Я вывернул пачку с сигаретами наизнанку — она была пуста. Я взял другую, распечатал ее, высыпал из пепельницы окурки в корзину для бумаг и принялся уничтожать эту новую пачку.
Кристиан рассуждает с точки зрения врача. Это очень существенно. Так кто же и что сказал?
Моя мать! Наша с Кристианом родная мать!
И вдруг, сопоставив то, что сказала моя мать, с тем, что сказал еще кое–кто, я подумал о фрёкен Лунде. Она тоже кое–что сказала. На первый взгляд совершенно незначащие слова. Но в них была правда.
Слова матери заронили во мне подозрение.
Слова фрёкен Лунде натолкнули меня на догадку!
Я посмотрел на часы. Было далеко за полночь. Мне хотелось поговорить с Кристианом — и немедля.
И тут вдруг я понял: я должен проделать опыт. Ведь теперь я знаю, что подозревает Кристиан.
Но для этого опыта у меня должна быть совершенно ясная голова. А я внезапно почувствовал, что смертельно устал. Ведь я не спал всю прошлую ночь. Придется подождать до утра.
Я опустил штору на закрытом окне. Подошел к двери и проверил, хорошо ли она заперта. Еще раз убедился в том, что она заперта изнутри мною самим.
Потом я лег в постель.
Подозрение и догадка сверлили мой мозг.
Я должен был как–то увязать одно с другим.
В конце концов я все–таки уснул.
Кристиан делает обход в Уллеволской больнице.
Я прождал два часа и позвонил снова.
Кристиан читает лекции студентам.
Я подождал еще два часа.
Кристиан принимает пациентов, Я подождал еще.
Кристиан уехал к больным.
Мне казалось, что я теряю рассудок. Не могу же я целый день названивать в Уллеволскую больницу и вызывать заведующего третьим терапевтическим отделением. Не помню уж, сколько раз я звонил, и не знаю, кто из домочадцев слышал, как я звоню.
Будь что будет. Отступить я не мог.
Когда я позвонил в последний раз — уже после обеда, мне ответили, что Кристиан работает у себя в кабинете.
Я ворвался к нему в кабинет.
— Ты забыл надеть галстук, — сказал Кристиан.
Я схватился за воротник — галстука не было.
— Стало быть, я так хожу с самого утра, — сказал я.
— Ради всех святых, Мартин, что с тобой? У тебя совершенно безумный вид!
— Можешь дать мне чашку чаю? — спросил я.
— Чаю?
— Да, и притом очень сладкого.
Кристиан больше не задавал вопросов. Он просто на мгновение куда–то исчез.
— Через пять минут будет чай, — сообщил он. — Сестра удивилась, потому что я обычно пью кофе.
— Чай будешь пить не ты, а я.
Я сел.
— Где у тебя шкаф с лекарствами, Кристиан?
Он снова посмотрел на меня. Уж не решил ли он, что я всерьез потерял рассудок?
— У меня в кабинете нет шкафа. Он стоит в комнате дежурной сестры. У нее же хранится ключ.
— Я хочу взглянуть на шкаф, — сказал я. — И сейчас же.
Должно быть, в моем лице было что–то необычное, потому что Кристиан немедля встал. Я вышел следом за ним. Дежурная сестра сидела за маленьким столиком и что–то вписывала в журнал.
— Где шкаф? — спросил я.
— Вот он.
Это был самый обыкновенный белый шкаф. Примерно метр в высоту и столько же в ширину. Шкаф был заперт.
— Отопри его.
Впервые в жизни я верховодил братом. Не знаю, какой у меня при этом был вид. И не знаю, что при этом думал Кристиан.
— Будьте добры, сестра, отоприте шкаф.
Она встала, вынула из кармана связку ключей, отперла шкаф и открыла дверцу.
На полках аккуратными рядами стояли пузырьки и бутылки, Я окинул их взглядом — не то. Но внутри шкафа был еще один шкафчик, поменьше, он тоже был заперт.
— Откройте его, — сказал я.
Сестра отперла шкафчик, открыла маленькую дверцу.
Я пробежал глазами все этикетки на пузырьках, бутылках и коробочках.
— Этот, — сказал я, ткнув пальцем в один из пузырьков. — Достань его, Кристиан.
Тут наши глаза встретились. И я понял, что правильно угадал ход его мыслей.
Он вынул пузырек.
— Заприте шкафчик, сестра, — сказал я. — Пузырек понадобится мне всего на пять минут.
Сестра заперла оба шкафа. За все время она не проронила ни слова.
Мы вернулись в кабинет Кристиана — там на маленьком подносе уже стояли чашка чаю и сахарница с песком.
Я положил в чашку четыре, а может, и пять ложечек сахарного песку и тщательно размешал.
— Дай мне пузырек, Кристиан.
Он протянул мне пузырек.
— Какая доза опасна, Кристиан?
— Опасна?.. Она, собственно, неопасна. В общем, я думаю, пяти таблеток будет достаточно.
Он понял, какое подозрение у меня родилось, а я понял, что он все время подозревал.
Я вынул из пузырька пробку, взял пять таблеток, бросил их в чай и размешал.
Кристиан не сводил с меня глаз. Казалось, будто он под гипнозом.
Прежде чем он опомнился, я взял чашку и осушил ее двумя большими глотками. Но я успел распробовать вкус этих двух глотков.
— Мартин!..
Я вынул из кармана пачку сигарет, извлек из нее одну и закурил. Рука у меня не дрогнула. Потом протянул пачку Кристиану. Он тоже взял сигарету. Я следил за его рукой. Она дрожала.
— Что… что ты хотел выяснить, Мартин?
— Я хотел выяснить, дают ли таблетки привкус.
— Понимаю. Как я сам не догадался!.. Ну и что? Есть у них привкус?
— Никакого, — ответил я. — Я почувствовал только вкус чая.
Слышно было, как в кабинете Кристиана тикают часы.
— Как ты додумался до этого, Мартин?
— Ты спросил меня, не обронил ли кто–нибудь каких–нибудь на первый взгляд незначащих слов. И я вспомнил слова матери. Она рассказывала об отце. О том, как он безропотно принимал свои таблетки… Иной раз она даже забывала, что он болен…
— Верно, — сказал Кристиан.
Он внимательно смотрел на меня.
— Теперь ты должен быть осторожен, Мартин.
— Знаю. Я знаю, чего мне нельзя. Например, выбивать локтем стекло. Или порезаться во время бритья. Как долго действуют таблетки?
— Два дня.
На письменном столе Кристиана зазвонил телефон. Брат снял трубку.
— Слушаю. Да, Понимаю. Мартин у меня. Хорошо.
Я спокойно сидел и курил. Кристиан положил трубку.
— Это Карл–Юрген. Ему только что позвонил сержант Эвьен. Сержант просил, чтобы мы немедленно приехали… Говорит, «что–то происходит». Карл–Юрген заедет за нами.
— Происходит? Или произошло?
— Он сказал — происходит.
У входа в третье терапевтическое отделение Уллеволской больницы стояла большая черная машина. На щитке, укрепленном на крыше, крупными буквами было написано: «Полиция». Позади щитка вращался и мигал синий огонек. Мотор не выключали.
За рулем сидел сержант в полицейской форме. Рядом с ним Карл–Юрген Халл. Мы с Кристианом поместились на заднем сиденье.
Сначала я удивился, почему Карл–Юрген приехал не в своей собственной, а в большой черной полицейской машине, но вскоре сообразил почему. Ему нужна была сирена, Но неужто и в самом деле надо было так спешить? Впрочем, тем лучше — я и сам не мог дождаться минуты, когда мы окажемся на месте.
Сирена пошла в ход, едва мы отъехали от больницы. Водители уступали нам дорогу, стрелка спидометра колебалась между 60 и 80 километрами все время, пока мы двигались по улицам города.
Миновали Киркевай, справа осталась Блиндервай. Когда въехали на Холменвай, стрелка спидометра подскочила к 90 километрам. Пересекли Трокка и стали подниматься на Грессбанен. Когда Грессбанен осталась позади, сирену выключили, Но в боковом стекле я видел отражение синего огонька на крыше нашей машины — он по–прежнему вращался и мигал. Только когда проехали Бессерюд, синий огонек погас. Но ехали мы все с той же бешеной скоростью.
Шофер в полицейской форме затормозил перед самым входом в угрюмый дом полковника Лунде, и мы трое — Кристиан, Карл–Юрген и я—одним прыжком выскочили из машины.
В дверях стоял сержант Эвьен.
— Тише, — сказал он.
Мы вошли в холл.
— Слушайте, — сказал сержант Эвьен.
И мы вчетвером, точно каменные изваяния, застыли у входа и стали прислушиваться.
…Неситесь шибче, огненные кони,
К вечерней цели! Если б Фаэтон
Был вам возницей, вы б давно домчались…
— «Ромео и Джульетта», — прошептал я, — третий акт, явление второе… Кто это читает, черт возьми?
«Голос»!
По моей спине пробежал холодок, в затылке закололо.
— Это тот самый «голос», — прошептал я. — «Голос», о котором говорил каменотес… я уверен, что это он… надо найти каменотеса. Черт возьми… Как быть?.. Позвонить неоткуда… Я поеду за ним. Нет, лучше ты, Карл–Юрген — скажи, что ты из полиции…
Это был удивительный, завораживающий голос. Только звучал он как–то неестественно. Каменотес был прав — это мог быть либо высокий мужской, либо низкий женский голос.
— Поезжай скорее, Карл–Юрген! Скажи, что ты из полиции…
— А я в самом деле из полиции, — прошептал Карл–Юрген в ответ. — И машина у меня радиофицирована. Лишь бы только поблизости от Майорстюэн оказался полицейский патруль и твой каменотес был дома…
Карл–Юрген вышел. Вышел совершенно бесшумно. А я, кажется, начал мысленно творить молитву, чтобы поблизости от Майорстюэн оказался полицейский патруль и каменотес был дома.
Карл–Юрген пропадал целую вечность.
— Полицейский патруль откликнулся, — сообщил он. — Если нам повезет, каменотес будет здесь через десять минут.
— А сирена? — спросил Кристиан.
— Они ее заблаговременно выключат.
Сержант Эвьен снова вышел, чтобы занять свой пост у входа. По–моему, он даже не закрыл входную дверь.
А мы с Карлом–Юргеном и Кристианом продолжали стоять у двери в гостиную полковника Лунде. Опять прошла целая вечность. А может, это и были те самые десять минут?
И тут я услышал, как совершенно бесшумно к дому подъехала машина.
Сержант Эвьен вернулся. За ним шел каменотес.
Объясняться было некогда.
— Слушайте, — сказал я.
Каменотес прислушался.
…Но вот и няня
С вестями от Ромео, а тогда