Ширли вышла из гостиницы и взяла курс на «Плющевой коттедж», где ей нужно было упаковать вещи Марка.
В пять часов вечера она заперла Билла в своей спальне и вышла из коттеджа в длинном плаще и низко надвинутой фетровой шляпе. Она направилась прямиком на рыночную площадь, где была конечная остановка автобусов, маршруты которых проходили по окружающим город поселкам. Ширли вошла в автобус номер 9, идущий на Лоуборо. Через несколько минут водитель, выполнив функции кондуктора, завел двигатель. Ширли, севшая на первое сиденье за спиной водителя, подалась вперед, чтобы он услышал, и попросила высадить ее у поворота на Нортон. День был облачный. Не успел автобус отъехать далеко, как начался мелкий-мелкий дождь. Стало быстро смеркаться, и пейзаж по обе стороны дороги был серым и печальным. Ширли передернула плечами, представив, как ей придется идти по мокрому полю, и, движимая каким-то внутренним чувством, стала разглядывать пассажиров автобуса. У нее было безотчетное ощущение, что кто-то следит за ней от самой «Кабаньей головы». «Должно быть, расстроились нервы», — подумала она.
Пассажиры в автобусе выглядели вполне обычно. Двое фермеров, говорившие с заметным местным акцентом, обсуждали погоду. Похожий на лесника человек с красным лицом, один занимавший место на двоих, внимательно читал газету «Наши собаки». Кроме них, в автобусе было еще несколько женщин, возвращающихся из города с покупками. На остановках в автобус вошло еще несколько человек, приветствуя сидящих пассажиров. Позади Ширли сидела ирландка. Она рассказывала другой женщине, с интересом слушающей ее, все подробности операции аппендицита, которую перенес кто-то из их общих знакомых.
В первом поселке по пути их следования вышла большая часть пассажиров. Вышел на некоторое время и шофер, которому нужно было доставить посылку в гостиницу. Ширли и человек с красным лицом остались одни. Поскольку неприятное ощущение слежки не покидало Ширли, она искоса поглядывала на краснолицего. Он был погружен в свою газету, и, казалось, молодая женщина совершенно не интересовала его. Отъехав милю от поселка, автобус остановился, и краснолицый вышел у питомника охотничьих собак. Ширли почувствовала себя спокойнее и уже с усмешкой подумала о своем приступе нервозности.
Автобус несколько раз останавливался, чтобы взять пассажиров и один раз — для доставки очередной посылки. Не ожидавшая, что загородный автобус будет ехать так медленно, Ширли вновь стала нервничать и посматривать на часы. Уже почти стемнело, и водитель включил электрическое освещение. По оконным стеклам скатывались дождевые капли. По ногам сильно дуло.
Водитель подъехал к краю дороги и нажал на тормоз.
— Вам выходить, мисс. Дождливая погодка, однако.
Ширли взяла свою сумочку.
— Ужас! — согласилась она. — Вы не скажете, во сколько будет автобус в обратном направлении?
— Я возвращусь через час. — Из ответа водителя можно было заключить, что на линии ходит только один автобус. — Будете брать обратный билет, мисс? Тогда с вас шиллинг.
— Нет, я могу пропустить ваш автобус, — сказала Ширли.
— В таком случае с вас шесть пенсов, мисс.
Она отдала деньги. Водитель потянул за рычаг, открывающий двери. Ширли вышла на дорогу и постояла минутку, глядя, как автобус скрывается за поворотом.
У нее был с собой фонарик, но она не стала его включать: было еще достаточно светло, чтобы различать путь. Она стояла на перекрестке. Стрелка указателя над ее головой показывала на Нортон. Подняв воротник, чтобы хоть как-то защититься от дождя, она быстрым шагом двинулась в нужном направлении.
Дорога была не первоклассной, но в хорошем состоянии. Она вилась между зарослями кустарника, проходила мимо редких домиков и ферм. Два или три раза ее обгоняли велосипедисты, один раз ей навстречу попался пешеход, которого она окинула внимательным взглядом. Характерным голосом сельского жителя он дружелюбно пожелал ей доброго вечера. Она тоже поприветствовала его и прибавила шагу.
Отойдя от шоссе примерно на милю, Ширли увидела огоньки расположенной в лощине деревеньки. Больше на этой дороге никаких населенных пунктов не было. Вглядывающейся в сумерки Ширли казалось, что вокруг ничего нет, кроме полей, угрюмо протянувшихся до самого тускло-серого горизонта. Где-то через полмили после деревушки стали попадаться группы деревьев, постепенно превращаясь в заросли. Ширли почувствовала запах сосновой хвои и различила в сумерках серебристый отблеск березовых стволов. Листья были мокрые, вода капля за каплей стекала на черную, как смоль, дорогу. Вся жизнь, казалось, замерла. Ширли подумала, что, наверное, слишком сыро для кроликов, которые в это время обычно вылезают из нор и отваживаются перебегать дорогу.
Ширли не знала точно, сколько она прошагала. Наверное, мили две. Уже должны были появиться ворота. Немного сердясь на себя и одновременно посмеиваясь над собой, она решила, что ее нервозность вызвана плохой погодой и сумерками. Этому беззвучному дождю, казалось, не будет конца. Ветра не было, листья на деревьях не шевелились. Ширли считала, что все люди, кроме нее, сейчас находятся дома. Однако несколько раз она ловила себя на мысли, что прислушивается, пытаясь уловить… Да она сама толком не знала, какие звуки пытается расслышать. Может быть, шаги или шелест шин по мокрой дороге. Один раз ей показалось, что она слышит вдалеке урчание мотора, но мимо нее никто не проехал, и она подумала, что либо ей послышалось, либо где-то рядом проходит другая дорога.
Вдруг впереди что-то забелело. Подойдя поближе, она увидела ворота, ведущие в рощу, расположенную справа от дороги. Они были полуоткрыты. И за ними открывалась поросшая травой просека. Ширли, немного сомневаясь, стала искать взглядом на потрескавшихся столбах надпись с именем владельца усадьбы.
Немного подумав, она улыбнулась, поняв, что попыталась приписать местным жителям образ мыслей обитателя лондонских окраин. Конечно, на воротах не было никакого имени. Такое здесь не принято. Сельские жители и так знают, кто где живет. Но для приезжих из города такие порядки создают дополнительные трудности.
Чувствуя себя не очень-то уверенно, Ширли прошла еще несколько ярдов. Минут через пять она увидела большие железные ворота и свет в окнах сторожки. Это, несомненно, был «Нортон Мэнор». Ширли повернулась и быстро пошла обратно к просеке.
Деревья были темными и таинственными. Густой подлесок, метровые папоротники. Земля под ногами мокрая и скользкая. В бороздках от колес поблескивала грязная вода. Ширли осторожно продвигалась вперед, пытаясь в сгущающейся темноте разглядеть коттедж. Через несколько шагов дорога раздвоилась. В конце более короткого ответвления Ширли увидела свет и пошла дальше по другому ответвлению.
Она снова почувствовала запах сосны, а через несколько шагов вышла на более открытое место. Почва здесь была песчаной. Ковер из сосновых иголок приглушал шаги Ширли. Дорожка была усыпана шишками. Подлесок кончился. На пути Ширли тонкие деревья одно за другим тянулись ввысь, теряясь в тумане и мраке: на их стволах блестели капельки воды. Тишина была почти пронзительной. Частый и бесшумный дождь, словно одеяло, заглушал все обычные маленькие шорохи леса. Ширли стиснула зубы и, опустив руку в карман, нащупала пистолет.
Дорога сделала поворот, и сразу же довольно далеко впереди показались огни. Ширли подошла к пруду, расположенному в конце широкой аллеи к югу от дома. Вдали горели огоньки. Ширли могла различить на фоне неба очертания «Нортон Мэнора». Показалась лужайка, протянувшаяся до опушки леса.
На берегу пруда стоял павильон классического стиля, чрезвычайно популярного в восемнадцатом веке, выстроенный для украшения вида из южных окон дома. В темноте белый павильон выглядел настоящим призраком.
Ширли почувствовала учащенное биение пульса. Стоявший среди деревьев павильон казался безлюдным, но все же таившим угрозу. Она ощутила инстинктивное желание тихо, на цыпочках уйти прочь. Некоторое время Ширли стояла в тени деревьев, глядя на тихое здание и безуспешно пытаясь отогнать дурное предчувствие.
Была такая тишина, что даже удары сердца казались громкими. Где-то недалеко тишину прорезал крик фазана. Донесся шум крыльев. Ширли вздрогнула и замерла, прислушиваясь. Было тихо. Она с неуверенностью подумала, что, должно быть, фазана спугнула лиса.
Ширли достала из кармана пистолет и взвела его. Звук щелкнувшего затвора немного успокоил ее. Положив палец на предохранитель, она осторожными шагами направилась к павильону.
Дверь была не заперта. Заржавевшая ручка скрипнула, когда Ширли повернула ее. Она толкнула дверь и прижалась к стене. Не было слышно и малейшего звука. Ширли достала из кармана фонарик и зажгла его.
Павильон был пуст. Внутри стояла садовая мебель: плетеные стулья и стол. На них лежало несколько лодочных подушечек с яркими рисунками. Ширли медленно обвела лучом фонарика весь павильон, осветив каждый угол. Затем вошла, закрыв за собой дверь, усилием воли заставила себя сесть на стул и выключить фонарик.
Когда ее глаза привыкли к темноте, она смогла различать контуры вещей, находящихся в павильоне. Тот самый инстинкт, который протестовал против того, чтобы она приближалась к павильону, велел ей подвинуть стул к стене. Продолговатые окна в темноте были серыми. Сквозь них увидеть Ширли снаружи без фонаря было невозможно.