В печати ничего не упоминалось о лоскуте из куртки Мэттью Бирча, обнаруженном в машине, которая сбила Пита Дроссоса. Полиция умалчивала об этом.
Вулф позвонил нашему адвокату Натаниэлю Паркеру и велел ему подготовить необходимые бумаги на тот случай, если Мэддокс попытается выполнить свою угрозу и потребует вернуть десять тысяч.
В течение дня звонили трое репортеров, а двое вертелись у нас на крыльце, но дальше им проникнуть не удалось. Журналистам очень не понравилось, что «Газетт» предоставлено исключительное право на получение сведений о ходе расследования Ниро Вулфом убийства. Я лишь выразил им свое сочувствие.
Я позвонил Лону Коэну из «Газетт», и мы договорились о встрече.
Во второй половине дня я пришел в редакцию за фотографиями некоторых лиц, интересующих нас и сказал Лону, что не прочь получить от него всю не опубликованную по тем или иным причинам информацию, а он ответил, что сам не возражал бы располагать ею. Лон утверждал, что их газета напечатала все им известное, хотя, конечно, имеются еще кое–какие сплетни вроде того, что миссис Горан однажды запустила в миссис Фромм шейкером для коктейлей и что владелец одной фирмы, занимающейся импортом уговорил Винсента Липскомба напечатать статью о необходимости снижения США таможенных пошлин, оплатив ему за это поездку в Европу. Подобные новости не показались мне заслуживающими того, чтобы сломя голову мчаться домой. К тому же мне предстояло выполнить еще несколько поручений Вулфа. Для раздачи фотографий я встретился с Солом Пензером в здании газеты «Нью–Йорк Таймс», где он штудировал все данные о перемещенных лицах и АСПОПЕЛ; рандеву с Орри Кэтером состоялось в баре на Лексингтон–авеню, где наш красавчик поведал мне, что его должник играет в гольф в Ван Кортленд–парке, но с ним можно встретиться позднее, с Фредом Даркином мы свиделись в ресторанчике на Бродвее, где Фред был с семьей, потому что по воскресеньям обед для взрослых стоил там лишь доллар восемьдесят пять центов, а для детей — доллар пятнадцать.
Прежде чем вернуться домой на Тридцать пятую улицу, я рискнул проявить инициативу. В свое время я оказал большую услугу одному офицеру нью–йоркской полиции. Если бы я выполнил свой долг, как гражданин и частный детектив, он был бы серьезно наказан и до сих пор торчал бы в тюрьме, но… обстоятельства бывают всякие. Этот человек в свое время дал мне понять, что согласится даже подержать мой пиджак и шляпу, если я ввяжусь в какую–нибудь драку, но я ни разу ни о чем не просил его. Однако сейчас я подумал, почему бы, черт возьми, не дать ему возможность отплатить мне добром за добро. Я позвонил ему, и мы встретились.
Я дал ему пять минут на то, чтобы сообщить мне, кто убил миссис Фромм. Он ответил, что, судя по ходу расследования, сейчас нельзя гарантировать, что это будет выяснено и через пять лет. Я спросил, не основывается ли его пессимизм на последних рапортах, и он ответил утвердительно. Я сказал, что выяснил все, что хотел знать, что снимаю предложение о пяти минутах, но буду признателен, если он своевременно проинформирует меня о том, что до выяснения имени убийцы остается не пять лет, а пять часов.
—О чем?— переспросил он с недоумением.
—О том, что расследование почти закончено, и я могу посоветовать мистеру Вулфу нырнуть в укрытие. Вот и все.
—Он слишком толст, чтобы нырять куда–то.
—Но я–то не толст.
—Хорошо, договорились. Это все?
—Абсолютно все.
—А я–то думал, что вы потребуете у меня голову Роуклиффа с яблоком во рту.
Я вернулся домой и сказал Вулфу:
—Не волнуйтесь. Фараоны играют в прятки. Хотя они и знают больше нас, но также еще далеки от ответа.
—Откуда ты знаешь?
—Мне нагадала цыганка, однако это свежие, точные, абсолютно конфиденциальные сведения… Я встретился с нашими ребятами и передал им фотографии. Хотите услышать о несущественных данных?
—Нет.
—Какие–либо указания?
—Нет.
—Никакой программы для меня на завтра?
—Нет.
Утром в понедельник меня ждал маленький сюрприз. Вулф никогда не спускается в кабинет ранее одиннадцати. Прежде чем снизойти сюда, после завтрака он поднимается на лифте в оранжерею под крышей и два часа возится там с орхидеями. По утрам для связи со мною он пользуется только домашним телефоном, если не произойдет что–нибудь особенное. Очевидно, это утро было особенное, так как после того, как Фриц подал Вулфу завтрак и вернулся на кухню, он торжественно возвестил:
—Тебя призывают наверх.
Я не спеша просмотрел утреннюю газету, в которой не было ничего, что противоречило бы сообщению моей «цыганки», допил кофе, поднялся по лестнице, постучал и вошел. В дождливые или даже в пасмурные утра Вулф завтракает в постели, предварительно отбросив к ногам черное шелковое покрывало, чтобы не испачкать его. Когда утро ясное и солнечное, Фриц по его распоряжению ставит поднос на столик у окна. На этот раз утро было солнечным, и именно поэтому я получил возможность насладиться зрелищем босого, с взлохмаченной головой Вулфа в ослепительно сиявшей под лучами солнца желтой пижаме, на пошив которой пошло не меньше пары акров ткани.
Мы обменялись приветствиями, и он велел мне сесть. На тарелке у него уже ничего не оставалось, но он еще не покончил с кофе.
—У меня есть для тебя указания,— сообщил он.
—Да? А я намеревался поехать в банк с чеком миссис Фромм.
—Пожалуйста. После банка займешься моими поручениями. Дома тебя, вероятно, не будет весь день. Скажи, чтобы Фриц отвечал на телефонные звонки и принял необходимые меры предосторожности на случай прихода посетителей. Время от времени докладывай мне по телефону.
—Похороны в два часа дня.
—Знаю. Можешь заехать домой поесть. А теперь вот что нужно сделать.
Вулф дал мне указания, на что потребовалось четыре минуты. Затем спросил, есть ли у меня вопросы.
—Только один,— хмуро ответил я.— Указания–то мне ясны, но что, собственно говоря, я должен выяснить?
—Ничего.
—В таком случае, очевидно, я с этим и вернусь.
—Именно этого я и жду,— согласился Вулф, отпивая кофе.— Ты будоражишь их, только и всего. Ты выпускаешь на свободу тигра в толпе… нет, пожалуй, это слишком громко. Скажем, мышь. Как они воспримут это? Обратится ли кто–либо из них в полицию, и если да — кто именно?
Я кивнул.
—Конечно, некоторые возможности тут есть, однако мне все же хотелось бы знать: должен ли я пытаться узнать что–либо конкретное?
—Нет, ничего,— ответил Вулф, протягивая руку к кофейнику.
Я спустился в кабинет. В ящике моего письменного стола лежит коллекция визитных карточек различных типов с разными надписями на все случаи жизни. Я взял шесть штук с напечатанной выпуклым шрифтом моей фамилией в центре и словами «Представитель Ниро Вулфа» в уголке и на каждой написал чернилами под своей фамилией: «Для обсуждения всего сказанного мистеру Вулфу в пятницу миссис Фромм». Сунув карточки в бумажник, чек и чековую книжку в карман, а пистолет в кобуру под мышкой, я ушел из дома во всеоружии.
Стояло чудесное майское утро. Я с удовольствием прогулялся до банка, а оттуда взял такси на Шестьдесят восьмую улицу. Особняк покойной миллионерши в день ее похорон выглядел спокойнее, чем в субботу. Если бы не скучающий полицейский в форме на тротуаре да кусок траурного крепа на двери, никто бы не заподозрил неладного. Полицейский узнал меня, но остановил, как только я направился к входу.
—Вам нужно здесь что–нибудь?
—Да, нужно.
—Вы Арчи Гудвин! Что вы хотите?
—Я хочу позвонить, передать Пекэму мою визитную карточку для вручения мисс Эстей, войти, быть проведенным к ней, затем начать беседовать и…
—Да, вы и в самом деле Гудвин.
Никакого ответа на это не требовалось. Полицейский тоже умолк, я прошел мимо него и позвонил. Дверь тотчас же открыл Пекэм. Мой приход ошеломил его. Вместо того чтобы смотреть мне в глаза, как полагается каждому порядочному дворецкому, он с нескрываемым замешательством принялся рассматривать мой коричневый костюм и такого же цвета полосатую сорочку, галстук и башмаки. Правда, ради справедливости следует помнить, что ведь это был день похорон.
—Могу я видеть мисс Эстей?— спросил я, вручая визитную карточку.
Пекэм впустил меня, хотя выражение его лица не изменилось: смотрел как на ненормального. Он никуда меня не провел, а, попросив подождать в холле, исчез за дверью кабинета. Послышались тихие голоса, и Пекэм вышел оттуда.
—Пожалуйста, мистер Гудвин.
Он посторонился, и я вошел в кабинет. Джин Эстей сидела за столом, держа в руке мою визитную карточку. Не удосуживаясь даже поздороваться, она резко предложила:
—Закройте за собой дверь.
Я так и сделал и посмотрел на нее.
—Вы же помните, мистер Гудвин, что я сказала вам в субботу,— заявила она, не сводя с меня зеленовато–карих глаз, под которыми виднелись метки не то от недостатка сна, не то от избытка, и хотя я по–прежнему назвал бы ее хорошенькой, она выглядела так, словно после нашей последней встречи прошло два года, а не два дня.
Я подошел к креслу около стола и сел.
—Вы имеете в виду просьбу полиции повидать Ниро Вулфа и поговорить с ним?
—Да.
—Ну и что же?
—Да ничего… и если мистер Вулф все еще хочет повидаться со мной… пожалуй, я могу зайти к нему… Я не уверена… нет, определенно, я не передам полицейским то, что мне скажет мистер Вулф. По–моему, полицейские совершенно беспомощны. Прошло пятьдесят девять часов, то есть более двух суток, после убийства миссис Фромм, но они еще ничего не выяснили.
Я должен был принять немедленное решение. Судя по ее настроению, я, видимо, мог отвезти ее сейчас к Вулфу, но согласится ли тот принять ее? Что он предпочел бы: чтобы я привез ее или поступил в соответствии с его указаниями? Не знаю, какое решение я принял бы, если бы затеял дискуссию сам с собой, но из–за полного отсутствия времени мне пришлось мысленно проголосовать за последнее.
—Я, разумеется, доложу мистеру Вулфу,