– Вы разговаривали с обвиняемой? – спросил Бергер.
– Да, сэр. Разговаривала.
– Долго?
– Да, сэр.
– Сможете вы рассказать Суду, как это получилось?
– Дело в том, что по натуре я довольно любопытна. У меня общительный характер. Когда я путешествую, мне всегда хочется узнать что–нибудь новое, расширить свой кругозор. Но если я буду просто сидеть и ни с кем не общаться…
– Мы понимаем, – прервал ее окружной прокурор, – но, пожалуйста, давайте не будем уклоняться от темы, миссис Мейнард. Расскажите нам, как случилось…
– Но я об этом и говорю. И, пожалуйста, не перебивайте меня, огрызнулась миссис Мейнард.
В зале раздались смешки, а судья Кейс широко улыбнулся.
– Продолжайте, – смущенно сказал Гамильтон Бергер, – но, если можно, покороче.
– Мы сберегли бы гораздо больше времени, если бы вы не перебивали меня, – отрезала она. – Так на чем я остановилась? Ах, да. Когда я увидела, как эта женщина выходит из машины под густой вуалью, это заинтересовало меня, и я стала за ней наблюдать. Женщина вошла в туалетную комнату и вышла оттуда уже без вуали. Когда мы садились в автобус, я заговорила с ней, а после того, как некоторые пассажиры вышли во Фресно, у меня появилась возможность сесть рядом с ней. Я так и сделала и начала с ней разговаривать. Признаюсь, мне хотелось о ней побольше разузнать, а главное, выяснить, почему она была в густой вуали.
– Вы спросили ее об этом? – осведомился Бергер.
– Пыталась, но не представился случай. Когда я стала задавать ей наводящие вопросы, она сказала мне прямо в глаза, что едет в этом автобусе от самого Лос–Анджелеса, и я подумала: Ах, ты, врунья эдакая. Ты…
– Не важно, что вы подумали, – остановил ее Бергер, но в его тоне явно прозвучало торжество. – Рассказывайте только то, что она вам говорила.
– Я это и делаю. Помнится, я сказала сперва, что не хочу лезть в ее личные дела, но очень любопытна по натуре, а она ответила, мол, это ничего, она совсем не возражает, она даже рада с кем–то поговорить. Она сказала, что до меня с ней рядом сидел мужчина, ехавший из Лос–Анджелеса, и от него так разило спиртным, что ей чуть было не стало дурно. Я спросила: Где же он? Я не заметила его, а она стала оглядываться, будто его ищет, а потом сказала: «Он, наверное, вышел в Бейкерсфилде». Вышел в Бейкерсфилде! Как бы не так! – фыркнула миссис Мейнард. – Его и в автобусе–то не было. Я ведь ехала от самого Лос–Анджелеса и отлично знаю, что никаких пьяных, да и ее самой, в автобусе не было.
– Вы уверены в этом?
– Да, уверена.
– Что еще случилось с вами во время пути?
– Мы сидели с ней и разговаривали, в Стоктоне она вышла, а в автобус вошли двое мужчин. Один из них все добивался, чтобы я сказала, что эта женщина ехала в автобусе от Лос–Анджелеса. Я сразу поняла, что тут что–то нечисто…
– Ваши выводы оставьте при себе, – остановил ее Бергер. – Мы не спрашиваем вас о разговорах, которые происходили в отсутствие обвиняемой. О тех мужчинах тоже не надо сейчас говорить. Вас могут спросить о них позднее, а сейчас скажите, долго ли вы сидели рядом с обвиняемой в автобусе?
– Всю дорогу от Фресно до Стоктона. И почти все время мы с ней разговаривали.
– Вы заметили, как она была одета? – спросил Бергер.
– Я заметила все, что касалось этой женщины, – сказала миссис Мейнард с категоричностью человека, абсолютно уверенного в себе.
– Как же она была одета?
– Довольно скромно, так же, как я. Помню, я даже сказала, что мы с ней одеты похоже, и она ответила, что всегда так скромно одевается в дорогу, но любит, чтобы все было со вкусом. Помню, она похвалила и мой вкус, но при этом намекнула, что я старше, и мне это не понравилось. Я, может быть, и старше ее на год или на два, но уж не настолько, чтобы мне об этом говорили. Наоборот, мне всегда говорят, что я выгляжу моложе своих лет…
– Разумеется, – сказал Гамильтон Бергер и, повернувшись к Мейсону, с насмешливым поклоном предложил: – Не желаете ли приступить к допросу, мистер Мейсон?
– О да, благодарю вас, – сказал Мейсон, поднимаясь со своего места, и с приветливой улыбкой подошел поближе к свидетельнице. – Вы и в самом деле очень моложавы, миссис Мейнард.
– Откуда вы знаете? – огрызнулась миссис Мейнард. – Я же вам еще не говорила, сколько мне лет.
– Да, конечно, – согласился он, улыбаясь. – Но сколько бы вам ни было, выглядите вы хорошо. Я вижу, у вас болят глаза, миссис Мейнард?
– Да, сэр. Что–то попало мне в глаз, и началось воспаление. Приходится теперь носить тугую повязку.
– А почему тугую? – спросил Мейсон.
– Чтобы надевать очки, – пояснила миссис Мейнард. – Если бы повязка была слабая, я не могла бы надеть очки.
– Так–так, – сказал Мейсон. – Стало быть, вы носите очки?
– Да, сэр. Ношу.
– И давно вы их носите?
– Наверное, уже лет десять.
– Вы всегда их носите?
– Нет, сэр.
– Когда же вы их снимаете?
– Когда сплю и когда умываюсь.
В зале раздался смех.
Мейсон подождал, пока смех утихнет.
– Значит, в очках вы лучше видите? – спросил он.
– А что же, по–вашему, я их ношу для того, чтобы выпрямить нос?
Судья Кейс постучал молотком.
– Свидетельница, отвечайте на вопросы по существу, – предупредил он.
– Тогда пусть он спрашивает по существу, – сердито отрезала женщина, обращаясь к судье.
– Продолжайте, мистер Мейсон, – сказал тот, слегка улыбнувшись.
– Вы хорошо видите в очках, миссис Мейнард?
– Конечно.
– А когда снимаете очки?
– Естественно, хуже.
– Вот, например, – сказал Мейсон. – Часы на противоположной стене зала. Можете вы сказать, который на них час?
– Конечно.
– А теперь снимите очки и посмотрите на эти часы. Вы видите стрелки?
– Одну минуту, – прервал его Бергер. – Ваша Честь, я думаю, что Высокий Суд понял, к чему клонит господин адвокат, но у него нет основания задавать подобные вопросы. Сперва нужно доказать, что на свидетельнице не было очков в тот период, о котором она дает показания.
– Но я была в очках, – запротестовала миссис Мейнард. – Я всегда их ношу.
– Я прошу, – сказал Мейсон, – чтобы Высокий Суд все же предоставил мне право получить от свидетельницы ответ на поставленный ей вопрос. Я считаю необходимым удостовериться, насколько хорошо свидетельница видит без очков.
Судья Кейс помедлил и спросил:
– Миссис Мейнард, вы не возражаете, если на время вам придется снять очки?
– Ничуть.
Она сняла очки и, держа их в руке, взглянула на судью.
– А теперь, – повторил Мейсон, – не сможете ли вы сказать нам, который час показывают те часы, что висят на противоположной стене зала?
Свидетельница моргнула незавязанным глазом.
– Если вам угодно знать, то без очков я слепа, как сова. Ах да, я же под присягой. Ну, я, конечно, не хотела сказать, что я слепая, просто без очков я очень плохо вижу. Но в автобусе–то я была в очках. Я их ни разу не сняла от Лос–Анджелеса до Сакраменто.
– Понятно, – сказал Мейсон. – Наденьте, пожалуйста, ваши очки, миссис Мейнард. Раз уж вы так зависите от них, то у вас, я полагаю, есть и запасная пара?
– Это зачем еще?
– Скажем, на случай, если эти разобьются.
– А почему они должны разбиться? – воскликнула она. – Очки не шины. Запасных с собой никто не носит.
– Значит, у вас только одна пара очков?
– Да. Разве этого недостаточно? Если надеть сразу две пары, лучше видеть не будешь. По–моему, даже наоборот.
– Но разве ваши очки никогда не разбивались и не ломались, миссис Мейнард?
– Нет, никогда.
– Значит, ваши очки двадцать второго сентября были в хорошем состоянии?
– Да.
– И это были те же самые очки, которые на вас сейчас?
Свидетельница замялась.
– Те же самые?
– А почему вы решили, что – нет?
– Я ничего не решил, – сказал Мейсон. – Я вас спрашиваю, миссис Мейнард. Это те же самые очки?
– Да.
– Тогда скажите, – задал он вопрос небрежным тоном, – как могло случиться, что двадцатого сентября вы относили эти очки к доктору Карлтону Б.Рэдклиффу, чтобы заменить в них стекла?
Казалось, миссис Мейнард не была бы более потрясена, даже если бы Мейсон ее вдруг ударил.
– Ну же, – сказал Мейсон, – отвечайте на вопрос.
Свидетельница встревоженно оглянулась, будто хотела незаметно сбежать со свидетельского места. Потом облизнула губы и сказала:
– Я относила ему не эти очки.
– Но поскольку у вас нет запасной пары, какие же очки вы относили чинить?
– Минутку, Ваша Честь, – вмешался Бергер, чтобы дать свидетельнице возможность взять себя в руки. – Я думаю, что это нарушает ход допроса. В конце концов, здесь ничего не говорилось об очках свидетельницы…
– Возражение отклоняется, – прервал его судья Кейс, не сводя внимательного взгляда с лица свидетельницы и жестом приглашая окружного прокурора сесть. – Миссис Мейнард, вы можете дать ответ на заданный вам вопрос?
– Почему же нет, конечно, я могу ответить.
– Так отвечайте, пожалуйста.
– Ну… в общем, я думаю, что не должна отчитываться здесь за все свои поступки.
– Вам был задан вопрос, – сказал судья Кейс, – какие очки вы относили к доктору, поскольку нам известно, что запасной пары у вас нет?
– Я отнесла к нему очки моего друга.
– Что это за друг? – спросил Мейсон.
– Я… я… Это вас не касается.
– Вы намерены ответить на вопрос? – спросил Мейсон.
Гамильтон Бергер вскочил с места.
– Ваша Честь, – сказал он. – Я протестую. Это уводит нас в сторону от темы. Свидетельница вполне определенно заявила, что она была в очках в течение всего того периода, о котором она дает показания. Господин адвокат сперва пытался нам продемонстрировать, что случилось бы, если бы очков на ней не было. А теперь он намерен увести нас еще дальше в сторону.
– Я это сделал, чтобы доказать, что в интересующий нас период на свидетельнице не было очков, – сказал Мейсон.